Круг судьбы Марка Лотарева - весёлая автобиография

Я родился давным-давно в южном городе Краснодаре. Наверное поэтому я так люблю теплое лето, море и ярко синее южное небо.
Родители мои были белорусы (Марк Лотарёв, на самом деле, мой литературный псевдоним, а фамилия у меня былинная – уже взрослым я обнаружил ее в сборнике былин в качестве имени русского богатыря). В Краснодар мои родители попали в начале пятидесятых, отцу, как инвалиду войны, нужно было жить на теплом юге. Об отце смело можно писать книгу. Он участвовал в обороне Севастополя в составе легендарной Потаповской бригады морской пехоты, а потом судьбы забрасывала его на дороги Средней Азии, где каждый поворот горного тракта был отмечен разбившейся машиной, в тайгу, где приходилось заводить машину на пятидесятиградусном морозе, на Дальний Восток, в Манчжурию, в приемную министра образования (отец хотел использовать свое право инвалида войны поступить в МАДИ без экзаменов, но его отказывались зачислять, за годы войны он буквально забыл таблицу умножения). По окончании МАДИ отец работал в послевоенной Эстонии, где еще орудовали лесные братья, но сумел завоевать уважение эстонцев при всей их нелюбви к советским «оккупантам». Со своей будущей женой – моей матерью – они выросли в одном дворе. Моя мать – отличный врач хирург. Некоторые ее пациенты дарили ей цветы уже через много лет после того, как она вышла на пенсию.
Я помню почти былинные времена, когда черную икру азовских осетров покупали трехлитровыми банками, а в краснодарских дворах на бельевых проволоках вместо белья в огромных количествах сушилась тарань (и даже такие давно забытые рыбы, как вкуснейшие шемая и рыбец). Подбегай любой ребенок, бери любую рыбу, никто и слова не скажет, не жалко.
В те времена в горах Кубани еще встречались леопарды. До сих пор словно воочию вижу заметку в «Советской Кубани» о встрече с леопардом в горах севернее Туапсе.
А рядом с нашим трехэтажным домом с аркой был настоящий «скифский» курган, на вершине которого стояла вертикально древняя плита из черного мрамора с непонятными письменами. С кургана было хорошо кататься на санках. (Тогда на Кубани зимы были мягкие, но снежные.)
Помню, как при Никите Сергеевиче Хрущеве были перебои с хлебом, и как раз в то время он приезжал в Краснодар разъяснять ситуацию. И мы со старшей сестрой стояли в длинной очереди в хлебный магазин (мне было года три). Я спросил сестру: – А кто к нам приезжает? И сестра очень серьезным голосом ответила: «К нам приезжает царь».
Помню семечки – по три копейки стакан. Помню летние кинотеатры. Набившись толпой на балкон к друзьям нашей семьи, мы смотрим «Трех мушкетеров». Дом друзей моих родителей располагался рядом с кинотеатром, и с третьего этажа можно было бесплатно смотреть фильмы.
А потом я пошел в школу и закончил ее с золотой медалью. Но это совсем не удивительно. На следующий день после экзамена мне пришлось трижды переписывать экзаменационное сочинение, сидя в учительской (учителя сами запутались, как нужно писать слова «Первая Конная» и «первая мировая война»). А до этого я сидел в лаборатории химкабинета и исправлял в журнале оценки других кандидатов в медалисты с двоек на тройки. А кто-то из них – соответственно исправил на тройки мои собственные двойки. (Наверное, переправлять оценки самому себе считалось неэтичным поступком.)
В классе у нас было пять золотых медалистов. Но до рекорда 54-й средней школы города Краснодара – 14 золотых медалистов на класс – нам было конечно далеко.
Наш город в тот год прославился на всю страну большой статьей в «Комсомольской правде». «Комсомолка» разоблачила причину такой урожайности кубанских школ на золотые медали. За несколько дней до экзамена около кинотеатра «Аврора» (построили его на месте того самого «скифского» кургана) можно было приобрести готовые экзаменационные сочинения и будущие экзаменационные билеты с полными ответами на все вопросы.
Наверное, кубанцы так любили золотые медали по глубинным причинам – они так похожи на золотое кубанское зерно.
В общем, особой гордости за свою медаль я не испытывал. Но она помогла мне поступить на отделение астрономии физфака МГУ.
Звездное небо влекло меня с детства. Я знал наизусть названия всех звезд и созвездий и их расположение на небе.
Магия огромного ночного неба завораживала. Глубокой ночью лежишь – один во всей Вселенной – на холодных дюнах на берегу тихо плещущего Черного моря, безлунное небо сплошь усеяно яркими звездами, серебрится молоко Млечного Пути. (Именно такое звездное небо описано в «Круге судьбы».) Время от времени в небе появляется движущаяся «звезда» – метеор – и я отмечаю его след на карте звездного неба.
А вот другое воспоминание. Около нашего дома в городе я закрепил свою 20-кратную подзорную трубу «Турист 2» на самопальном штативе и смотрю на лунные кратеры. А рядом стоит моя сестра. В тот год американцы уже ходили по Луне, и когда какая-то запозднившаяся любопытная женщина спросила у меня: «Мальчик, а хорошо видно, что там, на Луне?», я ей совершенно серьезно ответил: – Ага. Там сейчас астронавты ходят, вот я и смотрю, как они там.
Сестра до сих пор вспоминает, как вытянулось лицо у доверчивой женщины.
– Да-а?! – сказала она. – А можно мне посмотреть?
(Между прочим, потом, в годы учебы в МГУ, у меня тоже получалось с совершенно серьезным видом говорить абсолютно невероятные вещи, в которые на полном серьезе начинали верить другие студенты и особенно студентки. То-то хохота было, когда они начинали проверять мои слова.)
Помню ослепительный маленький диск Юпитера, а рядом три маленькие яркие звездочки – его спутники. (Между прочим, поймать на небе планету в объектив подзорной трубы довольно непростое занятие).
Однако вернемся к ходу моей жизни. Конкурс на отделение астрономии МГУ был 19 человек на место. Мне довелось попасть в число 10 счастливчиков иногородних, которые поступили. (Тогда иногородних и москвичей принимали на физфак раздельно, и проходной балл у москвичей был ниже).
И вот тут в моей судьбе произошел первый крутой, неожиданный поворот.
Вместо романтического наблюдения за звездами и планетами, на меня обрушилась высшая математика во всей своей красе. Короче, после первого курса я вылетел. Не знаю, как сейчас, а тогда на физфаке МГУ требования к студентам были жесткие, и в первый же год из 28 «астрономов» отчислили семерых. Кажется, до диплома добралось меньше половины моих однокурсников.
Но у меня остались самые теплые воспоминания об этом годе в ГАИШе (Государственный Астрономический институт им.Штернберга при МГУ).
Морозной зимней ночью мы наблюдаем в телескоп лунное затмение в одной из гаишевских башенок, а в темных коридорах института на знаменитых гаишевских «кремлевских» кожаных диванах отдыхают бывалые астрономы в тулупах.
В подвале ГАИШа располагался буфет, так вот, в 1975 году там свободно можно было купить чешское пиво. Помню чудесный, традиционный гаишевский праздник Равноденствия – 23 сентября. Студенты и профессора вместе поют знаменитый физфаковский гимн – «Дубинушку». Мелодия – та самая «Дубинушка», слова придуманы народом физфака. Я до сих пор помню некоторые куплеты (да простят мне физфаковцы, если допущу неточность):

И заря уж горит,
А студент всё сидит
Над учебником гнет свою спину
Сто экзаменов сдал, реферат написал,
А остался дубина дубино-о-о-ой
Эх, дубинушка, ухнем,
Может, физика сама пойдет,
Подернем, подернем, да ухнем!

Деканат весь молчит,
Сам декан говорит:
– Неприглядна ученья картина.
Мы на это плюем, мы уверены в том,
Что и сам он – большая дубина-а-а-а
Эх, дубинушка ухнем,
Может, физика сама пойдет…

А еще, зимой в общаге молоко в пакетах, стоявших на подоконнике над моей головой, к утру замерзало, и мы веселились, кладя утром кусок молока в кастрюлю, чтобы его растопить.
В общем, за первый год учебы в МГУ я сдавал и пересдавал экзамены 24 раза, считая вступительные экзамены на два факультета. Но во всем есть хорошая сторона – сдавать экзамены я научился (есть такая практическая наука с массой нюансов – умение сдавать экзамены).
С астрономии меня отчислили в середине июля. Надо было срочно поступать на один из гуманитарных факультетов. Я подал документы на факультет психологии МГУ (там не надо было сдавать английский).
Честно говоря, я рассчитывал сдать на пятерку первый экзамен – письменную математику – и сразу поступить, как золотой медалист. После года учебы на физфаке был уверен в этой пятерке. Но получил только 4 балла! И пришлось мне сдавать еще историю, биологию и писать сочинение.
И тут меня явно взяла под крыло судьба. Подготовиться к экзаменам все равно времени не было. И я целиком положился на свое умение сдавать любой экзамен и на магию ритуальных действий.
Перед каждым экзаменом я накануне обязательно шел на великолепный фильм Линдсея Андерсона «О, счастливчик» с Малькольмом Макдауэллом и Аланом Прайсом. Кинотеатры, в которых на каком-либо сеансе идет этот фильм, приходилось выискивать на специальных больших афишах. (В те годы в Москве были специальные стенды с афишей всех киносеансов в кинотеатрах города на неделю вперед.) И конечно, перед каждым экзаменом я крутил на ладони и на каждом пальце левой руки гироскоп (это такая металлическая деталька от детского автомобиля – ее можно крутить, как волчок). Словом, «гиро» у меня был совсем ручной. Между прочим, потом, студентки психфака не раз просили меня завести волшебный гироскоп «на них», чтобы им повезло на экзамене. И знаете, что удивительно, – работало на 100%!!!
В результате такого подхода к сдаче вступительных экзаменов в МГУ я получил пятерки по истории и биологии (это уж точно было чудо или провидение, или рука Судьбы, если учесть, насколько эти дисциплины близки к физике и математике) и набрал даже на один балл больше, чем было нужно.
Факультет психологии МГУ и стал моей настоящей Альма Матер. Благодаря ему я получил отличное общее образование, правда, так и не став психологом.
Жили мы в ДАСе – знаменитом в те годы Доме Аспиранта и Стажера МГУ. Помните, в фильме «Ирония судьбы» герой Андрея Мягкова, вернувшись утром 1 января в Москву, одиноко идет мимо длинного «стеклянного» перехода между двумя многоэтажными корпусами? Так вот, это как раз ДАС.
Уже при поселении в общежитие, Судьба сделала еще один незримый жест, который во многом определил мою дальнейшую жизнь. В паспортном столе я оказался в очереди следом за коренастым, круглолицым, темноволосым русаком с широкими бакенбардами. Я заметил, в какую комнату ему дали направление. А через минуту и сам получил направление в ту же комнату 1110.
В «стеклянном» переходе между корпусами я нагнал своего будущего соседа. Так я познакомился с будущим удивительным русским поэтом Апполинарием Разваловым, который и стал крестным отцом моей литературной судьбы.
Мне очень повезло с моими сокурсниками. Просто удивительно, как жизнь собрала под одной кровлей столько ярких, неординарных личностей. У нас была неповторимая компания, в общежитии царила особая, незабываемая ДАСовская атмосфера. Мне бы очень хотелось когда-нибудь написать обо всем этом увлекательную книгу.

На самом деле судьба каждого человека неповторима и полна удивительных, интересных страниц. Нужно только не полениться и заглянуть в книгу жизни человека внимательным взглядом.

Но вернусь к нашей веселой студенческой жизни и приведу только один эпизод. В 1977 году мы ездили «на картошку» (мое поколение отлично знает, что означает это словосочетание) в район Пущино-на-Оке. Так вот, мы жили в пионерлагере имени Германа Титова (космонавт номер 2 в СССР), над въездом в который красовалась большая вывеска: «Пионеры, любите родину, мать вашу».
Когда нас измучила жажда, мы организовали субботник на четверых и нашли в пионерлагере ровно 120 пустых бутылок из-под водки (двое искали, двое – отмывали, под изумленные взгляды преподавателей) и даже одну полную бутылку токайского вина. Как видно, пионервожатые по пьяному делу пытались протолкнуть пробку в бутылку, раскрошили сверху стеклянное горлышко и в сердцах выкинули бутылку в овражек, что был под окнами жилого корпуса. Мы аккуратно очистили вполне целую пробку от осколков стекла и извлекли ее с помощью штопора.
В общем, денег хватило на хороший загул. Под конец я выпросил у соседей философов маленькую женскую гитару, и под игру Развалова (он великолепно играл на гитаре – не в смысле виртуозной техники, но каждая нота трогала душу) мы исполнили всей нашей хоровой капеллой наш главный хит – Луку Мудищева (мы, правда, скромно называли эту «рок-оперу» «Луиджи Морозов»).
А чуть позже, в Серпухове, мы своими глазами видели вот такой транспарант, висевший поперек главной улицы: «Товарищи серпуховичи, достойно встретим шестидесятилетие Великого Октября».
Тогда же я совершил свой подвиг обжорства (одно время я занимал третье место на курсе по этому показателю). Так вот, я съел при свидетелях почти целое ведро печеной карточки в укромном месте в лесу, где мы по-партизански пекли картофель, следя, чтобы дыма от костра не было видно. Учитывая, что я всю жизнь был жутко худой, такой мой аппетит запомнился приятелям надолго.
Все это – чистая правда.
Кстати, в Пущино-на-Оке стоит та самая усадьба, где Никита Михалков снимал свой знаменитый фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино». Я был в ней примерно через год после съемок фильма. В усадьбе царило полное запустение, все было разломано, стены, как водится, испещрены матерными письменами. Было очень грустно, и эта грусть была созвучна Чехову едва ли не больше, чем сам фильм Никиты Михалкова.

Уже на первом курсе мы организовали на базе нашей комнаты 1110 знаменитый в то время на психфаке Клуб с Президентом, действительными и почетными членами (о нашем Клубе, по-моему, есть упоминание в книге А.Нуне «После запятой»). О Клубе знали все, даже профессора факультета. Не удивлюсь, если некоторые из них до сих пор о нем помнят.
Между прочим, на факультете психологии я попал в одну учебную группу с Никитой Сергеевичем Хрущевым (по версии моей маленькой сестры – получается, что я учился с внуком того самого «Царя», который некогда приезжал в солнечный город Краснодар). Никита Хрущев младший – очень интересный человек, неординарная личность, и я могу точно сказать, что он достоин всяческого уважения, как человек. Благодаря знакомству с ним, я стал во многом по-иному оценивать личность его деда – Никиты Сергеевича Хрущева.

Благодаря Президенту Клуба – будущему поэту Развалову – я начал запоем читать хорошие книги (Маркес, Камю, Хемингуэй, Фолкнер, Фицджеральд, Натанаэл Уэст… полный список займет не одну страницу). И смотреть хорошие фильмы. Именно Развалов открыл для меня замечательный литовский кинематограф – Желакявичуса, Грикявичуса, Гедриса, Жебрюнаса, у которых снимались великие актеры литовской школы Бруно Оя, Банионис, Адомайтис, Будрайтис, Томкус, Бабкаускас, Масюлис… Великих поляков Вайду, Кавалеровича, Занусси… От Развалова я впервые услышал о Милоше Формане («Полет над гнездом кукушки»), благодаря ему я открыл для себя замечательных французских актеров Лино Вентуру и Патрика Деваэра.
Наверное, я почувствовал, наконец, свое жизненное призвание. Под влиянием большой литературы и большого кинематографа в 1978 году я начал писать небольшие рассказы, а в 1981-м у меня появились первые стихи, которые и в сборник можно включить.
В общем, вместо учебы на психолога, я полностью погрузился в литературу, кино и картины мастеров, представленные в собрании Музея Изобразительных Искусств им. Пушкина. С тех пор очень люблю московское собрание импрессионистов и постимпрессионистов.
Отличная библиотека гуманитарных факультетов МГУ давала нам самые широкие возможности ознакомиться с мировой литературой: от Сэй Сёнагон и Басё до Стругацких и Фазиля Искандера. В кинопрокат попадали великолепные ленты таких мастеров, как Тарковский, Антониони, Бертоллучи…
Это было уникальное время. Будущее было материально определено, обеспечено и незыблемо на долгие годы (как нам тогда представлялось), и можно было безмятежно заниматься литературой и искусством. Пусть и без шансов на публикацию, зато и без необходимости зарабатывать на хлеб насущный.
Именно тогда родился знаменитый русский рок (Машина Времени, Аквариум, Кино, ДДТ, Зоопарк, Странные Игры, Наутилус, Алиса, Чайф, последний гений земли русской – Саша Башлачев…). Тарковский снял «Зеркало» и «Сталкера», Шукшин – «Калину Красную», а Алов и Наумов – «Легенду о Тиле», Владимир Высоцкий писал свои гениальные стихи и песни.
В этой особой атмосфере мы складывались как личности, как поэты, музыканты и писатели. Мы совсем не думали о деньгах.
Среди ярких воспоминаний того времени поездки в подмосковные клубы на «Зеркало» Тарковского, виртуозное «стреляние» билетов на хоккей (тогда играли такие великие мастера, как Третьяк, Васильев, Мальцев, Якушев, Михайлов, Петров Харламов), в театры (в некоторые театры билеты нужно было стрелять за километр от театра, в метро, внизу у эскалатора, игнорируя изумленные взгляды массы случайных прохожих, смотревших на тебя, как на полного психа, но цель оправдывала средства), на единственные в году показательные выступления лучших фигуристов мира. Как-то я даже оказался в перерыве этих показательных выступлений в ложе для спортсменов, в драном свитере и потрепанных джинсах (попал в ложу абсолютно случайно). Когда я стал брать у звезд автографы – обгрызанной ручкой в рваный блокнотик, – ко мне подошел молодой человек в штатском и тихо сказал «Чтобы я вас тут больше не видел». Я показал ему свой пропуск в ложу, но он снова тем же голосом повторил ту же самую фразу, и я сразу понял, что он прав.
Оно оказалось и к лучшему: ложа для спортсменов была у самого льда и смотреть сами выступления гораздо лучше было из другой ложи (расположенной рядом с правительственной, в которой на хоккейных матчах сидел Леонид Ильич Брежнев). Туда я и вернулся (еще один удивительный подарок судьбы – случайно попасть в ложу на таком представлении).
Кстати, Андрея Тарковского мы чуть-чуть не пригласили в ДАС, на творческую встречу. Мой сокурсник Герман нашел выход на агента великого режиссера, который отвечал за его публичные выступления. Мы получили согласие на творческую встречу Тарковского со студентами МГУ. Я (всего лишь культорг этажа в общежитии) сделал нужную заявку по всей форме и дошел с ней до высшего начальства в Центральном Профкоме МГУ. Встречу никак не разрешали, и я нахально требовал у высокого начальника объяснить мне, «почему нельзя?». Ничего не вышло, конечно. «Сталкер» тогда как раз был в подвешенном состоянии, его никак не выпускали в прокат, и никто из начальников не хотел рисковать, не зная, чем все закончится с полуопальным режиссером..
Я потом был на премьере «Сталкера» в Центральном Доме Литераторов. Так вот, когда в фильме герой Солоницына – писатель – произносит фразу про своих коллег: «Им ничего не надо. Они только жрут», кто-то из литераторов громко поперхнулся шоколадкой, которой до этого бесцеремонно шуршал, и закашлялся на весь зал.
Помню, как на пятом курсе я воспользовался своим правом посещать фонд редких книг в научной библиотеке МГУ им. Горького. Меня усаживали за один из двух, стоявших там, столов, и я под – присмотром сотрудницы – от руки переписывал а тетрадь раритетные сборники запрещенных тогда Гумилева, Георгия Иванова, Мариенгофа, Шершеневича, Кручёных, Ходасевича. Все это шло под видом подготовки дипломной работы по психологии.
Потом я перепечатывал стихи на пишущей машинке. С перепечаткой на машинке Мандельштама, Бальмонта, Пастернака, Цветаевой, Ахматовой, Хлебникова, Саши Черного, Арсения Тарковского, Высоцкого, Фернандо Пессоа было проще. А вот Артюр Рембо у меня до сих пор хранится переписанный от руки – тонкий сборник стихов в переводе Заболоцкого.
У меня до сих пор стоит дома целая полка этих самопальных сборников стихов, отпечатанных на машинке (пришлось и переплетному делу обучиться). А еще – полностью перепечатанные на машинке «Собачье сердце», «Роковые яйца» и рассказы Булгакова, «Гадкие лебеди», «Сказка о тройке» и «Улитка на склоне» Стругацких.

А в мае 1979 года в Москву приезжал Элтон Джон в расцвете своей славы.
Представьте себе это абсолютно нереальное ощущение. Твердо веря, что все эти слухи – очередная «утка», ты приезжаешь к кассе киноконцертного зала «Россия» и вдруг видишь среди прочего в афише на май: «Элтон Джон»! Вот уж точно, в жизни всегда есть место чуду.
И была очередь в кассы за трое суток до дня продажи билетов под окнами гостиницы «Россия». По утрам нас вовсю снимали из окон гостиницы иностранцы, еще бы, в Советском Союзе – и очередь хипни и рокеров на Элтона Джона. А потом мои приятели по психфаку нашли еще и самый настоящий подземный ход в киноконцертный зал «Россия» и за плату провели по нему человек десять на четвертый концерт. Это – чистая правда!
Я побывал на двух концертах. У меня есть автограф Элтона Джона, а на первом из выступлений я даже мог ухватить Элтона за шаровары. Неопытные советские секьюрити еще не сообразили перекрыть сцену, и в конце концерта человек сорок хипни сгрудились под сценой рядом с Элтоном и отплясывали рок-н-роллы: «В субботу вечером так хорошо подраться» и битловский «Снова в СССР».
Но конечно было жутко стыдно, когда Элтон Джон ровно два часа сорок минут выкладывался так, что вся рубаха его была насквозь мокра от пота, исполнив почти сорок вещей, а зал лишь иногда лениво похлопывал, тупо сидя в креслах. Сами понимаете, кто попадал на эти концерты. Горстка настоящих поклонников рок музыки пробивалась только на балкон.
Однако во всем этом был и другой – очень хороший – аспект. Даже на Элтона Джона отличные билеты в партер тогда стоили 5 рублей 40 копеек (восьмая часть обычной студенческой стипендии). Нужно было только постоять в очереди трое суток. Попасть на концерт Элтона Джона мог любой желающий московский студент!

Но чаще всего я ходил в чудесный Театр Кукол Образцова. Образцов был еще жив, и в театре была просто удивительная, волшебная атмосфера, а билет на первые ряды стоил, по-моему, два рубля или два пятьдесят.
Почему-то считалось, что в этот маленький театр совершенно невозможно попасть, но я реально мог водить туда всех желающих, сам посмотрел по несколько раз весь репертуар, и при этом еще нагло «воротил нос» от билетов в 15-17-й ряды. Меня устраивали только билеты в ряды – от второго по восьмой, и часто рядом сидели иностранцы.
На самом деле, попасть в театр Образцова было проще простого. Там всегда была бронь на лучшие места и надо было только подъехать днем с кем-нибудь на пару в кассу театра, вежливо попросить кассиршу запомнить, что мы первые на бронь, а потом терпеливо ждать, сменяя друг друга, до самого начала спектакля. И смело отказываться от билетов в 17 ряд в пользу тех, кто стоит в очереди после тебя. А минут за десять до начала спектакля в кассу давали разрешение продать 4-6 отличных билетов, которые до последней минуты держали на всякий случай для избранных мира сего.

В 1981 году мы – четыре поэта – образовали на базе Клуба Литературную Ассоциацию имени Килгора Траута. Одним из членов Лит. Ассоциации был Марк Лотарёв, тремя другими – удивительный поэт Апполинарий Развалов, прекрасный, совершенно необыкновенный поэт Эрнест Ураганов, и (в течение всего четырех месяцев) поэт-пародист Франсуа Бугаев.
Вот как описал это время в ДАСе Развалов в стихе, посвященном Марку Лотарёву (цитирую по памяти):

Ты помнишь, Марк, углы и стены,
Где жизнь отсиживали мы?
Запои с красками Гогена
И женщин с верою Фомы.

Ты помнишь хлопья в синем небе
И роковой расклад планет,
И мысли о насущном хлебе,
Когда его так часто нет,

И нашу необремененность
Деньгами, славою, собой.
Во что-то дальнее влюбленность
И относительный покой.

И ненастроенные струны,
И ожидание весны.
Ее величество Фортуну
Мы все желали провести.

Так выпьем, Марк, за быль и небыль,
Когда, граненые зажав,
Мы оклеветывали небо
И пили век на брудершафт.

Мы действительно пили век на брудершафт.
(Интересное совпадение – Литературная Ассоциация им. Килгора Траута появилась в один год со знаменитым Ленинградским рок клубом.)
Тогда же в ДАСе состоялась выставка уникального художника и самобытного литератора Ирины Петровой. В России на самом деле много по-настоящему талантливых людей. Просто они не тусуются, и поэтому их, как правило, не замечают.
Тогда же мы записали на магнитофон радиоводевиль Эрнеста Ураганова «Емельян Пугачев». Озвучить роль Пугачева досталось мне, и я научился говорить, практически один к одному попадая в голос нашего любимого генсека Леонида Ильича:
«Дорогие товарищи, царь систимасичски нарушал права человека. Поэтому я с чувством глубокого удовлетворения воспринял решение нашего куреня о назначении меня верховноглавнокомандующим».
Ура! – восторженно орала казачья массовка.
А другими персонажами были славный сын дружественного азербайджанского народа Салават Юлаев, советник Пруссии при дворе его императорского величества Отто фон Штирлиц, граф бранденбургский Юрген фон Кобелёфф, графиня Долгорукая (если правильно помню, ее – тоже я озвучивал) и Пу Фу – предводитель дикой дивизии снежных людей, главного боевого резерва царя.
Нейтрализовать снежных людей было главной проблемой Пугачева. Но находчивый Абрам, за ящик водки, предложил Пугачеву выпустить в решающий момент на поле боя женщин, по которым снежные люди страшно изголодались.
Одна из сцен была: княгиня Долгорукая и Пу Фу на поле брани. (Пу Фу озвучивал сам автор – Эрнест Ураганов.)

Пу Фу – У-у (чавк-чмок-чавк), У-у.
Княгиня Долгорукая: – О, ты первый настоящий джентльмен, которого я встретила.
Пу Фу: – У-у (чавк-чмок-чавк), У-у.

Радиоводевиль настолько удался, что слушать его приезжали из других московских ВУЗов. Однако в один из дней друзья взяли меня за руку и заставили срочно стереть запись (бобина хранилась у меня). За такое могли, как минимум, погнать из университета, и элементарно завести дело в ГБ. Но я до сих пор жалею, что не сделал копию и не отослал ее кому-нибудь из родственников на хранение. Вот был бы документ эпохи. Мыхохотали до слез, так это было здорово.
Но Брежнева мы на самом деле любили. От души. Это странно, но это так. Мы – студенты «интеллектуалы» – с большой симпатией относились к Леониду Ильичу. И радиоводевиль был скорее выражением этой симпатии к престарелому генсеку, чем издевкой над советскими порядками эпохи застоя.
Кстати, по-моему, современные социологические опросы показывают, что народ по-прежнему относится к Леониду Ильичу с большой симпатией.

Там же, в ДАСе, в 1981 году судьба подарила мне настоящую любовь.

В 1982 году чудесные годы учебы в Альма Матер закончились, и я подался к сестре в Ашхабад, где работал в республиканской библиотеке или Парфеноне, как ее называли. Но до этого я опоздал на самолет Москва – Ашхабад, потому что мы с любимой ехали в Домодедово на электричке, и она уснула у меня на плече, а я боялся ее разбудить. В общем, ночь мы с ней провели в аэропорту, ожидая следующего рейса, на котором я, наконец, улетел.
К тому времени у меня уже было написано несколько десятков неплохих стишков, десяток необычных рассказов, детская сказка и роман ««Мастер и Маргарита»» (т.е. название у романа было не булгаковское «Мастер и Маргарита», а именно – название этого романа, потому и двойные кавычки. Боюсь, мне трудно пояснить более понятно).

В 1983 году мы с моей любимой поженились. Удивительная была у нас свадьба. Мне нужно было сначала обменять свою однокомнатную квартиру в Краснодаре на однокомнатную квартиру в Харькове, и только потом мы могли расписаться в ЗАГСе, иначе обмен бы не разрешили.
Сделать все это надо было обязательно до 25 августа, чтобы жена могла перевестись из МГУ на отделение психологии Харьковского университета (к постоянному месту жительства супруга) и нам, наконец, можно было жить вместе.
Разумеется, мы заранее подали заявление в ЗАГС, чтобы прошли положенные месяцы испытательного срока. Но обмен никак не находился, так что регистрацию пришлось дважды переносить.
И вот, когда остались считанные дни на перевод моей будущей жены из Москвы в Харьков, вариант обмена наконец нашелся! Осталось только поехать оформить документы в краснодарском бюро по обмену жилплощади – обязательно до 17-00, потому что ЗАГС работает до 18 часов и находится на другом конце города, а на 7 утра следующего дня у нас уже лежат билеты на самолет в Харьков, откуда жене надо будет тут же, во что бы то ни стало, отбыть в Москву, успев при этом получить согласие на перевод в Харьковском университете.
И вдруг харьковская бабулька дает задний ход. Ее любимый, с которым она хотела воссоединиться в Краснодаре, взял и напился накануне вечером (не мог один день подождать!).
Мы с невестой – два психолога – идем в атаку, но все бесполезно. Бабуля уперлась: «не хочу переезжать к пьянице», и все аргументы и эмоции разбиваются о нее, как о неприступную скалу. Короче, жених и невеста в полном трансе.
Судьба вмешалась в лице моего отца. Он заперся с бабулей и ее провинившимся женихом, и после многочасовой осады уломал молодую.
Мчимся регистрировать обмен, лихорадочно заканчиваем это дело уже в шестом часу вечера, звоним в ЗАГС и слезно упрашиваем работниц задержаться на работе для срочной регистрации новой ячейки общества.
В общем, в начале седьмого влетаем в ЗАГС, без всяких свидетелей лихорадочно подписываем бумаги, получаем свидетельство, благодарим от всей души работниц ЗАГСа (мы даже торт им не успели купить, но потом, через несколько месяцев, конечно отвезли в ЗАГС отличный большой торт), выносимся из кабинета и тут, в темном уже коридоре, вспоминаем, что обручальные кольца-то забыли надеть!
Поскорее на ощупь надеваем кольца – УРА! Свершилось! Мы – муж и жена.
Кстати, на кольце, которое я сейчас ношу на безымянном пальце правой руки, мы заработали четырнадцать рублей в семейный бюджет. В полном смысле этого слова! В СССР молодоженам, впервые вступающим в брак, выдавали пособие на приобретение золотых колец – 100 рублей на брата. А я умудрился найти тоненькое обручальное кольцо за 86 рублей, так что 14 рублей мы спокойно положили в карман.
Вечером, у моих родителей, мы, понятное дело, выпили шампанское, а в семь утра уже были в аэропорту.
Прилетели в Харьков, смотались в Университет, все нужные люди чудом нашлись, и все «согласия» на перевод были чудом быстро получены. НО! В аэропорту полный завал. Конец сезона отпусков, все рейсы забиты под завязку, у касс – толпа. Короче, никакие деньги не помогут.
Мчимся на вокзал. (Официально время оформления переводов из ВУЗа в ВУЗ кончается как раз сегодня – 25 августа!) На громадном харьковском вокзале – то же самое, никаких билетов и жуткая толпа в кассах.
И все же судьба опять улыбнулась – теперь уже нам двоим. Маленькое чудо: чисто случайно я покупаю двухрублевую «доплату» за плацкарту к билету (но без самого билета) – на поезд, который через десять минут уходит в Москву. (Разумеется, я заплатил полную цену билета, но это ерунда!)
Без билета эта оплата плацкартного места, конечно, не действительна. Мчусь к начальнику вокзала и плачусь: мол, потерял билет, только вот доплата на плацкартное место осталась.
Начальник, наконец, вздыхает (до отхода поезда уже минут пять), снимает трубку телефона и дает в кассу указание продать мне билет к этой плацкарте.
Прорываюсь к кассе сквозь толпу с отчаянными воплями, что поезд уходит. Кассирша вовсю мне помогает: «Кому там билет к плацкарте? Давайте ее сюда!».
Короче, когда жена заскочила в тамбур, и поезд тут же поехал, мы оба были словно в ином пространстве.
В Москве чудеса продолжились. Моя жена умудрилась в один день застать каждого из нужных высоких начальников МГУ и в самый последний момент оформить все, что нужно для перевода.
С тех пор мы живем вместе, в городе Харькове. Только вот, не выезжая никуда за границу, я вдруг оказался гражданином другой страны.

Между прочим, в СССР улетать в конце сезона отпусков с юга в Москву на учебу было приключением и песней. Приведу в пример мой родной Краснодар. В аэропорту люди ночуют по целой неделе – спят прямо на травке теплыми южными ночами. Осаждая кассы, забрасывают паспорта через головы жаждущих улететь прямо на голову одуревшим кассиршам (кассы были за высокими стеклами, открытыми сверху). А кассирши с яростными криками швыряют паспорта обратно в толпу. Один раз меня не смогла посадить в самолет по блату даже аэропортовская милиция.
Но улететь можно всегда. Нужно только верить в чудо, в свою звезду, и довериться интуиции – пусть тебя ведет сама Судьба.
Меня увозили «зайчиком» стюардессы, я летал в Тулу ночным самолетом через Донецк, а оттуда добирался в Москву электричкой.
Однажды мне довелось улететь на левом грузинском самолете (и это в брежневском СССР!) Ил-14 какой-то грузинской геологической экспедиции подрабатывал извозом в сезон отпусков. В салоне "лайнера" не было кресел, только голый дощатый пол. Дозаправлялся он на военном аэродроме в Жданове (нынешний Мариуполь) и летел так низко, что было хорошо видно, как пастух на лошади пасет коров. (Наверное, грузинские пилоты летели так низко, чтобы не засветиться на радарах.)
Самое удивительное, что в тот день из-за грозы ни один рейс в Москву не состоялся. А мы долетели, правда, в жуткой болтанке. Одно из двух своих кресел пилоты уступили очень беременной пассажирке.
Сели мы в Мячково, нас – десяток пассажиров – по тропинке провели к автобусной остановке и показали, куда на Москву.
Словом, когда я вечером позвонил домой и сказал, что я уже в Москве, родители очень удивились.

Я вообще верю, что у людей бывают «звездные часы» – подобные тем, о которых писал Стефан Цвейг. Например, у меня было удивительное время на третьем курсе, когда мне вдруг стали давать в винных магазинах венгерское шампанское вместо «Салюта» («Салют» – «студенческое шампанское» – был почти втрое дешевле), четыре бутылки кагора «Шемаха» вместо двух, сухое вино вместо напитка «Буратино» (неплохо для студента – две бутылки вина за 54 копейки!). В студенческой столовой и ДАСовском буфете мне давали сдачи больше, чем я давал денег (плюс я брал полный обед). Совесть меня не мучила, работники столовых тогда здорово воровали, а работники винных магазинов – вовсю обсчитывали подвыпивших покупателей.
Словом, несколько месяцев за вином старались посылать именно меня.
Вся эта мистика совершенно неожиданно началась и так же неожиданно закончилась.
Зато через год я начал угадывать 90 процентов «гадалок» на мизере в преферансе. (Мы играли азартный вариант с кучей мизеров.)

Но вернемся к истории моей жизни.
В Харькове я 8 лет работал вахтером на Артема, 46, в общежитии геологического факультета ХГУ. Так вот, удивительно, но в общаге на Артема, 46 постоянно бывали музыканты довольно известной теперь группы «Разные люди» (тогда они еще были ГПД), а потом и Чиж (Сергей Чиграков).
Если меня не обманул Саша Гордеев, который так поспособствовал переезду Чижа из Горьковской области в Харьков в конце восьмидесятых, то еще в 88 году я слушал записи Чижа, которые он сделал во время своей службы в армии, кажется, в Вентспилсе.
Записи были еще «юношеские», ничего особенного из себя не представляли, но одна фраза: «На столе бутылка боком» сразу четко определила – у этого человека есть поэтический багаж за душой. Если это действительно были ранние песни Чижа, я очень рад, что он состоялся, как поэт и музыкант. Быть может, насчет записи на потрепанной магнитофонной катушке все правда, и Чиж вспомнит этот эпизод своей молодости.
В подвале общаги было оборудовано что-то типа студии для репетиций. И там иногда играла группа "Ку-Ку" во главе с Женей Кошмаром – отличным поэтом и музыкантом. Потом он уехал в Калифорнию. Где то он теперь?
В 1989 году в нашей общаге побывали и не менее знаменитые теперь ВВ (Вопли Видоплясова). Они тогда произвели фурор на втором харьковском рок фестивале. Весь зал буквально стоял на ушах.
Интересно, помнит ли еще кто-нибудь из них вахтера с Артема, 46?

Кстати, именно в то время я как-то приехал к родителям в Краснодар и в витрине отдела сувениров местного ЦУМа увидел маленькую стеклянную свинку на подставочке, с громким названием: «Скульптура Свинья». Вот как благоговеют на Кубани перед этим удивительным животным!
Так что насчет маленькой свинки в «Круге Судьбы» – все правда.
А вахтером (сутки-трое) я работал, чтобы писать, что хочу и читать побольше книг. Представьте себе, тогда на зарплату вахтера (70 р. в месяц) вполне можно было прожить. Я даже обзавелся коллекцией альбомов живописи: от Джотто и Пьеро делла Франческа до Ханса Грундига и Модильяни. (На дорогие альбомы я подрабатывал, печатая на машинке диссертации.)
Мне очень повезло с женой. Она всегда с пониманием относилась к моим занятиям и странному образу жизни.
В итоге, к 1991 году у меня было несколько десятков стихов, которые, на мой взгляд, можно было показать и ценителям хорошей поэзии, детская сказка, три довольно странных романа и десятка два рассказов.
Но в 91-м году лафа кончилась. Я сразу уловил, что времена круто меняются, скоро на вахтерскую зарплату уже не проживешь, и пора начинать самому о себе заботиться.
И тут моя судьба сделала еще один неожиданный крутой поворот.
Мой знакомый – аспирант Шурик, живший в той самой общаге на Артема,46, где я работал вахтером, – привез в Харьков из Москвы первый сборник анекдотов про поручика Ржевского. (Их тогда только-только начали печатать – сборники анекдотов в виде тоненьких книжечек из одного листа формата А5, сложенного вчетверо.)
Шурику нужно было куда-то отлучиться на два часа во время торговли, и он попросил меня подменить его на это время на харьковском вокзале, где он продавал эти анекдоты.
Так вот, за 2 часа торговли я заработал 66 рублей (причем, еще столько же отдал Шурику). Моя месячная зарплата!
Короче, на следующий вечер на вахте на меня воистину снизошло вдохновение. И я за один вечер написал анекдоты на целый сборник: «Свежайшие анекдоты от Андрюхи о Штирлице, Поручике и Вини Пухе».
Большая часть анекдотов, которые служат эпиграфами к главам в «Круге Судьбы» – из того самого сборника 1991 года.
Все это тем более интересно, что до этого, еще в ДАСе, мы не раз гадали, кто же сочиняет анекдоты, которые ходят по стране? Не раз пытались сами сочинить хоть один анекдот – и всегда безуспешно! И вот – три десятка анекдотов за один вечер. И некоторые из них быстро пошли гулять по стране в виде «народных». (Анекдот про генеральскую дачу Штирлица я, например, лично видел в газете «Аргументы и Факты».)
Одним словом, вот что значит для литературного вдохновения хорошее материальное стимулирование!
Тогда же мою голову посетила идея настоящего анекдотного бренда (только в то время мы таких слов, как бренд, еще не знали). Идея была – объединить таких популярных персонажей, как Чукча и Вовочка.
«Анекдоты про Чукчу и Вовочку» с великолепной обложкой Майкла Пржеялковского били народ, что называется, наповал. Майкл создал таких привлекательных рисованных персонажей Чукчу и Вовочку, что я лично видел, как наш сборник секунд десять показывали в ночных новостях на Российском телевидении (тогда программу еще вела Татьяна Миткова). Это был репортаж о том, что в московских переходах продают, что ни попадя – в частности, анекдоты. Разных сборников анекдотов продавалось тогда уже довольно много, но кинокамеру навели крупным планом именно на наших Чукчу и Вовочку.
Если бы тогда существовало понятие авторских прав на идею и обложку, может быть мы с Майклом и Шуриком разбогатели бы. Бог весть, сколько этих сборничков разошлось тогда по всему Советскому Союзу. Их перепечатывали и продавали и в Москве и в других городах.
Анекдоты «от Андрюхи» тоже шли нарасхват. Фишка была в том, что я с чистой совестью заявлял: «Если Вы найдете в сборнике хоть один анекдот, который раньше слышали, я готов вернуть вам деньги». Мы с Шуриком продавали анекдоты вдвое дешевле конкурентов, и иногда у нас уходило до ста сборников в час.
За весну и начало лета 1991 года я заработал приличную сумму денег и тут же потратил их все на издание 5 сборников стихов членов Лит.Ассоциации им. Килгора Траута и первого выпуска детских комиксов (комиксы шли в отличном издании по тем временам – на мелованной бумаге). Серийное оформление книжек стихов разработала моя жена Ирина. Она выступала в качестве художника и изобрела эмблему Лит.Ассоциации. Но я тоже принимал участие в этой работе – нарисовал некоторые элементы на обложках.
Понятно, что издание стихов и комиксов в 1992 году принесло сплошные убытки.
Комиксы, правда, разошлись в сети «Союзпечати» г.Харькова за пару недель десятитысячным тиражом.
Представляете, как приятно видеть: вот девочка подходит к киоску и на твоих глазах покупает сразу аж два твоих комикса про Тощего Малыша. Сюжет и текст были моими, а рисовал замечательный художник мультипликатор Олег Минц.
В общем, по финансовым причинам серия комиксов продолжения не получила, а жаль. Ведь только для начала было задумано два прикольных комиксовых сериала. «Ковбойские будни» (рассказы Сивого Томаса), в которых главным героем был ковбой по прозвищу Тощий Малыш, и «СоПРУТ».
В том единственном выпуске «Ковбойских будней», который увидел свет, Тощий Малыш (сам того не ведая) сумел победить Грязного Билла, который совсем затерроризировал городок Лох-Сити («Лох-Сити уже тогда был заскорузлым городишкой»).
Другим сериалом был «СоПРУТ» – по мотивам итальянского сериала «Спрут», который в то время с бешеным успехом шел на телеэкранах страны.
Фишка была вот в чем (правда, слово «фишка» тогда еще не употребляли). В СССР все грузы гуманитарной помощи Запада куда-то бесследно исчезают. Сицилийская мафия во главе с Папой Каморро решает доказать всему миру, что только мафиози могут любое дело довести до конца.
Мафиози собираются на совещание на вилле Папы Каморро (в ночном небе над виллой висит месяц с завязанными глазами) и решают снарядить 5 фур сгущенки, и доставить эту сгущенку аж на Чукотку, к далекому Чукче.
Каждый грузовик вел лучший представитель самых уважаемых мафиозных кланов: Головорезо, Базукьо, Подкупано, Шантажисто… Ради благого дела колонну взялся сопровождать вездесущий комиссар полиции Тюрряго Закаттани.
Разумеется, лихие ребята, орудовавшие на бескрайних просторах СССР, восприняли эту новость, как личный вызов и решили отбить все машины у итальяшек.
На первую нацелились бандиты из одесского «Клуба джентльменов имени Бени Крика», на вторую уже точили зубы Объединенные Батьки Украины, на третью – Расейские Лиходеи, на четвертую Пловешники из Средней Азии, а была еще и Всеобщая Зауральская Экспедиция – самый страшный враг бедного Чукчи.
И четыре машины у мафии действительно отбили, только попали они совсем не к советским бандитам, а в совершенно случайные руки (первую машину со сгущенкой заполучили дембеля). В общем, сериал получался очень смешной, вроде «Приключений капитана Врунгеля». В первом выпуске под названием «СоПРУТ» перли первый грузовик, в следующем выпуске «СоПРУТ Второй» – перли второй грузовик и так далее.
Первый выпуск был полностью подготовлен. Жаль, что он так и не увидел свет.

А моя жизнь шла своим чередом. Наступили лихие девяностые годы, и мне уже было не до литературы. Ухлопав все свои заработки на стихи и комиксы, я отправился торговать газетами в поездах дальнего следования, чем и занимался почти два года. «Москва – Махачкала», «Москва – Владикавказ», «Москва – Краснодар», «Москва – Кисловодск», «Москва – Адлер»…
С глухонемыми, которые держали всю торговлю в поездах, удалось договориться (они брали у нас анекдоты и у нас были неплохие отношения). Обычно первым шел глухонемой со своей пачкой газет и анекдотов (кстати, они на самом деле глухонемые), а потом уже, минут через пятнадцать, следом за ним шел я – с теми же газетами и анекдотами. Но я использовал крутой коммерческий ход: сразу объявлял, что у меня цены ниже, чем на тот же «Спид-Инфо» или «Криминальную хронику» на московских лотках. Это было правдой, и я зарабатывал за один рейс в среднем 10-12 долларов. Тогда на такую сумму в Харькове можно было жить полмесяца.
Поезда той поры, забитые людьми иногда под все третьи полки и все проходы в купейных вагонах, заслуживают отдельной книги. Вот только пара эпизодов.

Белгород, проходящий поезд с Кавказа в Москву. Вдоль поезда бегают пассажиры с вполне официально купленными билетами в руках. В тамбурах насмерть стоят усатые проводники, никого не пуская в поезд и буквально отбиваясь ногами от пассажиров, и один из них кричит:
– Тебе кто билет продал? Касса? Вот пусть тебя касса и везет!

А вот проводник нагло сгоняет с нижней полки в туго набитом пассажирами вагоне молодую женщину.
– Но я же вам полторы тысячи заплатила! – возмущается она.
А проводник указывает на стоящего рядом с ним не менее наглого мужика и отвечает:
– А он мне две тысячи заплатил. Теперь он на этой полке едет!

Помню я и первую встречу с таможенниками. Они тогда только-только появились на российско-украинской границе. Я уверенно показал им свое свидетельство частного предпринимателя (не дающее мне никакого права торговать в поездах), и таможенники довольно робко попросили у меня почитать, «если можно», один сборник моих анекдотов. И культурно поблагодарили, когда я им с радостью его дал.
Как быстро все изменилось. Теперь таможенники на границы России и Украины смотрятся всесильными львами.

В 1993 году в кавказских поездах стали ездить мелкие рэкетиры. Они спокойно сидели в вагоне ресторане «моего» поезда Владикавказ – Москва и на глазах у всех грабили мелких торговцев, вроде меня, а наверное – и пассажиров. Сцена в тамбуре, когда трое ребяток угрожают тебе ножом и истерично рвут на своей груди рубахи: – Из-за таких, как ты, у меня жизни нет! Я жену свою из-за тебя годами не вижу! Сейчас ты у меня под колесами будешь! – выглядит очень комично, но с работой в поездах пришлось распрощаться.
Оказалось, оно и к лучшему. Судьба приготовила мне еще один подарок. Мы с Шуриком стали возить в Харьков из Москвы российскую прессу, которая тогда вообще исчезла с украинского рынка. Дело пошло хорошо.
Я отвечал за отгрузку газет и журналов из Москвы и опять проводил много времени в поездах. (Наверное, поэтому герои «Круга Судьбы» так много времени проводят в дороге, и именно в поезде с ними происходит одно из ключевых событий этой увлекательной истории.)
Могу честно сказать, я горжусь, что первым привез на Восточную Украину для продажи такие издания, как «Эксперт», «Деньги», «Коммерсант», «За рулем», «Наука и жизнь», «Ровесник» и многие другие.

Но, как видно, я не создан для бизнеса. Меня по-прежнему тянуло к более творческой деятельности, и в 1999 году я снова начал писать книги.
До этого я ничего не писал в течение восьми лет. Наверное, поэтому «Круг судьбы» получился таким необычным, и в этой книге, как мне кажется, совсем нет «воды».
Многие эпизоды книги взяты прямо из реальной жизни. Например, такой персонаж, как пес-котофил. Кузя действительно жил на лестничной площадке у наших друзей и занимался тем, о чем сказано в книге, с котом. (Точно вам говорю, сам бы я до такого никогда не додумался, это происходило в реальности.)
И в эпизоде с жаждущим Васькой все так, как произошло в жизни, в городе Вязьме. И потрепанный ларек с пивом, сигаретами и шоколадками, над которым красовалась большая гордая вывеска «Супермаркет», я видел в 1993 году в городке Изюме. И даже фантастический диалог на первой странице я записал в троллейбусе, и можете мне поверить, говорилось все это на полном серьезе…

С 2001 года «Круг Судьбы» начал хождение по московским издательствам и по рукам: сначала моих друзей, потом – знакомых моих друзей, потом – знакомых знакомых… В издательствах (АСТ, ЭКСМО, ОЛМА, ТЕРРА, ВАГРИУС…) книга получала положительные рецензии, либо о ней хорошо отзывались. Ее даже лично прочли как минимум два редактора по фантастике (что само по себе, на мой взгляд, маленькое чудо). Причем редактор по фантастике издательства "Терра" сказала, что ей "с этой рукописью даже жалко расставаться". Однако рассталась.
Простые читатели в это время тоже читали книгу и даже ксерили и распечатывали рукопись для своих домашних библиотек. Но издатели выпустить книгу в свет не решались. «Круг судьбы» «не ложился» ни в одну из существующих на рынке книжных серий.
В конце концов, я обратился даже в местное харьковское издательство «Фолио», но оттуда «Круг судьбы» опять попал в Москву – в АСТ – на предмет совместного издания. Все пошло по второму кругу (и с тем же результатом).
Может быть, это и к лучшему, потому что все эти годы я время от времени возвращался к рукописи и дорабатывал ее. С самого начала большую помощь мне в этом оказывала моя жена Ирина. Тут надо сказать, что моя жена – высококлассный специалист психолог. Она кандидат наук, преподает психологию в Харьковском Национальном Университете. Так вот, Ирина вычитывала рукопись и – как специалист – точно отмечала места, которые следует доработать. Ей же я обязан и редким этнографическим материалом о заложных покойниках.
Должен честно признаться, поначалу я встречал ее замечания в штыки (черт возьми, кто из нас двоих писатель?!) Однако, поразмыслив, почти всегда признавал ее правоту. С тех пор я научился ценить замечания, которые другие люди высказывают о моих книгах.

Я убежден: большинство людей, которые читают книги, задумываются о жизни, о том, в какой стране и в каком мире они живут, о том, в каком мире будут жить их дети, они хотят встретить в жизни настоящую любовь и переживают за своих друзей и близких. И иногда прислушиваются к незримому шагу своей Судьбы. Именно поэтому читатели книг заслуживают уважения. С таким уважением и сделана книга «Круг Судьбы».

Как говорят на Руси, обещанного три года ждут. Ровно столько и прошло до того момента, когда в моей жизни произошло еще одно маленькое чудо. Благодаря одному хорошему, доброму человеку – главе известной фирмы "Комус" Сергею Александровичу Бобрикову – «Круг Судьбы» наконец-то увидел свет. К радости всех тех, кто все эти годы принимал участие в судьбе книги!


Марк Лотарёв, 16-18 апреля 2004 года