©    Марк Лотарёв, 2005

Все права на роман "Лунный фавн" принадлежат автору. Любое использование текста романа или частей текста возможно только с разрешения автора.

На предыдущую

ЗОЛОТОЕ РУНО

           Едва лифт трогается, я бесшумно срываюсь с места. Кабина со скрежетом уходит вниз. Мгновенно заперев дверь (на мобилку уже нет времени), я несусь по лестнице вслед за лифтом. Что мне стоит обогнать наш неповоротливый лифт, да еще сбегая вниз по ступеням! На пятом этаже я уже впереди. В подъезде пусто и тихо (если не считать полязгивания лифта). У лестничной площадки перед первым этажом я останавливаюсь. Одновременно с громыханием раскрывающихся дверей лифта, кто-то шумно входит в подъезд. Но не успевает мужик крикнуть: "Подождите!", как двери лифта, едва раскрывшись, закрываются снова, и кабина трогается наверх. Однако, я получаю фору. Пробежав пару этажей, слышу, как внизу мужик с руганью влепляет рукой по закрытым дверям лифта. Обитаем все-таки наш подъезд!
           Кабина останавливается на пятом этаже. Черт, никак не могу вспомнить, кто живет в двух квартирах: по центру и справа сбоку. Лязг открывающихся дверей, быстрый шелест легких кроссовок мимо лестницы.
           Убедившись, что блондинка за углом, неслышно несусь вниз по ступенькам. Слышу, как в двери поворачивается ключ. Быстрее, Мена! По-моему, это квартира одинокой бабульки (никак не вспомню, как ее зовут). Что-то я ее давно не видел. Она-то тут каким боком?
           Дверь открывается, девушка делает шаг внутрь. Схватившись рукой за перила, на полном ходу сворачиваю на квартирную площадку и в последний момент успеваю подставить руку и ногу под дверь.
           Я словно воочию вижу Ольгу. Ничего не понимая, она чувствует неожиданное сопротивление двери, нажимает, но дверь вдруг начинает оттеснять ее в квартиру. Мгновенный испуг, растерянность, короткая борьба. Нажав плечом, я втискиваюсь в дверь, и наши глаза встречаются. Мать моя, какая ненависть вспыхивает в ее чудесных очах! Хвала богам, она не Медуза Горгона, а то мое окаменевшее тело навсегда замуровало бы вход.
           Последний, отчаянный рывок, но мой ответ куда сильнее. Дверь только вырывается из нежных рук девушки и распахивается настежь. На всякий случай резко толкаю Ольгу подальше в коридор. Захлопнув дверь, дважды поворачиваю кружок замка. И тут великолепная красотка бросается на меня, как дикая кошка. Словно я хладнокровный варвар, пришедший ее убить.
           О боги, сколько в ней энергии! Я борюсь с ней с таким же азартом, с каким в детстве боролся с Аллочкой из параллельного класса, когда, будучи второклассником, нападал на нее в подъезде, стремясь стащить с нее трусики. Незабываемая возня! Как я старался успеть в те считанные мгновенья, пока на ее визг не вышли соседи.
           Только теперь я скорее в роли Аллочки и, отчаянно обороняясь, теряюсь в догадках: что со мной хочет сделать эта девушка? Выцарапать мне глаза? Впиться в меня зубами? Завладеть моим пистолетом?
           Она вся раскраснелась. О боги, как ей это идет! Не могу понять: почему на меня не накатывает? Я прижат к двери, но зато крепко держу оба очаровательных запястья. На руках у меня кровь, блондинка пустила в ход ногти. По-моему, я добрался до денег. Не в силах вырваться, Ольга бьет коленом мне в пах, но я вовремя подставляю бедро. Это уж слишком! Рывком разворачиваю девушку спиной к себе, попутно завернув ей за спину руку. Когда я этому научился? Додумать не успеваю, она въехала пяткой мне в голень. Счастье, что на ней мягкие кроссовки.
           Не обращая внимания на отчаянные удары, решительно завладеваю второй рукой Ольги, свожу ей руки за спиной вместе и на пару секунд сжимаю их одной правой. С космической скоростью выдергиваю из кармана браслеты, защелкиваю одно за другим кольца и отталкиваю ее подальше. Уф-ф!
           Слегка врезавшись в стену, Ольга разворачивается для новой атаки, дергает руками и вдруг понимает, что попалась бесповоротно. Целую неповторимую вечность мы стоим напротив друг друга. Ольга тяжело дышит, лицо ее пунцово. В голубых глазах такой вихрь чувств, что хватило бы на сотню видеоклипов. Да я и сам разгорячен, как взмыленный жеребец.
           Вдруг она устремляется к деревянной полке для обуви, изо всех сил бьет ее ногой, еще раз, еще и отчаянно плачет. Плачет – мягко сказано, с ней натуральная истерика. Одни боги видят, как мне ее жаль. Она столько вытерпела ради этих денег!
           Я обнимаю вздрагивающую девушку, и она покорно рыдает у меня на груди. А я уже всеми губами сцеловываю этот неожиданный ливень с голубого небосклона. Она пытается что-то сказать, но не в силах вымолвить слово. Богами клянусь, я бы тотчас ее расковал, будь я уверен, что атака не повторится.
           Я шепчу ей такие нежные слова, каких еще никому никогда не говорил. Сам не знаю, откуда они берутся. И мысленно клянусь, что не стану отбирать у нее деньги. По крайней мере, ту половину, что обещал ей Толян.
           – Не смотри на меня, я некрасивая, – все еще всхлипывая, произносит она.
           – Ерунда, – говорю я сущую правду. – Ты прекрасна как никогда.
           – Пусти, я умоюсь, – она дергает руками, забыв про оковы.
           – Я тебя хочу, – говорю я.
           – Только я умоюсь, – шмыгает она носом.
           Понятное дело. До самой глубины заглянув в голубые глаза, я говорю:
           – Повернись, – и, достав ключ, отмыкаю браслеты.
           Ольга тут же уходит в ванную и запирается на задвижку. Черт, а мне что теперь делать? Ждать?!
           Единственное, что мне остается – осмотреться. Квартира у бабульки однокомнатная, так что из коридора ведут только три двери: в санузел, на кухню и в комнату. Бедная квартирка. Слева от входной двери – старая полка для обуви. От Ольгиных ударов из нее вывалились стоптанные красные тапочки. Над полкой – вешалка на стене в стиле социализма, старательно задернутая выцветшей занавеской, и рядом с ней, в углу – складная лестница с красными ступеньками. На стене справа – овальное зеркало в пластмассовой оправе. Совершенно не хочется в него заглядывать. Просто фантастика!
           Честное слово, мне сразу становится жаль одинокую пенсионерку. И я тут же вспоминаю, что в детстве, в смысле – в моем детстве, она жила не одна, а с мужем, и вспоминаю, как его хоронили. Несмотря на всё мое желание, мне становится грустно. Я смотрю на дверь ванной, но оттуда слышится только шум хлещущей воды.
           Побеждает любопытство. Где-то тут наверняка спрятаны деньги! Я никогда не видел триста тысяч долларов в пачках купюрами по двадцать и пятьдесят грин.
           Первым делом я почему-то заглядываю на кухню. Она подстать прихожей. Полное впечатление, что здесь давно не живут. Может быть, бабулька просто сдала квартиру Ольге? Ну и совпадения, однако! Кухонный стол, три табуретки, радиоточка на стене, столик у плиты. Все абсолютно голо. Открыв дверцу, я заглядываю в старый белый кухонный шкаф-горку. Несколько кастрюль, две сковородки, большая железная кружка, столетний пакетик с перцем... Холодильник – вообще отключен, и в нем – только затхлый запах. Никаких грин.
           В ванной по-прежнему хлещет вода. Захожу в единственную комнату. Вместо кровати в ней – старый зеленый диван. Зато он залит солнцем! Сойдет. На полу – первозданный технический линолеум болотной расцветки, тот, что и у нас когда-то был. В углу у окна – советский цветной телевизор на тумбе, а на нем – первый спутник Земли, взвившийся к потолку с потускневшего пластмассового пьедестала. Шифоньер, книжный шкаф с полками за стеклом. Прикольно: перед книгами на полках стоят парадные чашки на блюдцах. Квадратный стол в углу покрыт скатертью с вышивкой. А что, очень даже классно! Тем более, на скатерти стоит такой телефон, что просто улет. Черный дисковый ветеран, наверное, современник коммунистических кабинетов. Причем, стоит на такой классной плетеной подстилке.
           Быстро проверяю шифоньер, тумбу под телеком, нижнее отделение книжного шкафа, даже в диван заглядываю. В диване аккуратно сложено постельное белье. Прямо сердце щемит от этой бабульки. Никаких грин.
           За дверью ванной по-прежнему шумит вода. Долго мне еще ждать? Чертова Ольга, я уже сто раз мог спереть все ее деньги. Если бы нашел.
           А может, их здесь нет? – останавливаюсь я вдруг. Так бы она меня тут и оставила наедине с деньгами. Может, они у нее в ванной? А что, усыпит пылкого юношу шумом водопада, любопытный юноша отвлечется от любовных предвкушений, начнет искать клад, покинет свой пост у двери, и тут коварная нимфа выскочит из грота, рванет к выходу и запрет глупого юношу в квартире. (Я ведь и не подумал забрать у нее ключ.) А ключ сломает в замке, – как Линда Хемильтон во втором "Терминаторе". А что, – я уже испытал на себе всю силу, какую могут придать девушке триста тысяч гринов.
           Буду стеречь ее у входа, как Цербер, – решаю я и, вернувшись в прихожую, усаживаюсь на пол у входной двери, скрестив ноги по-турецки. Очень вовремя. Едва я касаюсь затылком дверной обивки, как дверь ванной стремительно распахивается, и в коридор врывается Ольга. В руке у нее пистолет. Ничего себе, возлегли!
           Нацелившись в сторону комнаты, она только потом замечает меня и двумя руками направляет в меня ствол. Тоже мне, секретный агент Никита. Но я так восхищен ее действиями, что все еще сижу, когда наши взгляды встречаются.
           – Сидеть! Лицом к двери! Быстро! – отчаянно выкрикивает она.
           Неужели она готова в меня выстрелить?
           Вода в ванной хлещет натуральным водопадом. Может, я бы и выполнил ее команду, если бы знал, как, продолжая сидеть, быстро развернуться лицом к двери, в которую упираешься спиной. Я вдруг чувствую такую легкость, что готов полететь.
           Кажется, Ольга в замешательстве. Пальцы на рукояти побелели, голубые глаза бегают, не зная, за что зацепиться. Ручаюсь вам, она отлично чувствует, как я ею восхищаюсь.
           – Подними руки вверх и вставай, – дергает она вверх пистолетом. – И не дури, я серьезно говорю.
           Вид у нее – сама решимость. Мирно подняв руки ладонями к ней, начинаю медленно подниматься.
           – Выше руки, – командует она.
           Ну уж нет, тут речь идет о моем достоинстве.
           – Лицом к двери, – проглотив мою строптивость, решительно командует Ольга.
           Она что, хочет ко мне подойти? Неторопливо разворачиваюсь лицом к двери и кладу обе руки на сухую коричневую обивку.
           – Медленно вынь ствол и брось его ко мне, – распоряжается она.
           Я прямо влюблен в ее голос. Он подсел от волнения и не поймешь, чего в нем больше: отчаянной решимости или беззащитности.
           – Можно мне опустить одну руку? – спрашиваю я наивно и робко.
           – Только медленно, и не дури, Мена, – говорит она.
           Демонстративно неторопливо задираю правой рукой полу куртки, берусь двумя пальцами за рукоять пистолета, мгновенное вращение с опорой на левую руку, и правая рука со стволом уже направлена в Ольгу. Не успев ничего понять, она еще целый миг целит в коричневую обивку двери и только потом дергает вслед за мной пистолет. Просто с ума сойти, какое детское недоумение мелькает на ее лице!
           Стволы мило знакомятся друг с другом. Молодчина блондинка, – так и не нажала на спуск! С гигантским трудом сохраняю на лице мужскую непреклонность. В смысле – твердое обещание первым пустить пулю в ее чудесную грудь. Ее ресницы дрожат, в голубых глазах выступают слезы смертельной обиды. Вот уже и губы пускаются в пляс, начинает дрожать подбородок. И вдруг она опускает глаза и пистолет. Несколько секунд ее руки мечутся, не находя себе места, ее душат рыдания.
           – Он газовый, сволочь, – по-детски всхлипывает она.
           Этого еще не хватало! Понятия не имею, как ведут себя газовые пистолеты.
           – Ты лучше убери палец с крючка, а то еще выстрелит, – говорю я с опаской.
           Автоматически, чуть ли не с испугом, Ольга убирает с курка палец, передвигает какой-то рычажок (похоже, предохранитель) и, не глядя, протягивает мне пистолет, утирая другой рукой слезы. Я тут как тут и, едва газовый монстр оказывается в моей руке, быстро прячу оба ствола в карманы и обнимаю девушку. Покорно прижавшись руками к моей груди, она утыкается лицом мне в плечо и дает волю чувствам.
           – Где у тебя ключ, – мягко спрашиваю я, гладя ее шелковые волосы.
           Она покорно опускает руку, и моя рука тут же следует за ее рукой. Ключ в кармане ее курточки. Какое прикосновение! Холодок металла и живое тепло женской руки. Рука Ольги доверчиво возвращается на мою грудь, а моя – на секунду отлучается, чтобы сунуть ключ в карман джинсов.
           Наконец она поднимает ко мне заплаканное лицо. Не знаю, вселяют ли в нее надежду мои глаза, но Ольга робко пробует улыбнуться. Решительным движением я сдергиваю куртку с ее плеч, и девушка проворно помогает мне, высвобождаясь из рукавов. Куртка летит на пол, моя – вслед за ней. Одним движением подхватив Ольгу на руки, я уношу ее в глухую дикую чащу.

           Нет, это не грохот Зевсовой колесницы потрясал грозовое небо. Это со страшной силой скрипел бабкин диван.
           Бездумный и опустошенный, я отдыхаю прямо на теле девушки. Ни разу еще я не был так опустошен. Ничего, в сравнении с ее бывшим любовником, я легок, как юный сын леса. Не хочется шевелиться. Пока мы неподвижны, длится солнечная тишина под немолчный шум водопада. Мы дышим в такт. Гулко бьются в такт наши сердца.
           Открыв глаза, я вижу перед собой плавную линию точеной скулы девушки. Вытянув губы, нежно прикасаюсь к ее шее. Грудь ее вздымается сильнее, она вздыхает и замирает одновременно, моя вооруженная нимфа. Со всей осторожностью, на какую только способен, я приподнимаюсь на локте, но чертово ложе издает глухой тяжкий скрип. Ну и лужок нам достался!
           Мы смотрим друг другу в глаза и одновременно прыскаем смехом. Ольга двигается, и бабкин диван взрывается диким лязгом пружин.
           – Вот, мать его, – говорит она, и мы оба хохочем.
           Наклонившись, я целую ее мягкую грудь, залитую солнцем. Голубое небо закрывают легкие облака.

           – Захвати мои сигареты в куртке! – кричит мне вдогонку Ольга, когда я иду закрыть наконец кран. Между прочим, джинсы я на всякий случай надел.
           Дверь в ванную так и стоит открытой. На полу, справа за дверью – серая спортивная сумка, застегнутая на молнию. У девушки просто страсть устраивать тайники в ванных комнатах! Закрутив кран, осматриваю грубо сколоченную широкую антресоль под потолком. Пыльная картонная коробка, кусок хозяйственного мыла, сдвинутые старые вещи... А что, очень здравая мысль – спрятать деньги именно здесь. Залезь кто-нибудь в квартиру бабульки, поинтересоваться, что за хлам она хранит на антресоли в ванной, придет в голову в последнюю очередь.
           После всего, что сегодня случилось, меня вовсе не удивляет такая предусмотрительность Ольги. Честное слово, я бы ничуть не изумился, если бы какой-нибудь случайный вор именно сегодня ограбил бабкину квартиру.
           Найдя Ольгины сигареты и зажигалку, возвращаюсь к отдыхающей нимфе. Сесть на диван не решаюсь. Опустившись на колено, зажигаю для прекрасной нимфы огонь. С наслаждением затянувшись, она выпускает струйку дыма. Дым прозрачно тает на солнце. Блаженно щурясь, я усаживаюсь на пол рядом с диваном. Комната нагрета солнцем, и Ольга курит, оставаясь обнаженной в его теплых лучах. Подложив под голову руку, опершись на валик дивана, согнув одну ногу в колене, она бездумно смотрит в светлый потолок. И она великолепна.
           – Деньги в сумке? – спрашиваю я наконец.
           – Да, – просто говорит она.
           – И никто не знает про эту квартиру?
           – Только ты и я.
           – Слушай, а почему ты с ними просто не слиняла? – искренне удивляюсь я.
           – Что я, дура, – неторопливо выпустив струйку дыма, спокойно говорит Ольга. – Чтобы все эти псы за мной одной гнались?
           Ее губы трогает легкая усмешка.
           – Нет, Мена, я бы вернулась в дом, как мы с Владиславом договорились. Тогда эти деньги на твоего брата Толяна повесили бы...
           Она замолкает, ее пальцы автоматически стряхивают на пол пепел сигареты.
           – Понятно, – говорю я. – А та квартира, на которой Интеллигент отдыхает?
           – Я туда должна была деньги отвезти, – затянувшись, спокойно отвечает Ольга. – А они бы меня убили. А так, милый мой Мена, они бы были у меня на крючке. Пока деньги у меня...
           Я отлично понимаю, что она говорит про Интеллигента-Владислава с его братом Темным.
           – А если бы они тебя пытать стали? – искренне удивляюсь я такой опрометчивости отважной блондинки.
           – Ничего, Мена, как-нибудь вывернулась бы, – не глядя на меня, усмехается Ольга. – Петр бы в штаны наложил от страха, потом его бы убивать стали... И у Владислава все бы не по плану пошло... Может, твой брат с Темным друг друга бы пришили...
           Мечтательно улыбнувшись, Ольга свешивается с дивана и под музыку пружин гасит об пол окурок, после чего достает новую сигарету. Я галантно подаю ей огонь. Машинально кивнув мне, Ольга принимает прежнюю позу.
           – Улизнула бы как-нибудь, Мена, – говорит она после паузы. – Оставила бы Владиславу половину денег, чтобы он, козел сраный, мне претензий не предъявлял. И уехала бы из этого долбанного города навсегда...
           – Да видишь вот, тебя встретила, – усмехнувшись, Ольга затягивается сигаретой и вдруг мечтательно добавляет, покачав головой. – Но трахаешься ты, как бог.
           Я просто плыву. Сказать по совести, комплимент мне настолько приятен, что я даже не обращаю внимания на варварскую формулировку. Однако надо как-то решать вопрос с деньгами. И, немного подождав, я говорю серьезно:
           – Это на тебя боги прогневались. За жадность. За то, что в душе ты хотела все деньги себе забрать.
           – Наверное, – немного подумав, рассеянно говорит Ольга.
           – Между прочим, я не собираюсь забирать у тебя твои деньги, – говорю я. – Половина: сто пятьдесят тысяч долларов – твои. Как вы с Толяном договорились.
           Рука с сигаретой застывает в воздухе. В следующий миг девушка вскидывается на диване и впивается в меня голубыми глазами. Ручаюсь вам, она даже не слышит замогильный скрежет ужасных пружин.
           – Мена?.. – только и произносит она.
           – Ты же внесла свой вклад, – щурясь от солнца, как довольный кот, пожимаю я плечами. – А боги любят справедливость. Так что половина денег – твоя. А вторая – моего брата.
           – А ты? – ошарашено смотрит на меня Ольга.
           Тут уже я даю волю своему изумлению. Неужели в ней проснулась совесть, и она хочет со мной поделиться?
           – А мне никуда убегать не надо, мне и здесь хорошо, – говорю я уклончиво.
           Продолжая улыбаться, я внимательно поглядываю на Ольгу, но, похоже, я слегка переоценил ее добрый порыв. Ну и ладно. Сказать вам честно? Так она мне даже больше нравится. У меня от нее просто крыша едет.
           Ольга молчит. Ухмыльнувшись, я легко встаю, надеваю футболку и иду в ванную. Страшный скрип пружин за спиной, шлепанье босых ступней по линолеуму. Когда я оборачиваюсь, уже с серой спортивной сумкой в руке, Ольга стоит у дверного проема. Живое воплощение моих юношеских снов, соткавшееся из солнечного света.
           – Мена, ты не уйдешь? – ее голубые глаза взывают к самой моей душе.
           – Нет, – говорю я с улыбкой. – Обещаю.
           Несколько мгновений она медлит, потом решительно проскальзывает в ванную. Щелкает задвижка.

           Прежде чем вернуться в комнату, я поставил сумку, поднял с пола обе наши куртки и надел свою. Как бы то ни было, стволы лучше держать при себе.
           В ванной зашумел душ. Удивительно, но теперь мне было даже как-то безразлично содержимое сумки. Честное слово, меня гораздо больше привлекали тончайшие кружевные трусики, тонкие носочки с неповторимыми складками, умопомрачительный лифчик на полу... Я посмотрел на часы на шкафу, но они стояли. Мое внутреннее время тоже остановилось. Подойдя к окну, я посмотрел на солнце и решил, что, наверное, еще нет шести. Бедняга Толян... Поставив сумку под стол, я подсел к телефону. В куртке было жарко, но снять ее я не решился. Может быть, потому, что в ванной перестала шуметь вода.
           Не успел я набрать номер, как дверь ванной распахнулась, и через секунду на пороге комнаты появилась обнаженная нимфа с полотенцем в руках. На ее точеном теле блестели капельки воды. Видели бы вы, как она просияла, увидев, что я все еще тут!
           – Тебе не жарко? – весело спросила Ольга, ничуть меня не стесняясь.
           – Жарко, – честно признался я.
           – Толяну звонишь?
           – Собираюсь, – сказал я с улыбкой и положил трубку.
           Смотреть, как одевается красивая девушка, наверное, даже большее удовольствие, чем смотреть, как она раздевается. Подождет еще пару минут Толян. Но странное дело, чем больше я смотрел на интимные движения Ольги, тем больше меня охватывала непонятная грусть. Быть может, я вдруг почувствовал, что больше уже не увижу ее обнаженной? Я как сейчас ее вижу: удивительно красивыми движениями она одевается, и на лице ее играет улыбка. И комната залита солнцем...

ДЕЛО ПРИНИМАЕТ НЕОЖИДАННЫЙ ОБОРОТ

           Когда Ольга взялась за джинсы, я вздохнул в душе и снова снял трубку. До чего медленно крутится диск у этого коммунистического реликта!
           – Мена, а что ты ему скажешь? – не без тревоги спросила Ольга.
           – Скажу, что ты уже умотала, – хмыкнул я. – Не беспокойся.
           Ольга поспешно застегивала джинсы. В трубке пошли длинные гудки. После третьего – Толян подключился, но опять молчал, конспиратор хренов.
           – Мена, это ты? – спросил он наконец.
           Голос у брата был напряженный. Сейчас обложит, – ухмыльнулся я мысленно и сказал:
           – Ага.
           – Где Олька? – без всякого перехода отрывисто спросил Толян.
           О боги, до чего люди жадны до денег! Впрочем, я сам виноват. Брату давно пора смыться со своей ненаглядной, а я пропал невесть куда, да еще – с его коварной партнершей. Но меня словно демоны за язык потянули: чуть-чуть поприкалывать брата за такой его первый вопрос.
           – А что? – спросил я наивно – будто не понимаю, о чем идет речь.
           – А то, козел, что твой козел брат и твоя баба у нас, – неожиданно врезался мне в ухо чужой, грубый, наглый голос. Я даже от трубки слегка отпрянул. И мгновенно мне представился некто, похожий одновременно и на бывшего Барина и на бывшего Черта.
           – И если ты, козел, не привезешь нам наши бабки с процентами, мы с твоей бабы по ремешку кожу спустим. Ты всё понял? – закончил этот урод.
           В трубке наступила тишина, очевидно, он ждал моего ответа. Вот, мать его, еще один пастух нашелся!
           Мгновенно почувствовав, что что-то случилось, Ольга застыла, вопросительно глядя на меня, с полуодетым джемпером в руках. Попал брат Толян.
           – Слышу, не глухой, – мрачно сказал я в трубку. – Не отключайся, дай подумать.
           – Думай, – хмыкнул этот гад с явным удовольствием.
           Моя нога сама собой задвинула сумку подальше к стене – в самый угол. Теперь я мог надежно оборонять сумку от Ольги, даже продолжая говорить по телефону.
           – Дай трубку брату, – сказал я, следя глазами, как Ольга заканчивает надевать джемпер.
           – А на хрена? – развязно осведомился он.
           – Хочу убедиться, что моя баба в порядке, – ответил я ему в тон.
           – Ну убеждайся, – заржал он. Ему явно понравилось, что я перешел на его волну.
           – Алло, – снова услышал я голос Толяна.
           – Все деньги у меня, не беспокойся, – сказал я быстро. – Таня в порядке?
           – Да. Мена...
           По голосу брата я понял, что девушку пока не тронули, но трубку у него уже отобрали.
           – Ну что, убедился? – ощущение было такое, словно мне в ухо брызжет слюной изо рта этого ублюдка. – Так как, будет базар?
           Я вдруг понял, кого мне напоминает этот голос. Тупого, грубого, жестокого надсмотрщика над гладиаторами. Вариант не намного лучше, чем бывший Барин вкупе с бывшим Чертом. Мне живо вспомнились длиннорукий малый с татуированными кулаками, обутый в остроносые туфли, обитые желтым металлом, и "сенатор" Барин с отечными, безжалостными глазами. Уж не с Гуреем ли я говорю? Хотя вряд ли такой авторитет удостоит меня такой чести.
           – Ты получишь свои деньги сегодня до темноты, – раздельно, с нажимом, отчеканил я слово за словом. Голос мой неожиданно изменился. Подозреваю, что и вид у меня стал подстать, потому что Ольга вдруг отвела глаза, уселась на диван и нервно закурила.
           – Без штрафа, – продолжал я уверенно диктовать в замолкшую трубку. – Кидал тебя Барин с Интеллигентом, им и предъявляй. Но деньги ты получишь, только если моя девушка и мой брат будут в полном порядке. Особенно девушка. Ты меня понял?
           В наступившей тишине я отчетливо различал его дыхание. По возрасту – точно надсмотрщик, дыхалка уже ни к черту. Если доходит до схваток, наверняка только опытом берет.
           – Не ссы, – хмыкнул он наконец (далеко не так уверенно, как ему бы желалось). – Мы твою телку пока не тронули. Но будь уверен, не будет сегодня бабок, мы с ней, сам знаешь...
           – Бабки будут. Ровно триста тысяч, – повторил я с нажимом. – Без штрафа. Мы твоих денег не брали. Они – у Ольки, я ее только что прихватил.
           – Может, тебе еще премию выдать? – спросил он насмешливо.
           Я молчал, я лихорадочно искал подходящее место.
           – Ладно. За штраф пока базара нет, – начал было он, и в этот момент я нашел то, что нужно.
           – Знаешь недостроенный завод за Семихаткой? – перебил я его. – Между Семихаткой и Жегуновкой.
           Он тупо замолчал. Готов поручиться: от неожиданности заворочал мозгами насчет завода.
           – Запоминай, – не дал я ему опомниться. – Сегодня в девять часов, в двадцать один ноль-ноль я привезу тебе все деньги на недостроенный завод между Семихаткой и Жегуновкой. Там внутри двор, типа цеха. Входим с разных сторон. Вы – со стороны города. Останавливаемся. Я буду вдвоем с Олькой. Олька идет к вам с сумкой, в которой триста тысяч долларов. Одновременно вы отпускаете мою девушку ей навстречу. Олька оставляет вам сумку и уходит. Иначе она не согласна. Проверяете деньги. Отпускаете моего брата.
           – Повтори, – нагло сказал я.
           – Погоди... Дай бумагу, – грубо бросил он кому-то из своих братков.
           – Недостроенный завод между Семихаткой и Жегуновкой... – он слово в слово повторил мои указания насчет деталей стрелки. Мне оставалось только поддакивать.
           – Брата, значит, нам оставляешь? – хмыкнул он в конце.
           – Место найдешь? – не удостоил я его ответом.
           – Найдем, – дохнул он в трубку. – А не найдем, тебе же хуже. Ладно, не ссы, цела будет твоя телка, если все деньги привезешь.
           – И брат – тоже, – сказал я.
           – Живого вернем, на своих двоих, – усмехнулся он. – Смотри, если мы там еще кого-нибудь засечем, кроме тебя и Ольки, мусоров или еще кого, твоей бабе и брату писец.
           Они опасались, и в целом – это было мне на руку. Все шансы, что, увидев только меня и Ольгу – расслабятся.
           – Будем только я и Олька, – сказал я жестко.
           – До девяти твою бабу не тронем. Ищи бабки.
           Он отключился, готов поручиться – с облегчением, в трубке пошли короткие гудки. Положив трубку на зловещий черный аппарат, я посмотрел на Ольгу. Она молча курила, уставившись на книжный шкаф. Нагнувшись, я вытащил из-под стола сумку. Если в ней нет денег...
           – Толяна с его девушкой Гурей прихватил, – сказал я спокойно. – Придется тебе отработать свои сто пятьдесят тысяч. Не за Толяна, за эту Таню. Она ведь тут вообще не при чем.
           – Ты уж лучше меня прямо здесь пристрели, щедрый Мена, – искоса смерив меня взглядом, с издевкой сказала Ольга.
           – Не беспокойся, все будет отлично, – заверил я ее, берясь за молнию. – Скажи лучше, который час?
           Ольга презрительно фыркнула, но все-таки взглянула на золотые часики.
           – Без двадцати шесть.
           Ну что ж, времени у нас навалом.
           Сумка неудержимо притягивает внимание Ольги, мое, как вы понимаете, – тоже. Раскрыв ее, я слегка отвешиваю челюсть: вместо ожидаемых денег в ней лежат какие-то женские маечки. Но в следующую секунду все становится на свои места. Под маечками спрятан черный полиэтиленовый пакет с очень твердым содержимым. Раскрыв его, я вижу деньги. Пачки с большими американскими президентами, сваленные, как придется. Сказать по совести, дух у меня все-таки захватило. Да что там, это зрелище производит на меня даже большее впечатление, чем если бы пачки были уложены аккуратными рядами в каком-нибудь кейсе. (Быть может, потому, что кейсы с гринами я уже не раз видел в бандитских фильмах.)
           – А где кейс? – спрашиваю я, повернув голову к Ольге.
           Согласен, более идиотский вопрос трудно было придумать. Поглядев на меня, как на чокнутого, Ольга издевательски усмехается и говорит, комкая сигарету о валик дивана:
           – В лесу, Мена.
           Смутившись, я отворачиваюсь, запускаю руку в пакет и вынимаю наугад одну из туго упакованных пачек. Пять тысяч долларов США. Черт, мне жалко будет с ними расстаться.
           – Это точно не кукла? – задаю я еще один идиотский вопрос.
           Ответ получаю мгновенно. Сорвавшись с дивана, Ольга кидается ко мне и яростно хватает сумку. Я едва успеваю бросить пачку обратно и вжикнуть молнией.
           Изо всех сил Ольга рвет сумку к себе. Весь прикол в том, что я и не собираюсь ей помешать. Отлетев на пару шагов, девушка с размаху усаживается на пол в обнимку со своей драгоценностью. И вид у нее... как бы это помягче выразиться: словно легкое облачко бросило тень на ее ум.
           Не выпуская сумки, Ольга поспешно вскакивает. Я тоже успеваю встать, достав из кармана браслеты.
           При виде знакомых украшений лицо девушки сразу обретает смысл, и в следующую секунду на нем выражается такое непередаваемое отчаяние, что у меня просто сердце сжимается. До нее наконец дошло, что у нее руки – связаны сумкой, в то время как мои руки – совершенно свободны.
           – Господи, да когда же вы все передохнете! – вырывается из ее груди крик затравленной души.
           Швырнув сумку на пол, Ольга начинает метаться по комнате, упирается взглядом в диван, с силой бьет его ногой в носочке, матерится, на глазах у нее выступают слезы.
           – Что б вы все передохли. Что б вы все передохли, – дважды повторяет она убежденное проклятие и снова пинает ногой диван.
           Я делаю осторожный шаг к девушке, но она отшатывается от меня, как от бешеной собаки, инстинктивно отдернув руки, чтобы избежать ненавистных браслетов.
           Я отхожу обратно к столу, чтобы дать ей успокоиться. Глянув на меня исподлобья, Ольга сует в рот сигарету, шарит по карманам, достает зажигалку, закуривает. Взгляд ее, как магнитом, притягивает к сумке.
           – Не надо наручников, – говорит она после нескольких затяжек. – Я от нее и так не сбегу, – она красноречиво кивает на сумку. – Обещаю.
           Несколько секунд мы молча изучаем друг друга глазами, пока Ольга не отводит взгляд.
           – Пора отсюда сваливать, – говорю я, пряча браслеты в карман. – Они могли засечь телефон.
           (Да и Толян мог расколоться насчет моего адреса – из-за Тани.)
           Согласно кивнув, Ольга ищет глазами обо что затушить сигарету, тыкает ее в торец полки книжного шкафа, бросает окурок на пол и молча уходит в коридор. Пока она одевается, я быстро перепаковываю сумку. Кладу на дно газовый пистолет, вываливаю на него деньги и аккуратно прикрываю их сверху Ольгиными вещами. Черный пакет оставляю на полу: суеверно боюсь, что он зашуршит в самый неподходящий момент. Вскинув сумку на плечо, осматриваю комнату, бросаю прощальный взгляд на наш веселый диван и выхожу в прихожую.
           Как вы думаете, чем занимается девушка? Уже полностью одетая, она стоит вплотную к овальному зеркалу бабульки и с помощью своей миниатюрной косметички тщательно наводит порядок на своем суровом лице.
           – У тебя правда здесь машина и мобильник? – спрашиваю я Ольгу, прежде чем открыть дверь.
           – Да, если ее еще не угнали, – злобно фыркает она.

           Спускаемся мы пехом. Когда внизу хлопает дверь подъезда, я, признаться, замираю, Ольга – тем более. Но это – всего лишь один из моих соседей. Судя по шагам, мужчина. А судя по тому, как он поднимается по лестнице и потом открывает дверь на втором этаже, наверняка тот полный мэн лет сорока пяти с добродушным лицом, у которого такая же пышная жена и пухленькая дочка – школьница лет двенадцати. Они в наш дом года три, как переехали. У них еще собака – такая прикольная коричневая такса.
           На всякий случай мы ждем на лестнице перед третьим этажом, пока мэн со второго закроет за собой дверь.
           – Давай-ка обнимемся, – говорю я Ольге перед тем, как выйти на улицу. – Для конспирации.
           Ольга кривится, но покорно дает мне себя обнять.
           За время нашего отсутствия на парковке появились две новые иномарки. Минуя их (а заодно и "Москвич" Толяна), мы, словно парочка влюбленных, пересекаем двор под взглядами любопытных бабулек и заворачиваем за угол дома напротив.
           С машинами у меня сегодня одни обломы. Почему-то я был уверен, что Ольга приехала на той самой иномарке, на которой месяц назад (чуть ли не в прошлой жизни!) мы с ней ехали на квартиру Толяна. Но Ольга уверенно подходит к обыкновенной "Ладе" невзрачного бежевого цвета. Я только теперь вдруг соображаю, что иномарку, очень похожую на ту – Ольгину, я видел сегодня перед домом бывшего Барина. Всю раздолбанную пулями. Ну конечно, если Ольга собиралась сделать вид, что никуда утром не отлучалась, она должна была оставить свою машину в имении – на глазах у бандитов.
           Ольга молча садится за руль, а я забираюсь на заднее сидение и задумываюсь о сложившемся положении. Положение, прямо сказать, совсем хреновое. Полный отстой. РУБОП, надо звонить в РУБОП, – само собой начинает крутиться у меня в голове.
           – Мена, ты хоть понимаешь, что нам теперь точно конец, – говорит вдруг Ольга. – Гурей нас теперь из-под земли достанет.
         
  – Не достанет, – усмехаюсь я. – Кто его оттуда отпустит?            – Твой брат нас сдал, ты это понимаешь? – с отчаянием восклицает она.
           – А ты что хотела? – хмыкаю я. – Чтобы он погиб смертью героя и свою любимую за собой потащил? Только для того, чтобы мы успели свои задницы унести куда подальше?
           Ольга молчит, и я тут же снова ухожу в свои мысли, но не проходит и минуты, как с переднего сидения следует новый резкий вопрос:
           – Мы куда-нибудь едем?
           Подняв глаза, я вижу, что Ольга мрачно смотрит на меня в зеркало.
           Интересно, о чем она думала в те минуты? Но этого мне, наверное, уже никогда не узнать.
           – Сейчас, покури пока, – отмахиваюсь я от нее. Ее дурацкий вопрос нарушил ход моих мыслей.
           Ольга презрительно фыркает и красноречиво отворачивается. Курить она и не думает, наверняка – мне в отместку. В нагревшейся на солнце машине затхло и душно, несмотря на открытые окна. Достаточно просто куда-нибудь поехать, и в салон ворвется апрельский ветерок. Но передо мной словно барьер вырос: я должен точно решить, что буду делать, прежде, чем дам Ольге команду врубить движок.
           Готов поручиться: единственное, на что надеется Толян, – это что я немедленно свяжусь с региональным управлением по борьбе с организованной преступностью. А что мне еще остается? Это уже не внезапный штурм дома Барина, где пленница сидела в отдельной комнате, все было знакомо, и враг даже не подозревал, что с тыла по нему ударит такая боевая единица, как я.
           Выдав Таню за мою девушку, Толян, как мог, повысил ее шансы выпутаться из этой истории и теперь наверняка ждет на выручку спецназ. Тане со стороны ментов точно ничего не грозит, а на себя (и на меня) брату сейчас наплевать.
           Может, я бы с ним и согласился, если бы на мне не висели три трупа. Я щупаю левой рукой сумку с деньгами, и мне вдруг становится жутко смешно. Перед моими глазами возникает бравый начальник центурии, отвечающей за охрану общественного порядка в провинциальном городе вдалеке от Рима. Держа под мышкой небольшой, но тяжелый сундучок, я стою перед ним и излагаю свою просьбу: "О, высокочтимый, я хочу, чтобы ты приказал одному местному аристократу освободить моего брата и его невесту. Он захватил их в заложники, за то что мой брат украл у него вот этот сундучок с золотыми монетами." И тут я ставлю к ногам всесильного центуриона сундучок (должен же я чем-то возбудить в нем жажду немедленных действий!), откидываю крышку, и золотые монеты тускло вспыхивают у него перед глазами...
           Ох, видят боги, я был слишком уверен в исходе этого дела.
           Сказать по совести, я мгновенно пришел к выводу, что людские нравы ничуть не изменились за последние две тысячи лет. И перед РУБОПом мы с братом выступим совсем не мирными агнцами, на которых наехали жадные волки, а полноценными участниками бандитской разборки. Которую сами же и спровоцировали, кинув Гурея на триста тысяч зеленых. Кто там будет сомневаться, что я с самого начала готовил всё это дело вместе с Толяном?
           Сам РУБОП на деньги, может, и не польстится, может быть, там и нормальные люди работают, но ведь они провернут операцию и только. А потом бандиты откатят какому-нибудь большому начальству, и вдруг окажется, что мы с Толяном украли деньги вовсе не у братков, а из какого-нибудь священного фонда. Можете мне поверить, что в Риме, что в провинции: стоит властям наложить руку на сомнительный сундучок, набитый золотыми монетами, как сразу начинается третейский суд и тайная политика. Разница только в величине сундучка. Может, для Москвы триста тысяч долларов и ерунда, а у нас – это вполне приличные деньги. Да тут и боги глаза закроют в предвкушении больших жертвоприношений! И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто станет первыми жертвами. Благодарные братки пышно заколют на тюремном алтаре меня и моего брата Толяна.
           Короче, чем больше я старался убедить себя, что надо срочно звонить в РУБОП, тем больше убеждался, что никогда этого не сделаю. Чего лукавить! С первых же наглых слов этого Гуреева ублюдка во мне вспыхнул такой боевой азарт, что только опасение за судьбу девушек заставило меня столь тщательно взвесить вопрос о спецназе.
           Я посмотрел на красивый профиль Ольги и понял, что ее тоже наверняка принесут в жертву, чтобы задобрить богов. Чаша с РУБОПом окончательно взлетела вверх – ведь кроме живого тела девушки Тани на ней остались одни бестелесные души. Зато на противоположной чаше весов вырисовывалось уже три живых тела: мое, Ольги и Тани. А может, и все четыре. Ничего, брат, прорвемся. Мы с Толяном принесли сегодня обильную жертву богам, и я верил в их благосклонность. Посвист стрел и звон мечей неудержимо влекли меня в новую битву.
           Интересно, – подумал я. – Действительно ли я буду видеть в полутьме так же хорошо, как днем? В девять вечера в недостроенных стенах завода начнут сгущаться сумерки, и если я прав, то получу преимущество перед врагами.
           – Что ты задумал?
           Ольга, все это время следившая за мной в зеркало, неожиданно обернулась и въелась в меня глазами.
           – Пока ничего, – лицемерно пожал я плечами.
           Лицо у Ольги стало совсем напряженным. Взгляд ее невольно скользнул на сумку, но тут же снова вернулся ко мне.
           – Мы что, так и будем тут торчать? – зло спросила она.
           – Нет, конечно, – рассмеялся я. – Как у тебя с бензином?
           – Бензина хватит, – заверила она.
           – Тогда поехали в лес.
           – В лес? – глаза у Ольги стали как синие блюдца.
           – Ага, – сказал я. – Куда-нибудь на другой берег озера. И поближе к селу Жегуновка.
           Быстро смерив меня взглядом, она отвернулась и молча уставилась на руль.
           Чуть ли не две минуты Ольга неподвижно сидела, вцепившись в руль обеими руками.
           – Вот что, Мена, – не меняя позы, сказала она наконец. – Ни на какую стрелку я не поеду.
           – А деньги? – наивно поинтересовался я.
           Ответом мне было упорное молчание.
           – Ладно, – сказал я покладисто. – Тогда лес отменяется. Дай-ка мне телефон.
           Рука Ольги дернулась было с руля, но тут же снова вернулась обратно.
           – Куда ты хочешь звонить? – не выдержав, спросила она.
           – В РУБОП, – сказал я беспечно.
           – Куда?
           Как видно, мой тон сбил ее с толку.
           – В региональное управление по борьбе с организованной преступностью, – расшифровал я для непонятливых. – Сдам им деньги и расскажу про моего брата и Таню.
           Ольгины пальцы на руле побелели. Не выдержав, она обернулась, глаза наши встретились. Готов поклясться: она поняла, что я говорю совершенно серьезно.
           – Ладно, время идет, давай мобилу, – наклонившись, я протянул руку через спинку сиденья.
           Вместо ответа Ольга отвернулась, нервным движением запустила движок и так рванула "Ладу" с места, что я с размаха откинулся на спинку сидения. С визгом вывернув с парковки, она погнала машину вдоль дома, словно за нами волки гнались. Ручаюсь вам, на нас весь двор выпялился. И просто счастье, что на проезжей части не играли какие-нибудь детишки.
           Чуть не врезавшись в подвернувшуюся белую "Газель", Ольга лихо вырулила на улицу, ударила по тормозам и, высунувшись в окно, от души обложила незадачливого водилу. Тот тоже ударил по тормозам и с перекошенным от ярости лицом сдал назад, не обращая внимания на подкатившую сзади иномарку. Иномарка затормозила. Сидевшая в ней парочка явно приготовилась насладиться конфликтом, но не тут-то было.
           – Что смотришь, урод? – презрительно смерила взглядом хозяев иномарки злобная нимфа и, гордо врубив полный вперед, оскорбительно выставила в окно оттопыренный средний палец.
           Признаться, я очень порадовался такому решению. Не люблю встревать в драку на стороне того, кто не прав.
           Погони не последовало, водитель "Газели" только выскочил на дорогу и заорал нам вслед, сопровождая свои слова красноречивыми жестами.
           Через минуту моя прекрасная фурия сбавила ход, демонстративно притормозила у перекрестка и резко спросила:
           – Куда поворачивать?
           – Смотря, куда мы едем, – ухмыльнулся я.
           – В лес мы едем, – буркнула Ольга.
           – Тогда – налево, а потом – к шоссе. Как маршрутки на пляж ходят.
           Ольга молча повернула налево, а когда микрорайон закончился, свернула направо и погнала машину вдоль многоэтажек и пустырей к Северному шоссе. По салону гулял апрельский ветер, и, несмотря на дорожные запахи, мое настроение стремительно набирало высоту. Думаю, Ольгино – тоже, потому что через каких-нибудь пару минут она миролюбиво глянула на меня в зеркало и спросила:
           – Слушай, Мена, а зачем мы едем в лес?
           Не иначе, она надеялась, что я хочу спрятать в лесу деньги. Но я ее разочаровал.
           – Родная стихия, – ухмыльнулся я. – Понимаешь, боги любят природу, а не города.
           – Какие еще боги? – недоуменно спросила она. – Слушай, почему ты все время про каких-то богов говоришь?
           – Потому что они за нами следят, – пояснил я ей назидательно. – И, между прочим, любят справедливость. И еще – жертвы.
           Ольга неуверенно фыркнула, но явно задумалась. Надеюсь, больше о справедливости, чем о жертвах. А я невольно стал размышлять о Толяне. Его, как и красивую блондинку, боги тоже наказали за жадность. Если он хотел отомстить Барину, надо было убить врага и дело с концом. То, что брат решил все сделать чужими руками, еще ладно – коварство боги и сами уважают. Но то, что он при этом захотел еще и деньги прихватить – это уже явный перебор. Вот боги ему и отмерили по самые уши, чтобы не зарывался. И теперь у моего брата одна надежда: что боги проявят благосклонность к их любви, в смысле – к любви моего брата и этой официантки Тани. И снисходительно запишут на его счет часть жертвы, которую я им мысленно посвятил. (Сказать по совести, сидя на заборе и глядя на полыхающий дом, я посвятил богам только своих врагов: Барина, Костю и Черта. Но водила джипа в черном и бандит в караулке – по большому счету тоже были частью гекатомбы.) Черт, – подумал я. – Надо было затащить в дом трупы тех двух бандитов, которых убил Толян. Прежде чем запалить костер...
           – А жертва – это я? – спросила вдруг Ольга.
           Ну конечно, она задумалась о жертвах, а совсем не о справедливости. Неужели у меня такое кровожадное лицо?
           – Ну что ты, – рассмеялся я. – В жертву я им принесу бандитов. Я сегодня уже устроил одну хорошую гекатомбу, будет еще одна. Боги это дело любят.
           На несколько секунд Ольга опять ушла в размышления, а потом совершенно неожиданно спросила:
           – Ты, наверное, магией занимаешься?
           Я просто улетел от такого поворота. Слышали бы вы, как неуверенно и в то же время уважительно прозвучал ее голос. Не выдержав, я расхохотался, но Ольга ничуть не обиделась – только пытливо посмотрела на меня в зеркало.
           – С чего ты взяла? – спросил я, отсмеявшись.
           – Да так... – сказала она серьезно. – Ты, Мена, не обижайся, но ты очень странный. И имя у тебя... или это кличка? – спросила она чуть ли не с надеждой.
           – Нет, имя, – рассмеялся я. – Просто сокращенное.
           – От какого это? – живо поинтересовалась она. – Нет, правда, я, сколько ни думала, ни одного полного имени не могу придумать от Мены.
           О боги! Вы просто представить себе не можете, как я от нее балдел. И как мне польстило, что она подбирает для меня имена. Но тем больше было резонов сохранить пока мое полное имя в тайне – пусть оно и дальше ее интригует. Улыбаясь, я отвернулся к окну, подставив лицо врывавшемуся в салон ветру.
           – Я таких мужиков, как ты, еще не встречала, – в порыве неожиданного откровения сообщила Ольга. – В тебе правда какая-то магия есть. С тобой вдруг раз – и обо всем на свете забываешь. И такой кайф... Нет, честно, просто полный улет.
           – Зато потом – бац, и снова на грешную землю, – усмехнулась она. – Но знаешь что самое паршивое? На тебя потом совсем зла не держишь.
           – Не то, чтобы тебе все прощаешь, это бы еще куда ни шло, – сказала она и задумалась... – Вот знаешь, у меня однажды был один урод. Я к нему, как муха на мед, липла. Давно уже, я тогда еще совсем дура была...
           Замолчав, Ольга достала из кармана пачку сигарет, вытащила из нее сигарету, бросила пачку на сидение рядом с собой, достала зажигалку, закурила, выпустила в окно струйку дыма и сказала нарочито беспечно:
           – В общем, ему, козлу, только и надо было, что трахать меня, как только ему захочется. А я ему все на свете прощала. Но его я по крайней мере понимала. А тебя...
           Не найдя слов, Ольга хмыкнула, мотнув головой, затянулась сигаретой, стряхнула в окно пепел и вдруг нелогично подытожила:
           – Короче, все мужики – сволочи. Кроме тебя.
           Надо ли говорить, как я поплыл от такого комплимента.
           – Я, если честно, про тебя сперва точно так же думала, – сказала она. – Что ты – такая же задница, как все мужики. После того, как ты меня на ту хату затащил, к твоему братцу. А сегодня поняла, что ты тогда правда ничего не знал. Что я тебе просто понравилась. И вообще бы ничего не узнал про все это дело, если бы я тебе не рассказала. Мы ведь сегодня утром, когда в подъезде столкнулись... Ты же мне просто обрадовался, ведь правда?
           Ольга со смущенной надеждой глянула на меня в зеркало. А может, это я сам смутился от ее слов?..
           – Но я это тоже только потом поняла, – сказала она. – А то от тебя сначала драпать хочется во все лопатки. Потом, когда все кончается... Понимаешь, о чем я? – она бросила на меня быстрый взгляд в зеркало. – Тебе об этом еще никто не говорил?
           Единственное, что мне оставалось – неопределенно усмехнуться в ответ.
           – Может, поэтому к тебе баб и тянет... – сказала она неожиданно задумчиво, затянулась сигаретой, с силой выпустила дым в окно и вдруг спросила с чисто женским любопытством. – Слушай, а как ты все это делаешь?
           – Что именно? – спросил я лицемерно.
           – Да то, что с тобой идешь в постель и совсем сопротивляться не хочется.
           Многозначительно улыбнувшись, я пожал плечами.
           – Я потому тебя про магию и спросила, – сказала она. – Что, может быть, ты какую-нибудь любовную магию знаешь?
           Мы мчались по шоссе, и ветер играл золотистым шелком ее волос. Слева от нас пошли сосны, уже недалек был поворот на Санта-Барбару.
           – И эти твои гакатомбы... – сказала она, не дождавшись ответа.
           Я хмыкнул.
           – Я глупость сказала, да? – тут же смутилась Ольга.
           – Да нет, все нормально, – заверил я ее, облокотившись на спинку переднего сидения. – Просто я на самом деле играю тебе на свирели. Я тебе уже говорил.
           – Да помню я. Как крысе, – неожиданно обиделась она, хотя, боги свидетели, я сказал ей чистую правду.
           Некоторое время мы ехали молча, потом Ольга выбросила в окно окурок и сказала:
           – Нет, Мена, я тебя все равно не догоняю. Да за триста тысяч долларов даже тот, у кого денег хоть жопой ешь, всем глотки порвет. А иначе – это только в сопливых кино бывает. Там – да... Там все такие благородные, что прямо уписаться. Только это кино, Мена, а в жизни – всё по-другому. Да все эти фильмы, их как раз те козлы, кто на бабках сидит, и снимают, чтобы нам, дуракам, лапши понавешать. А сами в это время деньги лопатой гребут. И каждый – сам под себя, уж можешь мне в этом поверить. Господи, Мена, да ты хоть понимаешь, что на твоем месте любой урод сдернул бы с деньгами, как только я в ванную ушла! А ты как не от мира сего, честное слово. Сидишь с полной сумкой денег и ожидаешь меня, как дурак. А я – как дура, спокойненько душ принимаю. Потому что тебе эти деньги как будто и правда не нужны! Я-то сперва думала, ты для себя стараешься, как любой нормальный человек. А ты их точно – или этим козлам отдашь, или мне с Толяном.
           Бросив на меня выразительный взгляд, Ольга достала еще одну сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась и сказала, в сердцах:
           – Нет, Мена, ты точно – как будто с Луны упал.
           Миновав поворот на Санта-Барбару, мы выехали к озеру, и вечернее солнце заливало прозрачным апрельским теплом далекий сосняк на противоположном берегу, но готов поручиться – Ольга ничего этого не замечала. Ее жадный взор застили горы американских гринов.
           С минуту мы ехали молча, и Ольга нервно курила, стряхивая пепел в окно, а потом вдруг сказала, невольно кивнув своим мыслям:
           – Но трахаешься ты, как бог...
           Выкинув в окно недокуренную сигарету, она смущенно улыбнулась мне в зеркало и сказала:
           – Только к тебе сперва надо привыкнуть. А то ты действительно, как будто с Луны упал.
           – И вино ты пьешь, а не водку, как все мужики, – рассмеялась она.
           – Слушай, – сорвался я вдруг. – Может, хватит меня мужиком называть? Что я тебе, пастух? Или землепашец?
           – Ты что, обиделся? – искренне удивилась она. – Ну извини. А я тебе польстить хотела. Ведь любой бабе мужик и нужен.
           – У тебя уже был мужик, – усмехнулся я язвительно. – Барин твой, и что? Да и ты – совсем не баба.
           – А кто же я, по-твоему? – хмыкнула Ольга.
           – Девушка.
           – Нашел девушку, блин, – фыркнула она с сарказмом, но готов поручиться, ей это слово жутко понравилось.
           – Ну хорошо, пусть будешь нимфа, – сказал я.
           Я увидел в зеркало, как Ольга улыбнулась от удовольствия, но тут же согнала с лица улыбку.
           – Ты – легконогая нимфа, а я – молодой веселый парень, бродящий по лесам со свирелью, – сказал я, наклонившись к ней через спинки передних сидений.
           – Мена, они же нас просто убьют, – сказала она.
           – Да ладно тебе, – я с досадой откинулся обратно на спинку сидения. – Ты это уже пророчила. Когда мы к Барину ехали. А чем все закончилось?
           – Там вы вдвоем были, – неожиданно резко возразила она. – И Гурей – это тебе не Барин, понял? Я это тебе серьезно говорю.
           – Это точно, что Барин – не Гурей, – расхохотался я.
           Ольга бросила на меня в зеркало испепеляющий взгляд и вдруг резко затормозила. Я ткнулся вперед, и тут же нас обогнала иномарка, водитель которой высказал Ольге все, что он о ней думает.
           – Да пошел ты, козел, – огрызнулась она, выразительно махнув ему рукой.
           – Куда теперь? – не глядя на меня, спросила она.
           Мы стояли перед поворотом к лесу и к пляжу на дальней стороне озера.
           – Слушай, ты мне веришь, что я бы тебе уже отдал половину денег, если бы не вся эта фигня? – спросил я, облокотившись на спинки передних сидений.
           Ольга неопределенно пожала плечами, но я понял: в глубине души она мне поверила.
           – И я тебе тоже верю, – сказал я. – Что ты меня не бросишь, если что. Значит, мы – тоже вдвоем.
           – Спасибо на добром слове, – усмехнулась она.
           – Ты просто боишься, – сказал я. – Но это нормально.
           – Боюсь?.. – губы Ольги вдруг искривились, она нервно хихикнула, и вдруг заорала на всю машину: – Да я просто жить хочу, понимаешь ты это, козел?!
           Она с такой силой долбанула руль, что я невольно схватил ее за плечи, обнял, как мог, прижал к спинке сидения, не обращая внимания на ее яростные рывки, гладя ее, шепча ей на ухо ласковые слова. Я даже совсем не обиделся на нее за то, что она обозвала меня козлом.
           – Слушай, – сказал я, когда она немного успокоилась. – Что-то мне есть хочется. Может, ну его на фиг, этот лес. Как ты думаешь, на пляже уже что-нибудь работает?
           – Откуда я знаю, – буркнула Ольга.
           – Может, посмотрим?
           – Руки убери.
           Высвободившись из моих объятий, Ольга тронула машину.
           – Ладно, Мена, проехали, – сказала она.

Я ИЗЛАГАЮ ОЛЬГЕ ПЛАН ДЕЙСТВИЙ И ЗАКАЗЫВАЮ СЕМЬ БУТЫЛОК "НОВОХАТСКОЙ"

           Чего тут врать: стоило мне подумать об ужине в обществе Ольги, как я мгновенно отключился от ее душевных переживаний. Откинувшись на спинку сидения, я живо вспомнил, какой эффект она произвела на охранника в универсаме, представил, как на нас будут смотреть в кафе, и всей душой возжелал, чтобы какая-нибудь из точек на озере уже работала. Лучше всего – шашлычная! У меня даже живот заурчал от мысли съесть пару бараньих шашлыков перед битвой. Да еще расплатиться за них деньгами такого же барана. (Я имел в виду финансы раненного бугая Бори, которого я слегка ограбил утром в порядке компенсации за моральный ущерб.) Эх, жаль, не удастся выпить за его здоровье. А рядом со мной будет стоять сумка, в которой лежат триста тысяч долларов США. Абсолютный прикол!
           Свернув с шоссе, Ольга остановила машину и закурила. Решила расслабиться после своей вспышки. С минуту мы стояли на безлюдной дороге, и я гадал: открылось уже что-нибудь на пляже или нет? Последние несколько дней были теплыми и солнечными, и это внушало надежду. Летом сюда ходят маршрутки от метро, так что на пляже все лето работают несколько пицца-хат и шашлычных. По вечерам в них начинается пир горой и оттяжка от заката до рассвета. Но чтобы зависнуть вечерком на озере, надо иметь деньги и тачку (последний микроавтобус уходит примерно в двадцать тридцать). Ни денег, ни машин у нас – простых студентов – естественно, не было. Так что наши студенческие оттяжки всегда ограничивались скромными пиццами, пивом (я предпочитал минералку) и созерцанием с пляжа особняков Санта-Барбары на противоположном берегу. А часов в семь, позагорав и поплавав, мы отчаливали обратно.
           Выкурив сигарету, Ольга дала полный вперед, и мы, миновав лесок, понеслись вдоль озера. Еще издали я с радостью заметил на дальнем конце пляжа несколько машин у одного из кафе и, высунувшись в окно, услышал музыку и отголоски веселого пира.
           Пляж был еще пуст, но мусора на песке уже хватало. Несколько ворон, расхаживая с важным видом по пляжу, переворачивали большими черными клювами обертки и смятые упаковки. Я счел ворон хорошим признаком. Они предвещали суровую битву.
           На другом берегу озера тоже была заметна жизнь. Трое барбарисов священнодействовали у дымящегося мангала, а рядом стояли две машины и раскладные столики со стульями, возле которых хлопотали их барбариски.

           Машины стояли возле кафе "Плакучая ива" (подходящее название для кафе с шашлыками). Мои ноздри загодя уловили неповторимый запах жаренного над углями мяса, и душа моя возликовала. Сбавив ход, Ольга лихо завернула на парковку рядом с открытой площадкой кафе, затормозила и посмотрела на меня в зеркало: мол, ну и что дальше? Подмигнув ей, я открыл дверь и первым вышел из машины, легко вскинув на плечо заветную сумку. Я бы с удовольствием открыл дверцу прекрасной блондинке, но она не стала меня дожидаться. Заглушив движок, она хлопнула дверью прежде, чем я успел обойти машину. Подождав Ольгу, я обнял ее свободной рукой за талию, и мы, как парочка влюбленных, направились в кафе.
           Одеты мы были, конечно, не для вечернего приема, но все равно, едва мы переступили порог "Плакучей ивы", как голоса пирующих дружно смолкли и все, как по команде, уставились на мою спутницу. К моему сожалению, в кафе пировала всего одна компания. Зато она была большая. Семеро темпераментных кавказцев и пять девиц – явно не жен бывших горцев – сидели за составленными столами. Они ели зверски аппетитные шашлыки, но пили эти заколхидские варвары вовсе не родной божественный виноградный напиток, а обыкновенную русскую водку. Кроме них в кафе были еще официант, облокотившийся на стойку бара, бармен за стойкой и пожилой шашлычник, сидевший на стуле возле мангала.
           Отодвинув белое пластиковое кресло, я усадил Ольгу к столику с видом на озеро, поставил сумку на кресло напротив нее – через стол – сел сам и оглядел свои угодья.
           К тихой ярости своих спутниц, кавказцы – все как один – переключились на Ольгу. Те, что сидели к нам спиной, демонстративно развернулись от столов. Они цокали языками, и вид у них был откровенно наглый, но реплики на наш счет они отпускали на своем гортанном языке, так что повода для конфликта пока не наблюдалось.
           Запах шашлыков щекотал ноздри, в животе у меня заурчало вдруг так, что Ольга, не выдержав, улыбнулась, а к нам уже спешил официант – молодой человек с таким веселым фейсом, что казалось: улыбнется, и все зубы во рту окажутся золотыми. Поставив на стол пепельницу, он радостно положил перед нами два меню и застыл в ожидании, но я в свое меню даже не заглянул.
           – Шашлыки бараньи? – спросил я требовательно.
           – Нет, свинка, – улыбнувшись, парень действительно открыл во рту золотой зуб, правда, всего один. – Нежирная, молодая.
           Ольга меню тоже проигнорировала. Поставив на стол локти и опершись подбородком на сцепленные руки, она с отсутствующим видом смотрела на озеро. Даже девятый вал бурного внимания со стороны горячих псевдогорцев бессильно разбивался о ее ссутулившуюся спину.
           – Будешь шашлык? – спросил я.
           Выпрямившись, Ольга кивнула и посмотрела на официанта. Он тут же улыбнулся ей от уха до уха. Не профессионально, а от души. Сразу было видно, что Ольга ему здорово нравится. Еще бы!!!
           – Тебе один или два? – спросил я у Ольги.
           – Один, – сказала она.
           – И мне – пару, – сказал я официанту. – Прямо на шампурах.
           – Сделаем, – засмеялся он. – Жареную картошечку на гарнир?
           Я кивнул.
           – Пить что будете? Водочка, вино для дамы, – с улыбкой повернулся он к Ольге.
           – Он закажет, – холодно кивнула она в мою сторону.
           – Минералку, – сказал я. – Минералка есть?
           Конечно, вино больше подходит к шашлыкам, но мне нужны были верность глаз и твердость рук. Простая ключевая вода – вот напиток настоящих воинов перед битвой. Вино мы выпьем потом.
           – Есть, "Новохатская", – осклабился официант.
           – Принеси мне пиво, – сказала ему Ольга.
           – Значит, три шашлыка, одна минералка, одно пиво. Соус к шашлыкам?
           Я кивнул.
           – Хлеб, лаваш?
           – Лаваш, – сказал я.
           – Еще что-нибудь?
           Посмотрев на Ольгу, я покачал головой, и парень весело удалился. Может быть, мы попали на открытие сезона? Через минуту он вернулся с бокалом пива для Ольги, пластиковой литровой бутылкой минералки и приборами. Заметив, что Ольга достала сигарету, официант мгновенно извлек из кармана зажигалку и дал ей прикурить. Но она ему даже не кивнула в знак благодарности.
           Налив мне минералки в стакан, официант ушел, шумная компания кавказцев наконец занялась едой и выпивкой, утолили и мы жажду. Оглянувшись, я увидел, что шашлыки для нас уже водрузили на мангал, стоявший в стороне, но на виду. Шашлычник – пожилой кавказец в белом халате – точными движениями мастера прыскал на угли из стеклянной бутылки, вызывая духмяный пар.
           Моя очаровательная спутница была явно не в духе, и я решил ее подбодрить. Понятно, что больше всего ее пугала неизвестность, поэтому я прикинул: самое лучшее – изложить ей в деталях план предстоящей битвы. План мой был прост и этим – гениален. Удобно откинувшись в кресле, я отпил глоток воды, с улыбкой посмотрел на приунывшую девушку и сказал:
           – Эй, подруга, выше голову. Все будет нормально, положись на меня. Ты что думаешь, я им собираюсь деньги отдать? Ни фи-га, – искренне покачал я головой. – Сама прикинь, если я им деньги отдам, на что тогда Толян со своей возлюбленной из города уедут? И тебе я сто пятьдесят тысяч пообещал. А я свое слово держу.
           – Придурок, – усмехнувшись, пробормотала Ольга.
           – Да все будет классно, поверь, – ободрил я ее. – Мы эту банду в два счета разделаем. Вот послушай, – и, наклонившись поближе к Ольге, я изложил ей свой план. – Там, где я им стрелку забил, заброшенная стройка на пустыре – что-то вроде завода без крыши. С двух сторон – недостроенные корпуса, а посередине – что-то типа большого двора с бетонным забором по бокам. Если он еще не завалился. В смысле – забор. Мы туда заранее подъедем, чтобы хорошо осмотреться. Они, конечно, тоже подсуетятся, но этот момент я беру на себя. Они нас не заметят, будь спокойна. Главное, чтобы эти козлы убедились, что в развалинах пусто. Короче, к началу боевых действий я буду точно знать: где и как они стоят, – и во двор мы выйдем так, чтобы в тылу у нас было чисто. Мы выйдем в последний момент, когда они уже подъедут. И тут начнется самый прикол. Вот прикинь, они входят во внутренний двор, совершенно уверенные, что нас тут еще нет (они же здесь все заранее прочесали и посты расставили), и тут вдруг бац – неожиданно появляемся мы, словно из-под земли. Но это – только первая фишка...
           Я образно водил по столу руками, обозначая ножами и вилками план "завода" и наших исходных позиций, а скептическая блондинка продолжала курить с напускным равнодушием, но готов поручиться – она слушала каждое мое слово.
           – От неожиданности они сразу насторожатся, и это будет нам на руку. Мы так выиграем несколько лишних минут, пока они будут мобилки напрягать: откуда мы взялись? Но перед глазами у них будем стоять только мы двое, и от этого они через несколько минут расслабятся. Чисто рефлекторно, из-за того, что только что переволновались. Надо же им будет свое мужское достоинство поддержать. А у тебя наоборот – как раз в этот момент начнут поджилки трястись. Потому что тебе нужно будет сделать первый шаг, чтобы им сумку нести. И то, что ты вконец перепугаешься, очень даже классно. Честное слово, можешь мне поверить: чем больше ты будешь бояться – тем это лучше для нас.
           Ольга подавила нервный смешок, но я-то заметил, как дернулись ее губы, и продолжил с утроенным вдохновением:
           – Бойся так, чтобы любой баран за сто километров твой страх всей кожей чувствовал. Потому что от этого они не только расслабятся, они еще и глубокий кайф ловить начнут. И под этот кайф я с ними начну обсуждать условия обмена. Твой страх, их расслабуха, веселый, задорный базар, – загибал я палец за пальцем, – всё это наложится друг на друга, и пройдет еще минут десять, прежде чем мы начнем действовать. И все это время будет тайно работать мой второй и самый главный козырь. Мое тайное оружие, про которое они вообще ничего не подозревают.
           Ольга все-таки посмотрела на меня, не смогла удержать женского любопытства. А уж я постарался его подогреть.
           – Понимаешь, я эту стрелку специально на девять часов вечера забил, потому что в это время уже начинает быстро темнеть. В тот момент, когда они только подъедут и выйдут во двор, будет еще хорошо видно. Но в течение всех тех минут, о которых я тебе говорю, освещенность внутри этой бетонной коробки будет быстро снижаться. Буквально с каждой минутой. А глаза у этих козлов – совсем не такие, как у меня. Да и мозги, кстати, тоже. Не в том смысле, что они дураки, но они просто не будут отдавать себе отчет в том, что их глаза с каждой минутой видят все хуже. Понимаешь, пока они будут успевать приспособиться к новому освещению, это освещение всякий раз будет становиться уже немного другим. Как в истории с Ахиллесом, который никак не мог догнать черепаху.
           – Ты знаешь, кто такой Ахиллес? – спросил я с участием.
           – Брэд Питт, – хмыкнула Ольга.
           И то хлеб, – подумал я, презрительно фыркнув в душе от упоминания про "Трою" – этот лживый голливудский блокбастер.
           – Тогда ты понимаешь, о ком идет речь, – сказал я со смехом. – О великом герое – молодом, могучем и быстроногом. В его жилах текла кровь богов, но однажды он поспорил, что сможет догнать обыкновенную черепаху, и напоролся на неприятности. Каждый раз, когда он делал шаг вперед, чтобы оказаться вровень с черепахой, она успевала продвинуться еще немного вперед и неизменно оказывалась впереди Ахиллеса. А по условиям спора, он должен был именно догнать черепаху, а не перегнать ее. Понимаешь, в чем тут фишка?
           Ольга неуверенно фыркнула и отвернулась к озеру, затянувшись сигаретой.
           – Так вот, – продолжил я, обращаясь к ее красивому ушку. – Зрение этих бандитов будет гнаться за ускользающим светом точно так же, как Ахиллес гнался за черепахой. Только до их мозгов это не дойдет. Им будет казаться, что они всё видят нормально, но на самом деле они будут видеть уже чуть хуже, чем видели полминуты назад. Понимаешь, у них в голове все время будет складываться ложный образ мишени, а расстояние между нами будет метров сорок. Между прочим, вполне приличное расстояние для такой освещенности. Зато у меня глаза к изменению света приспосабливаются мгновенно. Поэтому я их всё время буду видеть абсолютно четко, а они меня – нет. Можешь мне поверить, при быстрой стрельбе на таком расстоянии это очень существенное преимущество. Но они об этом даже не подозревают.
           Удовлетворенно ухмыльнувшись, я откинулся на спинку кресла, ожидая, какова будет реакция на мои слова. Ольга заметила мое движение, повернула голову, наши глаза встретились...
           Наверное, я зря рассказал ей эту историю про Ахиллеса и черепаху. Потому что посмотрела она на меня, как на полного психа.
           Мысли о моем рассудке так поглотили Ольгу, что на какое-то время она даже про свою сигарету забыла. Когда венчик пепла на сигарете вырос до нескольких сантиметров, я протянул руку и демонстративно подвинул девушке пепельницу, но добился только того, что она машинально стряхнула пепел на стол. Пришлось смахнуть его рукавом. (Пепел на столе перед битвой, по-моему, дурная примета.) Завладев пальцами Ольги, я отобрал у нее сигарету и затушил ее в пепельнице, чтобы не искушать судьбу. Ольга не сопротивлялась. Губы ее были плотно сжаты.
           – Теперь слушай внимательно и запоминай, – сказал я, продолжая удерживать ее руку в своей. – По моей команде ты с сумкой пойдешь к ним, а они отпустят тебе навстречу девушку. Ты, главное, не спеши и смотри под ноги. Бетон там наверняка тот еще, запросто можно носом запахать. И все время следи, как идет эта Таня, чтобы поравняться с ней примерно посередине между мной и бандитами. Когда вы с ней сблизитесь на пять шагов, ты должна ей тихо сказать: "Падай на счет пять. Кивни, если поняла". Говори так тихо, чтобы бандиты ничего не услышали, но чтобы Таня всё хорошо разобрала. Услышала она или нет, ты сразу поймешь и начнешь считать вслух: один, два, три... Главное – это задать ей ритм, потому что к счету "пять" Вы уже разминетесь. На счете "пять" ты сразу падай. Рухни, как подкошенная, потому что стрелять я начну мгновенно. Если сможешь, сумку выставь перед собой. Заройся в землю и лежи, пока все не кончится. А потом заберешь свои сто пятьдесят тысяч долларов и уедешь, куда захочешь. Даю тебе клятву. И никакой Толян тебе не помешает. Ну как, ты всё поняла?
           Ольга машинально кивнула, потом, словно очнувшись, высвободила свою руку из моей руки, горько усмехнулась и сказала с сарказмом:
           – И ты их всех убьешь.
           – Можешь не сомневаться, у меня две полные обоймы, – откинувшись на спинку кресла, уверенно соврал я. – И фильм я один подходящий видел, в детстве еще, с Блондинчиком.
           – Старый фильм с Клинтом Иствудом, "За пригоршню долларов" называется, – пояснил я Ольге, видя, что она меня не понимает. – Он там еще молодой совсем, в смысле – Клинт Иствуд. Неужели не видела? Просто обалденная трилогия: "За пригоршню долларов", "На несколько долларов больше" и "Хороший, плохой, злой". Клинт Иствуд там играет одного парня – Блондинчика, – который стреляет быстрее, чем ветер летит. Я как раз у него стрелять научился. Самой сути стрельбы. Так что можешь считать этих бандитов покойниками.
           Я усиленно намекал Ольге на счастливое совпадение цвета ее волос с цветом волос лучшего стрелка, которого я только знал (хотя бы и по кинофильмам), но ее даже это не вдохновило. Боюсь даже, она приняла мои слова за чистую монету. Бросив взгляд по сторонам (словно она опасалась: не услышал бы нас кто-нибудь), Ольга отпила пива и забарабанила пальцами по столу.
           Сказать по правде, я и сам сомневался в полном успехе предстоящего боя. В то, что бандиты отпустят девушек и Толяна в обмен на деньги, я не верил совсем. Наверняка эти скоты тут же потребуют с нас проценты и постараются захватить обеих девушек обратно. Потому я и решил твердо удерживать инициативу в своих руках. Я надеялся на три главных момента. Во-первых, увидев нас одних, бандиты явно расслабятся и отпустят Таню. Во-вторых, когда Ольга разминется с Таней и окажется к бандитам ближе официантки, внимание бандитов переключится на Ольгу – ведь в руках у нее будет сумка с деньгами. И в-третьих, "моя баба" – Таня – в этот момент будет находиться как раз на линии огня, поэтому бандиты будут меньше всего ожидать, что я могу начать стрельбу. В этот момент я и открою огонь. Главное – чтобы девчонки разом упали.
           Я свято верил в способность Ольги выкручиваться из самых головоломных ситуаций и был уверен, что она четко упадет в нужный момент, а потом ускользнет с поля боя. Тем более, в ее руках будет вожделенная сумка с деньгами, что наверняка удесятерит ее живучесть. Если Таня тоже поведет себя правильно, я прикрою обеих девушек, пока они добегут до "Лады". А если Ольга проявит женское коварство вместо женской солидарности и бросит подругу Толяна, ну что ж, Таня будет отходить вместе со мной.
           Самым слабым звеном в моем плане был брат. Вот уж кому точно – остается только уповать на милость богов. Вдобавок брат наверняка уверен, что я позвоню в РУБОП и явлюсь на стрелку со взводом ОМОНа. Потому что он готов сесть в тюрьму ради этой своей девушки – Тани. Но, в конце концов, брат сам виноват, что всё так произошло. Ограничься он простой, понятной местью, не стоял бы теперь на стрелке под стволом у бандитов.
           – А брат твой, Толян? – словно прочитав мои мысли, с усмешкой спросила Ольга. – Он-то под стволом будет стоять.
           – Придется рискнуть, – философски пожал я плечами.
           – У тебя, Мена, точно не все дома, – раздраженно мотнула она головой. – Их же там не двое-трое будет, а целая толпа, понимаешь ты это? И все со стволами. С автоматами.
           – Ничего, у меня запасная обойма есть, – расхохотался я. – Я же тебе уже говорил, с восемью патронами. На всех хватит.
           Яростно фыркнув, Ольга достала из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой. Кавказцы за сдвинутыми столами снова звенели стопками и возбужденно матерились, перекрикивая от восторга зажигательную Шакиру и бросая плотоядные взгляды на мою подружку. Я их еще как понимал: под такую музыку!.. Улыбчивый официант тоже поглядывал на Ольгу. Не забывали о сопернице и подвыпившие гетеры. Проследив за моим взглядом, Ольга обернулась к кавказскому столу и так отдарила пятерых бабенок, что я мысленно зашелся от хохота. Ответный залп разъяренных гетер пришелся в презрительно развернутую к ним спину. На мангале вкусно напитывались дымом наши шашлыки.
           – А если тебя убьют? – ткнув в пепельницу едва начатую сигарету, серьезно сказала Ольга. – Ты хоть можешь себе представить, что они потом со мной сделают?
           Я представлял. Даже очень.
           Не услышав ответа, Ольга схватила со стола пачку сигарет и сунула в рот еще одну сигарету.
           – Погоди, – подавшись вперед, я задержал ее руку с зажигалкой. – Не надо столько курить.
           – Да пошел ты, – дернула она рукой.
           – Который час? – скромно спросил я, убрав руку.
           Затянувшись, Ольга все же глянула на часы.
           – Без двадцати семь, – сказала она.
           – Вот видишь, все нормально, идем точно по графику, – улыбнулся я. – Ты, главное, как упадешь, прикройся сумкой и голову держи поближе к земле матушке.
           – Это к бетону, что ли? – презрительно фыркнула Ольга. – Спасибо за совет.
           – Не стоит благодарностей, партнер, – рассмеялся я. – Да не волнуйся ты так, все будет классно, поверь. Я их перестреляю, ко всем чертям, а потом ты возьмешь свои сто пятьдесят тысяч долларов и уедешь, куда твоей душе угодно. На какие-нибудь Канарские острова. И выйдешь там замуж за миллионера.
           – Дурак ты, – с неожиданной досадой сказала она.
           Обернувшись, Ольга с неприязнью посмотрела на кавказцев с их гетерами, губы ее скривила злобная гримаса.
           – Уроды, – пробормотала она сквозь зубы.
           Между тем наш официант отделился от стойки бара и быстро пошел к мангалу. Наверняка за нашими шашлыками. Ну наконец-то! А то у меня уже живот присох к позвоночнику. Приняв из рук шашлычника три дымящихся шашлыка, официант исчез в двери справа от стойки и через минуту появился оттуда с подносом. Вслед за ним из двери вышел рослый парень в форме охранника и, обведя взглядом веранду, естественно уставился на Ольгу. Но очаровательная блондинка проигнорировала его внимание. Рассеянно глядя в даль, она отхлебнула глоток светлого пива.
           Поставив поднос на соседний стол, официант подошел к Ольге и, улыбаясь, спросил:
           – Вам мясо снять на тарелку или на шампуре оставить?
           – Снять, – сказала Ольга.
           – А вам на шампурах, – развернулся он ко мне.
           – Да, мне на шампурах, – подтвердил я.
           Не прошло и минуты, как передо мной стояла тарелка с двумя дымящимися, благоухающими, сочащимися соком шашлыками на длинных, острых шампурах. Поставив перед нами две тарелки с жареным картофелем, колечками лука, зеленью, тарелку с лавашами и соусник с томатным соусом, веселый официант подлил мне воды в стакан и удалился. Я немедленно откусил здоровый кусок мяса, рот наполнился обжигающим соком. Полный отпад! Утолив первый голод кусками с шампура, я снял оставшееся мясо на тарелку и залил его соусом. Шашлыки и вправду были классные, хотя бараньи были бы еще лучше. К моему удовольствию, Ольга тоже вонзила зубки в дымящееся мясо и малость повеселела. Мы молча работали челюстями, когда к нашему столу снова подошел золотозубый официант и поставил на стол бутылку водки.
           – Соседи прислали, – осклабившись, кивнул он на кавказцев.
           Мы с Ольгой одновременно обернулись к пировавшей компании. Мужчины дружно ухмылялись, гетеры победно смотрели на Ольгу.
           – Пэй, молодой. Мужчына должэн водку пить, а не боржом, – насмешливо махнул мне рукой коротко стриженый мужик лет сорока с жирным лицом, изрядным животиком и маслянистыми пьяными глазами. Развалившись в кресле, он усиленно изображал заботливого старшего брата, который сейчас трахнет подругу младшего, чтобы показать тому, как это дэлают настоящие мужчыны.
           Компания за сдвинутыми столами аж засопела от удовольствия.
           – Козлы, – отвернувшись, буркнула Ольга.
           Сделав официанту знак наклониться, я тихо, чтобы внуки гор не услышали, сказал:
           – Принеси им от нас семь бутылок минералки. Полуторалитровые есть?
           Видели бы вы, как взглянула на меня Ольга! Ручаюсь вам, впервые за этот ужин она получила истинное удовольствие. Бросив взгляд на пьяную компанию, она поскорее отвернулась, спрятав улыбку в бокал с пивом.
           Хохотнув нам глазами, официант заговорщически кивнул и удалился с напускной серьезностью на лице. Через пару минут он появился из кухни с подносом, на котором подрагивали семь пластиковых бутылей "Новохатской". Не без труда доставив поднос к сдвинутым столам, парень с широкой дежурной улыбкой споро переправил все семь бутылок на стол и в ответ на вопрос стриженого кабана кивнул в нашу сторону. Улыбаясь соседям от уха до уха, я с самым дружеским видом поднял бокал с минералкой.
           За столиками воцарилось напряженное молчание. Официант украдкой ретировался, и мы с бывшими горцами остались один на один.
           – Ты что, издеваешься, молокосос? – мрачным голосом осведомился наконец один из щедрых дарителей – худой, небритый мужик лет тридцати пяти с характерным носом. Расстегнутая черная рубашка открывала не менее черную варварскую растительность на его груди. Развернувшись вместе с креслом к нашему столу, он тяжело впился в меня пьяным взглядом настоящего мужчыны.
           – Ну что ты, я от чистого сердца, – заверил я его с улыбкой. – Вы мне – то, что вы пьете, я вам – то, что я пью. А молоко я и правда очень люблю.
           Не выдержав, Ольга прыснула смехом. Облокотившись о стойку бара с разных сторон, бармен и официант с интересом наблюдали за спектаклем. Бармен даже музыку приглушил. Наверное, чтобы она нам не мешала. Рослый парень в униформе снова вышел из двери справа от бара, но и на его лице озабоченность никак не могла сладить с веселой ухмылкой. Только маэстро шашлычник – между прочим, тоже выходец с кавказских гор – смотрел на ощетинившуюся компанию недовольно и осуждающе.
           За столиками шумно задвигались, послышались обидные реплики в наш адрес. Одни кавказцы рвались на разборку, другие их удерживали, и все разом матерились, включая девиц. На лицах гетер блуждало злорадное предвкушение мести. Демонстративно не оборачиваясь, Ольга сидела, откинувшись на спинку кресла, и смотрела на меня чуть ли не с любовью.
           Наконец, то ли высвободившись из дружеских рук, то ли наоборот, получив дружное напутствие, один из бывших горцев поднялся, резко отодвинув кресло, и направился к нашему столу. На губах его играла коварная ухмылка. Повернувшись лицом к столу, я тщательно вытер руки салфеткой. Как удачно! Я только что дожевал последний кусок шашлыка.
           Подчеркнуто не глядя на меня, варвар остановился сбоку от Ольги, опершись одной рукой на спинку ее кресла, а другой – на стол. Может, его спьяну ноги не держали? Он – как младший брат, был похож на того мужика с волосатой грудью, который угадал во мне молокососа. Такой же худой, среднего роста, небритый и наверняка с обильной порослью под цветастой рубашкой. Его пальцы лоснились шашлычным жиром. Аккуратно взяв еще одну салфетку, я стал промакивать губы.
           – Пошли, потанцуем? – развязно предложил "младший брат" Ольге.
           – Отвали, не видишь, я с кавалером, – даже не взглянув в его сторону, отбрила его великолепная блондинка.
           Мужчины за столами подобрались, мстительное предвкушение на лицах гетер сменилось хищной радостью. Я выпустил из пальцев салфетку, и она мягко упала на тарелку, рядом с которой лежали два витых железных шампура.
           – Я к тэбэ вежливо, а ты грубишь? – жирные пальцы вдруг схватили Ольгину руку. Хорошо, поверх рукава, не заляпав ее чудную кожу!
           Танцор был пьян и отвернуться не успел. Остаток пива хлестнул ему прямо в лицо. Молодчина Ольга!
           Воспользовавшись замешательством наглеца, Ольга вырвала руку и вскочила – так, что между ними оказалось кресло. Из-за составленных столов шумно вскакивали бывшие горцы с яростными глазами. Момент был самый подходящий. Подхватив со стола шампур, я, как дротик, вонзил его в руку захлебнувшегося яростью варвара. Отшатнувшись от стола с воплем скорее испуга и боли, чем возмущения, парень схватился за ту самую руку, которой залапал Ольгину куртку. Прямо из его бицепса, покачиваясь, как шприц, свисал шампур. Незадачливый кавалер не нашел ничего лучшего, как выдернуть шампур обратно. Может, он хотел применить его как оружие, но только открыл путь крови. Замшевый рукав его куртки стало быстро пропитывать растущее алое пятно. Лицо танцора мертвенно побледнело, он протрезвел буквально на глазах.
           Вскочив, я вскинул на плечо сумку. В следующую секунду в моей руке оказался второй шампур. Ольга вела себя просто отлично: инстинктивно переместилась мне за спину.
           Официант, бармен и охранник – уже все трое были по эту сторону стойки и больше не улыбались. В руках у охранника появилась резиновая дубинка, но вмешиваться они пока не решались. Только старый мастер-шашлычник быстро шел от мангала, вытирая руки полотенцем. По-моему, он был за нас.
           Нападающие устремились к нам кучно – как бараны за вожаком. И главным бараном оказался тот самый стриженый мужик с жирной рожей – советчик пить водку перед боем. Он на целый корпус опередил толпу соплеменников. В него я и метнул второй шампур. Шампур вонзился в мясистую руку, которой этот кабан успел заслониться. Заводилам все достается первым: и добыча и вражеские дротики. В ответ в нас метнули пару бутылок. Одна прошла мимо, другую я отбил рукой, чтобы она не попала в Ольгу.
           – В машину, быстро! – скомандовал я.
           Умница Ольга все поняла с полуслова. Краем глаза я увидел, как она ловко перескочила через ограду. Но вместо того, чтобы бежать к машине, эта Елена Троянская тут же остановилась, с любопытством следя за боем.
           Варвары были пьяны и неповоротливы, но их было семеро, а я – один. Даже раненный ухажер, зажав рукой рану, попытался ударить меня ногой. В ответ я пихнул ногой мое кресло, и оно сбило бедолагу прямо под ноги его "старшему брату". Почти одновременно с этим я выхватил пистолет и заорал, взведя затвор:
           – Стоять, козлы!
           Мой крик перекрыл всё, и на секунду мне показалось, что именно крик, а не пистолет, остановил набегавшую толпу. Картинка словно застыла. Встав на колени, раненный варвар пытается подняться. Рядом, раскрыв в немом ругательстве рот, разгибается его волосатый собрат. В его руке – нож. Охает рухнувший в кресло жирный вожак, не зная, что делать с торчащим из руки шампуром. К нему подскочила девица, и следом за ней стремится вторая. Словно наткнувшись на звуковую волну, застыли, наклонившись вперед, четверо яростных мужчин. Официант, бармен и поднявший дубинку охранник – у стойки. Справа от них – пожилой шашлычник в белом халате. Вскочившие гетеры.
           Отступив к ограде, я легко перемахнул через перила, и всё снова пришло в движение. Варвары дружно подались вперед. "Брат" танцора метнул в меня нож, но его тесак пролетел от меня чуть ли не в полуметре. Еще один смельчак схватил нож с нашего стола и теперь кричал, размахивая столовым прибором:
           – Что, газовый? Газовый, да?
           – Сейчас проверим, – с ухмылкой навел я на него пистолет.
           Увидев черный тоннель ствола, парень сразу утих, попятившись от ограды, зато другой псевдогорец решил обойти меня с фланга. То, что я пока не выстрелил, распаляло их, подстрекая к новой атаке, и я истратил-таки даром пулю. В основном, из-за Ольги – чтобы надежно прикрыть ее отход к машине.
           Как только забежавший левее мужик протянул руки к перилам, я выстрелил по железному поручню. Звонко срикошетив, пуля взметнула скупой фонтанчик пыли с асфальта у входа в кафе. Варвар отпрянул так, будто его током шибануло. Все снова застыли. На фоне неожиданно четкой музыки я отчетливо услышал, как открылась дверца нашей машины.
           – Эй, сколько с меня за шашлыки?! – крикнул я официанту.
           – Сейчас дам счет, – отозвался он, тут же забежав за стойку.
           Ожили и варвары.
           – Ты, борзый, мы тебя из-под земли достанем! – выкрикнул худой "старший брат", спровоцировав общий всплеск ругани.
           – Боюсь, с Хароном не договоритесь! – ответил я насмешливо, отступая к машине вслед за Ольгой.
           – Я тебя, и твоего Харона... – подключил воображение бывший житель гор.
           – Смотри, дорогой, забьет тебе Аид стрелку, – сказал я со смехом.
           – Я твою Аиду …, – выкрикнул в ответ этот варвар.
           Он дернулся было к ограде, но я шевельнул пистолетом:
           – Стоять, козлы! Кто сунется на стоянку, башку отстрелю.
           Распаленные варвары вдруг ожесточенно загомонили на своем языке, взорвавшись непристойными жестами и посекундно повторяя слово "б…". Оглянувшись, я увидел, что чертова Ольга стоит у открытой дверцы "Лады" и выразительно демонстрирует им оттопыренный средний палец. Настроение у нее было хоть куда.
           Совершив глубокий маневр с фланга, ко мне подбежал официант, придерживая рукой счет на блюдечке. Покосившись на бумажку, я вынул деньги и отделил ему шестьсот рублей:
           – Спасибо. Классные у вас шашлыки.
           Ухмыльнувшись украдкой, официант аккуратно взял купюры и демонстративно сумрачно поспешил обратно.
           Между тем Ольга уселась в машину и, запустив движок, открыла мне переднюю дверь. Настоящий партнер. Я, конечно, был признателен ей за заботу, но мне нужна была возможность вести огонь с обеих сторон.
           – Открой сзади второе окно, – скомандовал я. – Я сзади сяду.
           Продолжая держать под прицелом оскорбленных мужчин, я забрался в машину.
           – Поехали.
           Едва я захлопнул дверь, как в нас полетели ножи, вилки, бокалы и всё, что подвернется под руку. Не обращая на это ни малейшего внимания, Ольга лихо развернулась, затормозила и сделала в окно крайне оскорбительный жест. Ответный взрыв эмоций привел ее в восторг, но тут в дверцу грохнул твердый предмет, и девушка наконец нажала на газ.
           Развернувшись на сидении, я смотрел, как мстительные ребята один за другим перемахивают через ограду и рассаживаются по своим колесницам. Интересно, заставили ли их расплатиться? Разгоряченная кровь весело стучала в моих висках, но погоня была нам совсем некстати.
           – Сможешь от них оторваться? – обернулся я к Ольге.
           Ответом мне была ослепительная улыбка в зеркало.
           – Ты классный парень, – весело сказала она. – Хочешь, вместе уедем, ты и я?
           – Спасибо, – рассмеялся я. – Только мне еще год учиться.
           Ольга фыркнула, а я снова отвернулся к заднему стеклу. Две иномарки с бывшими горцами уже вынеслись со стоянки. Высовываясь из окон, пассажиры яростно жестикулировали нам вслед.
           Промчавшись вдоль пляжа, мы на полном ходу проскочили лесок, круто вписались на шоссе и понеслись к городу. Может, Ольга решила, что я польстился на ее предложение уехать вместе с ней и позабыл про назначенную стрелку?
           Оранжевое солнце снижалось над дальним лесом, золотя бликами водную гладь. Отчаянно лавируя, Ольга одну за другой обгоняла машины, но иномарки кавказцев постепенно начинали нас догонять. Мы проскочили поворот на Санта-Барбару, миновали сосняк, и тут Ольга с чисто женским коварством воспользовалась полученной нами форой. У въезда в город стоит стационарный пост ГИБДД. Не обращая внимания на погоню, Ольга загодя сбавила скорость и скромно проехала мимо гаишников, одарив их очаровательной улыбкой. Но улыбка девушки пропала даром. Инспектор с жезлом и второй ГИБДДешник – в бронежилете, с укороченным автоматом на плече – уже сделали стойку на разгоряченных погоней кавказцев. Вид близкой добычи так подстегнул мстительных варваров, что они забыли обо всем и подлетели к посту на полном ходу. Не тут-то было. Решительно выставив жезл, автоинспектор выскочил прямо на шоссе, автоматчик тоже рванул к бровке, и следом за ним, откуда ни возьмись, уже бежал второй. Резко затормозив, обе иномарки одна за другой замерли возле поста. Видно, не такие уж крутые ребята были эти кавказцы. Хитрая Ольга тут же дала полный вперед, и отчаянно жестикулирующая компания на обочине стала стремительно удаляться.
           То ли горячие мужики повели себя слишком нагло, то ли у них с ментами торг затянулся, но они все еще торчали у поста, когда я благополучно потерял их из вида.
           – Козлы, – с непередаваемым презрением сказала Ольга.
           Я рассмеялся.
           Мы въехали в микрорайон, и Ольга свернула направо, на улицу Ньютона.
           – Классно ты с ними разделалась, – похвалил я ее.
           – Терпеть не могу этих черножопых, – заявила она.
           – Да ладно тебе, козлы среди всех наций встречаются, – возразил я, вспомнив бывшего Барина с его бандой. – И шашлычник точно был за нас, а он – тоже кавказец.
           – Все равно я их терпеть не могу, уродов, – сказала Ольга.
           Она еще несколько раз свернула, заметая следы, и выехала к улице Победителей, шедшей через все Борки параллельно черте города.
           – Сверни здесь направо, – сказал я.
           Ольга повиновалась.
           – Нам надо выехать на дорогу к Жегуновке, – пояснил я. – Знаешь там дорогу, что по ту сторону от Семихатки?
           – Знаю, – дернула она плечиками.
           Ольга опять стала нервничать, а у меня наоборот – настроение взмыло к небесам после триумфа в шашлычной.
           – Мы туда с тыла подъедем, – пояснил я Ольге, чтобы поднять ее боевой дух. – Там возле Жегуновки лесок есть. От него можно незаметно пробраться к этим развалинам. И машину есть, где спрятать. Который сейчас час?
           – Без двадцати пяти восемь, – глянула она на часы.
           – Отлично. К восьми на месте будем.
           Каждый раз, как Ольга бросала на меня взгляд в зеркало, я широко ей улыбался для поднятия настроения, но она продолжала оставаться мрачной.
           – Жаль, патрон пришлось истратить, – сказал я, поймав очередной ее взгляд. – Надо будет свежую обойму поставить.
           Напоминание о победе пришлось кстати. Ольга невольно улыбнулась и сказала:
           – Здорово ты шампура бросаешь. Где научился?
           – Да видел один подходящий фильм, – рассмеялся я.
           – Слушай, хватит мне лапшу вешать на уши, – возмутилась она. – Какой ты, к черту, студент!
           – Я тебе наврал, – сказал я нарочито серьезно. – На самом деле, университет – это только прикрытие. Я работаю в особом отделе ФСБ. По экономической контрразведке. У нас там и рукопашный бой, и метание шампуров, и огневая подготовка. В общем, сама понимаешь... контора серьезная. Мы там и любовную магию проходим. На тот случай, если придется сотрудницу какого-нибудь босса завербовать.
           Смерив меня взглядом в зеркало, Ольга неуверенно хмыкнула и пробурчала:
           – Трепло.
           – Да ладно тебе, – рассмеялся я. – На самом деле тут нет ничего сверхъестественного. Ты в "Дартс" когда-нибудь играла?
           – Это когда стрелки с такими штучками в круг на стене бросают? – подозрительно спросила Ольга. – Играла несколько раз, а что?
           – Я шампур метнул точно так же, как стрелку в мишень бросаю. Представил, что тот жирный кабан – мишень, а шампур – стрелка, и метнул. Только намного резче. Шампур же гораздо длиннее, сама понимаешь.
           – Издеваешься? – скептически глянула на меня в зеркало Ольга.
           – Нет, – помотал я головой. – Между прочим, мы в университете компьютерное моделирование броска проходим.
           – Слушай, Мена, кончай из меня дуру делать, – взорвалась она. – Я с тобой, можно сказать, на верную смерть иду, а ты мне лапшу вешаешь на уши, как последней дуре.
           – Так я правда в университете учусь, – поклялся я абсолютно честно. – На экономфаке.
           – И в армии ты не служил, – сказала она.
           – Нет, – рассмеялся я.
           – А стрелять в тире научился. В парке Горького, – саркастически хмыкнула Ольга. – Слушай, кончай, а?
           – Ну почему в парке? – возразил я. – Я мог и в секцию стрелкового спорта ходить. Ты фильм "Сестры" смотрела?
           – Не смотрела, – буркнула Ольга. – Ладно, Мена, если я не в свое дело лезу, ты так и скажи. А то плетешь тут... уши вянут.
           – Слушай, а хочешь, я тебе абсолютную правду скажу? – наклонился я к ней совсем близко. – Я правда сам не знаю, как у меня это все получается. Я сегодня и дрался и стрелял по-настоящему первый раз в жизни. Богами клянусь. Когда я тогда в подвале того бугая Борю вырубил, на меня словно вдохновение нашло. У меня и руки и ноги как будто сами собой действовать стали. И потом, помнишь, когда Толян тебя ударить хотел? А у Барина я тремя выстрелами троих завалил наповал. Не веришь? Самого Барина, Костю и Черта. И Черта я в таком стиле сделал, что ты бы просто отпала, если бы видела.
           – Можешь себе представить лестничную площадку на втором этаже в доме Барина? На которой мы все утром стояли, перед тем, как в гостиную войти? Там сбоку над лестницей идут перила. Так вот представь, – продолжил я, убедившись, что Ольга поняла, о чем идет речь. – Я прямо с площадки перемахиваю через эти перила, как каскадер, точно попадаю ногами на ступени лестницы, перекатываюсь по ней боком и через голову вниз – на площадку между этажами – и сходу снимаю Черта выстрелом в лоб. Точно между бровями попал. А он, между прочим, был в холле, метрах в семи от меня, и быстро двигался. Как раз из-за кресла дернулся с автоматом. Опоздай я на полсекунды, и он бы меня изрешетил ко всем чертям. Точно тебе говорю.
           Про то, что я при этом еще и в Костину кровь умудрился не вляпаться, я решил умолчать. Чтобы не отвлекать Ольгу от главного впечатления.
           – А в шашлычной, ты видела, как я в перила попал? Богами клянусь, я специально именно так выстрелил. Чтобы пуля срикошетила с диким звоном. Чтобы всю эту свору в шок вогнать.
           – Понимаешь, на меня как будто что-то накатывает. Накрывает меня и влечет. Точно так же, как когда я тебя в июньскую рощу веду, – мои пальцы сами собой коснулись легкого шелка ее волос, нежной кожи шеи, мочки уха с уплотнением вокруг дырочки для серьги. – Я словно играю тебе на незримой свирели, и ты слышишь ее звуки, и выходишь ко мне из хижины, в которой живешь, и бежишь к лесу по едва заметной тропе, и я жду тебя на опушке, и беру тебя за руку, и мы входим в вечернюю рощу, и сумрак сразу сгущается, а вокруг – причудливые силуэты деревьев в серебре лунного света, тревожные шорохи, и ноздри раздуваются от пряной прохлады, и мягкая трава щекочет ступни. И мы выходим на залитую лунным светом поляну, останавливаемся, и вдруг вдалеке раздается смех веселого Пана, нагнавшего нимфу, и я касаюсь твоего тела сквозь ткань, и распускаю твой пояс, и ткань легко скользит по твоим плечам...
           Меня так резко мотнуло вбок, что я чуть не въехал башкой в стекло. Черт! Напрочь забыл, что мы на дурацкой современной дороге. Круто вильнув, машина выровнялась. Ольга сбавила ход и вдруг запрокинула голову и покачала ею из стороны в сторону, словно хотела вновь почувствовать мою руку на своей шее. Расхохотавшись, я тоже мотнул головой:
           – Чуть не врезались, да?
           – Ты уж лучше молчи, – с притворным укором сказала Ольга.
           – Может, это у меня из прошлой жизни? – убрав руки со спинки ее сидения, сказал я. – Вдруг я уже жил когда-то и был крутым диверсантом?
           – Я про такое читала, – немного помолчав, неожиданно сказала Ольга. – Одна девочка в Англии помнила, как она жила сто лет назад совсем в другом городе, совсем в другой семье. А потом, когда ей было уже двадцать лет, она случайно попала в один город совсем в другом месте Англии и вдруг узнала свой дом. И она зашла и рассказала хозяину все про его деда и бабку, и всё в точности совпало. Она знала, какие у них раньше были вещи, и где они их раньше хранили, и каким раньше был дом, сто лет назад, и какие во дворе росли деревья. И про этот город все помнила, только не про то, какой он теперь, а про то, каким он был сто лет назад. И когда она про все это рассказала, хозяева дома достали старые фотографии, и всё в точности совпало. И какой фонарь у них раньше висел над входной дверью, и что на окне справа от входа стояли три горшка с геранью. Представляешь? Это все точно так же было, как она им рассказала. А потом хозяин дома вспомнил, что у его деда и бабки была дочка, которая рано умерла. И оказалось, что она умерла как раз в том возрасте, в котором эта девочка – уже в наше время – вдруг вспомнила, как она жила сто лет назад совсем в другом городе. То есть та умершая дочка деда и бабки хозяина дома через сто лет воплотилась в эту самую девочку – совсем в другом месте Англии...
           – Да, я тебе самое главное забыла сказать, – сообщила Ольга после небольшой паузы. – Когда эта девочка вдруг вспомнила, как она жила сто лет назад, она совершенно забыла всё, что до этого с ней происходило уже в этой – современной – жизни. Правда, обалдеть можно?
           – Да, – сказал я. – Просто обалдеть. Слушай, а может, и у меня это все точно так же?
           – Так я про что и говорю, – сказала Ольга. И непонятно было: всерьез она это сказала или прикалывается.
           – Только я все помню, что со мной раньше происходило, – сказал я. – Конечно, не с того момента, как я на свет появился, но лет с трех-четырех – точно помню.
           Ольга бросила на меня взгляд в зеркало, но ничего не сказала. Мы снова вырвались из города и ехали среди полей. Густо-оранжевое солнце спокойно клонилось к горизонту. Гелиосу было совсем недосуг въезжать в наши дела.
           – Закат – просто обалдеть, правда? – мечтательно сказала Ольга. – Слушай, Мена, а ты мне правда мою половину денег отдашь? Если мы живы будем.
           – Записано, – расхохотался я. – Только слушай, кончай эти свои дурацкие пророчества. Я же тебе сказал, я всех их прикончу.
           Ответом мне был быстрый взгляд в зеркало, полный недоверия и отчаянного желания как-нибудь чудом завладеть сумкой с деньгами и смыться.

Читать дальше

Примечания

           Медуза Горгона – женщина-чудовище, которая всех смотревших на нее обращала в камень.

           Цербер – свирепый трехглавый пес, охраняющий выход из Аида – царства мертвых. Туда – он пропускает всякого. Но оттуда – не выпускает никого. Только двум-трем героям удалось его обойти.

           Зевс – верховный бог, царь и отец богов и людей.

           Центурион – командир центурии, самого малого воинского подразделения в римской армии (от 60 до 100 человек). Когда центурию расквартировывали в провинции для поддержания общественного порядка, ее командир приобретал там очень большую власть.

           Гекатомба – обильное жертвоприношение богам.

           Колхида – причерноморская часть современной Грузии. Все, что за ней (в смысле, севернее), было для цивилизованных людей Средиземноморья местообитанием совсем уж диких варваров.

           Гетеры – женщины вольного поведения в античном мире.

           Аид – владыка подземного мира и царства мертвых, брат самого Зевса.

           "Сестры" – фильм Сергея Бодрова младшего. Одна из героинь фильма занимается спортивной стрельбой.