©    Марк Лотарёв, 2005

Все права на роман "Лунный фавн" принадлежат автору. Любое использование текста романа или частей текста возможно только с разрешения автора.

На предыдущую

           Я зашел к джипу со стороны корпуса, но и с этой стороны не было заметно никаких признаков Кольши и Чеки. Я настороженно приближался к машине и вдруг застыл на месте: колеса джипа были спущены – точно так же, как колеса бандитских машин, оставшихся на заброшенной стройке. Инстинктивно я обвел взглядом лес. Лес был безмолвен, но теперь он словно смеялся надо мной. Нагло смеялся устами того проклятого некто, для кого я по-прежнему был всего лишь бумажной мишенью в тире. Меня вновь захлестнул гнев. Демонстративно выпрямившись, я, не таясь, пошел к машине. И уже не сомневался: сейчас я увижу еще два мертвых тела с отвратительными дырками в головах, и головы эти будут лежать в лужах густой темно-алой крови.
           Я до того был уверен, что бандиты убиты выстрелами в голову, что неприятно удивился, когда, обойдя машину, обнаружил на земле их тела, но не увидел никакой крови. Кольша и Чека лежали рядом, сразу за джипом: ничком, головы повернуты вправо, руки вытянуты вдоль тела, – словно они лежат по стойке смирно в строю.
           Краем глаза я увидел, как за деревьями поднялся с земли Толян. Вот черт, а я ему и знак подать позабыл. Брат крался к машине грамотно – ползком. А что ему еще остается в такой рубашке и брюках – отсвечивает, как лесная нимфа, покрытая лунным загаром.
           Присев на корточки, я пощупал жилу на шее Кольши, и сердце вдруг радостно екнуло, – шея была теплой, и в подушечки пальцев ровными толчками бился пульс. В следующую секунду я уже держал руку на пульсе Чеки. Придурок в кофейном костюме тоже был жив-здоров. Просто отдыхают ребята.
           Держа автомат наизготовку, брат сделал несколько шагов к машине и вдруг развернулся и рванул в лес, шумя, как испуганный кабан. К любимой помчался, – усмехнулся я мысленно. Как же, нужна она им. Кому? – Многое бы я дал, чтобы это узнать. Но странное дело, во мне шевельнулась зависть к брату и этой его Тане.
           – Таня! – донесся из леса крик любящей души.
           – Да, я здесь, – отозвалась ему другая любящая душа.
           Я бросил мрачный взгляд на спущенные колеса джипа, и мне вдруг стало жаль его: словно джип был живым существом – подранком, который лег на землю и ждет, что уготовила ему судьба. А я? Я посмотрел по сторонам. Ощущение было такое, словно все это время меня снимают на скрытую камеру, – чтобы показать потом всему свету, как я принял всерьез обычный прикол.
           Шагнув к машине, я заглянул в наружное зеркало. Ну и видок! Лицо – темное от досады, глаза – полны гнева на весь белый свет. Точь в точь ребенок, у которого отобрали игрушку. Невольно я рассмеялся. И вдруг, вспомнив Ольгу, показал лесу оттопыренный средний палец: вот вам всем, не дождетесь!
           Короче, хорошо, что брат и Таня не видели меня в эту минуту. Пока я любовался в зеркало на свою физиономию, голоса влюбленных доносились из леса, и, вслушиваясь в голос девушки, я вдруг представил себе пчел, – как они с тихим гудением собираются в улей на закате, и из летка тянет сладким запахом меда. Эх, не зря все-таки мы с Ольгой столько всего пережили из-за этой официантки из "Чебурашки"!
           Я внимательно осмотрел землю вокруг, но никаких следов борьбы не обнаружил. Впечатление было такое, будто бандиты сами улеглись отдохнуть. Теперь я совсем не был уверен, что этих неизвестных киллеров двое, как я вначале подумал. Тот, кто учинил бойню на стройке, вполне мог успеть добраться сюда, вырубить Кольшу с Чекой и продырявить колеса машины. Вот только зачем он все это сделал?! И почему не убил Кольшу и Чеку, как других бандитов, а аккуратно уложил их по стойке смирно – словно для прикола? Что-то не верилось, чтобы в сердце этого типа вдруг проснулся гуманизм. Мне вдруг вспомнился скелет-указатель из "Острова сокровищ" Стивенсона. Труп Аллардайса, который Флинт уложил на склоне Подзорной Трубы, вытянув руки мертвеца по направлению к сокровищу. Я посмотрел туда, куда были повернуты головы бандитов, но увидел только темнеющий лес.
           У меня вдруг возникло странное желание: посмотреть, нет ли в бандитском джипе молока? С сомнением посмотрев на черную машину, я тяжко вздохнул. Что-то совсем крыша едет.
           Подошли брат с Таней, и девушка тихо охнула, прикрыв рот рукой. Могла бы уже привыкнуть к виду мертвых бандитов. Тем более что эти двое – вполне живые. Брат тревожно поглядывал по сторонам и держал автомат наготове. А меня просто смех разбирал от его воинственного вида. Кончились наши бандиты, больше нам воевать не с кем.
           – Не бойся, живы ребята, просто отдохнуть прилегли, – ухмыльнулся я Тане. – Если хочешь, можешь им пульс проверить.
           Девушка посмотрела на меня с недоверием. Похоже, она думала, что это мы с Толяном уложили бандитов. Брат тоже посмотрел недоверчиво – только не на меня, а на Кольшу с Чекой, после чего присел возле них на корточки и пощупал им жилы на шее. К моему изумлению, девушка тоже присела на корточки рядом с Толяном, выставив соблазнительные коленки, и приложила пальцы к шее Чеки. Рот ее скривила гримаска. Может быть, она пульс не нашла? Подождав, пока Таня проверит пульс и второму бандиту, Толян помог ей подняться.
           – Здорово вы их. Без единого выстрела, – с уважением сказала Таня.
           Я чуть было не раскололся, что мы тут совсем не причем, но брат вовремя качнул головой, и я только ухмыльнулся в ответ Тане.
           – Что будем делать? – критически посмотрев на колеса джипа, спросил брат.
           – Не знаю, – пожал я плечами. – Надо посмотреть, куда ближе выбираться.
           – Слушайте, а кто им колеса спустил? – спросила Таня. До нее наконец дошло, что тут что-то не так, она вопросительно посмотрела на Толяна, потом – на меня.
           – Загадка природы, – усмехнулся я, пожимая плечами. – Во всяком случае, мы с братом этого не делали.
           – Пойдем, Таня, – мягко обнял девушку брат. – На этом джипе далеко не уедешь.
           Таня бросила на меня недоверчивый взгляд, как будто это я, а не ее любимый, что-то от нее скрываю, но ничего не сказала. Она была такая покладистая, что брату можно было только позавидовать. Пройдя несколько метров, мы вышли на опушку. Безлюдный пустырь казался уже не серым, а темно-синим. Отчетливо стрекотали сверчки. Вдалеке слева виднелись дома Семихатки с первыми зажегшимися окнами.
           – Толя, там еще машины стоят, – Таня наивно показала на подбитые джипы, видневшиеся за корпусом. – Те, на которых нас привезли.
           Я хмыкнул, и Толян бросил на меня красноречивый взгляд.
           – У них – тоже колеса пробиты, – сказал он Тане, и она опять быстро глянула на меня, но сразу деликатно отвела глаза.
           Самое разумное в нашей ситуации было идти к Семихатке, чтобы выйти потом на шоссе, которое проходит за поселком, и поймать машину до города. Но меня вовсю тянуло назад в лес – тянуло на ту раздолбанную дорогу, по которой мы приехали сюда с Ольгой, и по которой, я надеялся, она уехала направо – к шоссе. Демонстративно плюнув на указательный палец, я подставил его вечернему ветерку и почувствовал приятный холодок.
           – На шоссе пойдем, – кивнул я уверенно, словно знамение подтвердило мою правоту. – Только лучше нам сначала на дорогу выйти, за лесом. До нее через лес метров пятьсот, а до шоссе – еще километра четыре топать, а то и все пять. Может быть, попутку поймаем, от Жегуновки.
           Я выразительно покосился на Танины туфли с отломанными каблуками.
           – Ты уверен, Мена? – спросил Толян.
           Я кивнул и показал ему указательный палец с подсохшей слюной.
           – Ладно, брат, тебе виднее, – сказал Толян.
           Мы развернулись и снова вошли в лес. Да, разбудит мужиков утренний холодок, – подумал я, проходя мимо Кольши с Чекой. Оба бандита по-прежнему мирно спали, вдыхая полезные фитонциды.

МАШИНА НА ОБОЧИНЕ

           В лесу было уже совсем темно, но я нашел тропинку, и мы быстро пошли по ней походным порядком. Я, конечно, шел первым, аккуратно отводя ветки, за мной – Таня, а брат держался в арьергарде, прикрывая любимую своей широкой спиной. Он всё еще держал автомат наготове, но я уже сунул свой пистолет в карман. Бандиты закончились, а этому загадочному киллеру, похоже, нет до нас никакого дела. Сказать по совести, такое наглое равнодушие этого типа (или этих типов) к моей персоне меня здорово бесило. Хорошо хоть, Таня периодически с громким хрустом наступала на сучки и шишки и каждый раз смущенно чертыхалась, словно извиняясь за свою неловкость. Это меня жутко умиляло, и я всякий раз тихо смеялся, представляя себе сбившуюся с шага девушку в огромной братниной куртке.
           Вскоре впереди немного посветлело. Просветы между соснами окрасились в черно-багровые тона, и тропа вывела нас на опушку, мыском вдававшуюся в сосняк. Я остановился и подождал девушку и брата. Метрах в двадцати впереди серела пустынная дорога с разбитым асфальтом. За ней темнело поле. Слева доносился лай собак, голоса, шум едущей машины, и задорный голос Глюкозы резко выпевал: "Я буду вместо, вместо, вместо нее твоя невеста, честна, честная ё..." Класс! Я лукаво посмотрел на брата с Таней, но им было не до свадебного гимна Глюкозы. Таня зябко куталась в куртку, а брат, хоть и опустил наконец автомат, смотрел вокруг с такой озабоченностью, что у меня аж скулы повело.
           – Мена, ты думаешь, нам лучше на шоссе идти? – спросил он с сомнением в голосе.
           – Ну, не в Жегуновку же, – хмыкнул я, выразительно посмотрев на его разбитую физиономию. – На фига нам лишние свидетели?
           – Да, пожалуй, в селе больше шансов засветиться, – подумав, согласился Толян. – Ладно, идем на шоссе.
           Брат спрятал автомат под полу пиджака, и на дорогу мы вышли как обычные люди. До Жегуновки было рукой подать, крайние дома начинались метрах в семидесяти. Ночь уже опускалась на землю, в домах светились окна, а по дорожке вдоль заборов шла веселая компания с музыкой, и какая-то девчонка, наверняка поддатая, орала, перекрикивая Глюкозку, что она тоже будет честной невестой. Мы пошли в другую сторону – к шоссе. Его было хорошо видно: вдали, за темным полем, двигались маленькие силуэты машин с зажженными фарами.
           – Ну, как тебе боевое крещение? – с улыбкой спросил я у Тани.
           – Да ничего, Мена, все нормально, – ответила она и добавила смущенно: – У меня, наверное, жуткий вид в этой куртке? И каблуки отломаны...
           – Нормальный вид, – улыбнулся я еще шире, чтобы ее подбодрить. – Очень даже прикольно.
           – Вот именно, что прикольно, – недовольно хмыкнула она. – Хорошо, тут никого нет.
           Я попробовал сменить тему и спросил:
           – Как твои колени, здорово ободралась?
           – Да нет, ничего, до свадьбы заживет, – сказала Таня и вдруг смутилась и глянула на Толяна.
           По счастью, брат не обратил внимания на ее слова. Он шел справа от девушки и молча следил за лесом. Невольно я тоже перевел взгляд с девушки на лес и дорогу, и мне вдруг стало не до Тани. Впереди, метрах в двухстах от нас, у самого леса стояла машина. Неподвижный серый силуэт легковушки, уткнувшейся в сосняк. Сердце вдруг упало у меня куда-то к желудку: машина у леса, как две капли воды, была похожа на Ольгину "Ладу".
           Дорога шла к шоссе не по прямой, а выгибалась вправо широкой дугой, огибая лес. Поэтому-то я и не заметил машину раньше. И еще – потому что она стояла не на дороге, а у самых сосен. Невольно я с надеждой вгляделся в густой сумрак леса – не видно ли отблеска костра на укромной поляне? Может, это кто-то приехал на шашлыки? Может быть, это совсем другая машина?
           – Мена, там машина стоит, – взял меня за плечо Толян. Я вздрогнул, не заметил, как он подошел.
           – Без тебя вижу, – буркнул я и, дернув плечом, быстро пошел вперед.
           – Мена, погоди, – Толян попытался меня нагнать, но я уже побежал.
           – Мена!
           Не обращая внимания на крики брата, я мчался по дороге, вглядываясь в машину, сжимая в руке пистолет. Я уже точно знал, что это та самая "Лада", на которой мы приехали в этот злосчастный лес. Может быть, у нее мотор отказал? Но тогда она остановилась бы прямо на дороге... К горлу подкатил комок.
           Машина стояла метрах в шести от дороги, в нескольких метрах от первых сосен, передком к лесу. Салон – пуст, двери закрыты. "Хоть бы она не лежала на сиденье, хоть бы она не лежала на сиденье, о боги, хоть бы она не лежала на сиденье!" – отчаянно пульсировала в голове зациклившаяся фраза.
           – Мена, не трогай двери! – крикнул сзади Толян.
           Предостережение было настолько неожиданным, что я оглянулся. Брат бежал за мной, с автоматом в руке, а еще дальше – неловко бежала Таня. Но я их здорово обогнал.
           – Мена, погоди! – крикнул брат, но я уже снова мчался к машине: сойдя с дороги, напрямую по мягкой траве.
           В машине никого не было. За машиной – тоже. На долю секунды я испытал облегчение, но тут же меня вновь охватила тревога. Ничего не понимая, я посмотрел на колеса. С этой стороны они тоже были в порядке. На заднем сидении стоял полиэтиленовый пакет. Толян снова крикнул мне что-то про двери, но я пропустил его слова мимо ушей. Сунув мешавший пистолет в карман, я всмотрелся сквозь стекло в пакет и узнал красный пакет магазина канцтоваров "Комус". В пакете, похоже, было что-то твердое, – полиэтилен оттопыривали острые углы. Еще раз осмотрев салон, я заметил торчащий в замке зажигания ключ с знакомым брелоком. Рука, уже взявшаяся было за ручку двери, застыла. Я вспомнил, что кричал мне брат. А хрен его знает... Отняв руку от двери, я выпрямился и поверх машины посмотрел на брата и Таню.
           Брат был еще метрах в двадцати от меня, девушка – гораздо дальше. Я поднял вверх руки и продемонстрировал их Толяну, чтобы он успокоился. Может быть, он думает, что в машину мину заложили?
           – Мена, не открывай двери, – в который раз сказал Толян, переходя на шаг. В следующую секунду он остановился и обернулся к Тане. Девушка уже не бежала, просто торопливо шла за ним, время от времени сбиваясь с шага и принимаясь стучать туфлей по асфальту. Наверняка в ее калеченые туфли набились камешки.
           – Это ее машина? – снова повернул ко мне голову Толян.
           – Да, – сказал я. – А почему нельзя дверь открыть?
           – Погоди, Мена, я сам открою, – сказал брат. – Что там в салоне?
           – На заднем сидении пакет стоит, с чем-то твердым, – сказал я. – И в замке зажигания ключ торчит.
           – Мена, ничего там не трогай, – сказал брат. – И лучше отойди.
           Время словно застыло. Убедившись, что я отошел на пару шагов от машины, брат переключился на девушку, продолжая одновременно следить за лесом и держа автомат наготове. Я тоже повернулся было к сосняку, вслушиваясь и вглядываясь в темноту леса, но тут же понял, насколько это бессмысленно. Сообразив, что вот-вот совсем стемнеет, я нагнулся и стал осматривать землю у водительской дверцы. И сразу обнаружил вдавленную ямку – наверное, здесь Ольга оперлась на пятку, когда выходила из машины.
           – Мена, что там? – окликнул меня Толян.
           – Ничего, следы ищу, – буркнул я.
           Продолжая осматривать землю, я обнаружил вдруг нечеткий отпечаток – слишком большой для ноги девушки. Внутри у меня похолодело. Поднимаясь, чтобы посмотреть, где там застряли Толян с девчонкой, я скользнул взглядом по заднему крылу машины, и сердце замерло у меня в груди. А вдруг она в багажнике? Откроем багажник, и я увижу знакомую серую куртку, и под ней – мертвое тело...
           Брат все еще торчал на дороге, поджидая девчонку. Ей до него было еще метров десять. Я бросил взгляд в темноту леса, и меня вдруг снова накрыла волна гнева – в третий раз за этот ужасный вечер. Кто бы они ни были – те, кто нагло вторгся в нашу судьбу, – они были не боги. Лицо мое запылало, в висках гулко стучал пульс. Шагнув к лесу, я стиснул кулаки и всей душою воззвал к богам, призывая все возможные кары на головы этих проклятых призраков – сколько их там ни было! Я сыпал самыми страшными проклятиями, которые лавиной всплывали из недр моей души. Я страстно хотел, чтобы они ужаснулись, – тот, кто наверняка смеялся надо мной на стройке, а потом – нагло следил за нами в лесу, тот, кто словно предугадывает каждый наш шаг, кто оборвал вольный побег моей чудесной, лучшей на свете Ольги и, словно в насмешку, оставил тут для нас эту машину. Может быть, они и сейчас потешаются надо мной из лесной чащи? Я не мог заставить их показаться, но пусть они почувствуют на своей коже тот холод, который идет от настоящих проклятий. Проклятий, которым внимают суровые боги, следящие за всем, что происходит на земле...
           – Мена, ты чего? – с тревогой окликнул меня Толян.
           Плечи мои опустились. Чувствуя, как пылает мой лоб, я выдохнул из груди воздух. На миг мне стало страшно, что я прогневил богов. Ведь кто бы они ни были – эти скрытные типы, – благодаря им брат и Таня идут сейчас по дороге, а не лежат мертвые на заброшенной стройке. Но если они убили Ольгу!.. Боги свидетели, тогда они не скроются от моего проклятия даже в царстве теней. (Мог ли я знать в тот момент, на чью голову призываю все эти жуткие кары?..)
           – Вы можете быстрее идти! – с досадой обернулся я к брату и Тане. – Толян, как этот чертов багажник открыть?
           Брат с девушкой, уже подходившие к машине, посмотрели на меня с изумлением, но ничего не сказали.
           – Толян, надо посмотреть, что в багажнике, – повторил я нетерпеливо, шагнув к машине.
           – Погоди, Мена, я сам все посмотрю, – сказал Толян. – Ты что-нибудь заметил в лесу?
           – Нет, – мотнул я головой. – Разозлился просто.
           (Не смог ничего лучше придумать, как сказать чистую правду.)
           – Ничего, брат, это бывает, – невесело усмехнулся Толян.
           Заглянув в салон и осмотрев со всех сторон машину, брат недоверчиво посмотрел на дорогу, на лес, а потом вдруг нарочито беспечно хлопнул меня по плечу и сказал:
           – Пойдем-ка, брат, отойдем на два слова.
           – Таня, ты подожди тут пока, – улыбнулся он девушке.
           – Хорошо, Толя, – отозвалась она, но вид у нее был встревоженный и недовольный. Оно и понятно.
           – Мена, как думаешь, что все это значит? – отведя меня в сторону, тихо спросил брат. – Если в машине была Олька, почему она ее тут бросила?
           – Не знаю, – нервно пожал я плечами.
           – Мена, я думаю, нам лучше всего просто уйти отсюда, – сказал брат.
           В ответ я упрямо покачал головой:
           – Толян, мне нужно багажник открыть.
           – А что там должно быть, в багажнике? – спросил он.
           Черт, я оказался совсем не готов к такому вопросу. Не мог же я ему сказать, что боюсь увидеть там мертвую Ольгу...
           Несколько секунд Толян безуспешно ждал от меня ответа.
           – Ладно, Мена, – сказал он наконец. – Может быть, ты и прав, колеса нам не помешают. Только машиной я сам займусь. И багажником – тоже. Идет?
           – Я его все равно открывать не умею, – буркнул я недовольно.
           – Слушай, Мена, этот пакет... он был в машине, когда вы с Олькой сюда ехали? – как ни в чем не бывало спросил Толян.
           – Нет, – сказал я. – Может быть, где-нибудь сложенный лежал?..
           – А бензина у вас сколько было? – спросил брат, поглядывая на лес.
           – Не знаю, – пожал я плечами. – Хватало, наверное, иначе она бы на заправку заехала. Мы мимо заправок проезжали.
           – Вот что, Мена, идите-ка вы с Таней к шоссе, – тихо сказал Толян. – А я еще раз осмотрю машину и, если все нормально, подъеду.
           – Ты что думаешь, она заминирована? – спросил я на полном серьезе.
           – Да нет, не похоже, – рассмеялся Толян. – Только согласись, странное решение: едва отъехав, бросить машину и оставить в замке зажигания ключ. Понимаешь, Мена, если бы у нее движок заглох или бензин кончился, машина бы не здесь, а на дороге стояла.
           Я усмехнулся, это я и сам понимал.
           – Ладно, брат, береженого бог бережет, – хлопнул меня по плечу Толян. – Ну пошли.
           Он с веселым видом направился обратно к машине, и мне ничего другого не оставалось, как пойти следом за ним и пригласить девушку прогуляться со мной в сторону шоссе. (Хотя, видят боги, больше всего на свете мне сейчас хотелось открыть этот чертов багажник.)
           В ответ на мое предложение пройтись Таня с тревогой впилась взглядом в Толяна, но брат ободряюще улыбнулся ей и подмигнул. Таня поджала губы и, отвернувшись от брата, решительно последовала за мной. Просто прелесть, до чего она была покладистая девушка.

           Темная дорога была все так же безлюдна. Далеко впереди проносились по шоссе, светя фарами, машины, но это проявление жизни только еще больше подчеркивало оторванность от мира раздолбанной дороги, по которой мы шли.
           – Мена, это опасно? – хмуро спросила Таня.
           – Да нет, ерунда, – рассмеялся я, встретившись с ней взглядом.
           Таня отвернулась. Через каждые три-четыре шага она с тревогой оглядывалась на машину и на моего брата, и всякий раз я тоже пользовался возможностью посмотреть, что делает Толян. Пока мы шли, он успел, присев на корточки, ощупать днище машины, после чего достал из кармана носовой платок и тщательно вытер руки и запачкавшийся рукав светлого пиджака. Потом обошел машину и остановился у передней дверцы.
           Таня – тоже остановилась. Я уже хотел было обнять ее, чтобы увлечь дальше, но тут брат открыл дверь машины. (Наверное, мы уже отошли на безопасное расстояние.)
           Девушка вздрогнула всем телом, и я невольно обнял ее, но ничего не произошло. Я увидел, как брат нагнулся, осмотрел салон, потом потянулся рукой к заднему сидению, и я расслышал в ночной тишине характерный шорох полиэтиленового пакета. Через несколько секунд брат благополучно выбрался из машины, после чего открыл капот и некоторое время что-то там трогал руками. Потом захлопнул капот и подошел к багажнику. Теперь уже у меня замерло сердце, рука на талии девушки дрогнула. Открыв багажник, Толян нагнулся, пошарил в нем рукой, потом – выпрямился и, повернувшись к нам, крикнул:
           – Мена, тут только запаска, канистра и инструменты!
           Я облегченно вздохнул. Еще когда брат запустил руку в багажник, я понял, что там не может быть никакого тела, но напряжение отпустило меня только сейчас.
           – Что тут должно было быть? – спросил Толян.
           – Сумка с деньгами! – крикнул я со смехом.
           – Зря смеешься, брат, – загадочно крикнул он в ответ и захлопнул багажник.
           – Ладно, братцы кролики, я сейчас!
           Толян снова вытер руки, уселся на водительское сидение, оставив дверь открытой, и запустил двигатель. В салоне вдруг зажегся свет, и нам было отлично видно, как брат вертит головой, еще раз осматривая все внутри. Вот он развернулся к заднему сидению и протянул руку – наверное, опять к пакету. Освещенный желтоватым светом салон машины казался загадочным островом посреди сгустившейся темноты. Потом "Лада" сдвинулась с места, брат сдал назад и неожиданно развернулся и поехал совсем в другую сторону, чем мы ожидали. У нас с Таней просто челюсти отвисли. Не веря своим глазам, мы смотрели, как "Лада" с открытой дверцей, переваливаясь на выбоинах, удаляется в сторону Жегуновки.
           Я первым вышел из ступора и, неуверенно хмыкнув, глянул на девушку, стараясь изобразить на лице, что все нормально. Между тем машина неумолимо приближалась к кромке леса и вскоре благополучно скрылась за плавным поворотом дороги.
           – Мена... – Таня посмотрела на меня так, словно ее предали. Но что я мог ей объяснить? Мелькнула мысль, что выходка вполне в стиле Толяна, но после всего, что мы сегодня вместе пережили, это казалось нереальным бредом. Я взял Таню за руку, и она тут же крепко вцепилась в мои пальцы. Рука у нее была холодная, и я мысленно пожелал всех благ на голову моему придурку брату! Я уже глубоко вздохнул, чтобы сказать Тане, что не дам ее в обиду (еще бы, посмотрел бы я на того, кто оставил бы без защиты такую девушку, одинокую, ночью, на пустынной дороге), но тут машина, судя по звуку, затормозила. Похоже, брат разворачивается. Башку ему оторвать мало, придурку!
           Машина уже возвращалась к нам, вовсю слепя фарами, а мы все еще стояли, молча обнявшись, и Таня крепко сжимала мои пальцы. А может быть, она была не так уж и против, остаться тут вместе со мной вместо моего брата? – мелькнуло вдруг у меня в голове.
           Когда "Лада" затормозила рядом с нами, и брат распахнул перед девушкой переднюю дверцу, Таня поспешно высвободилась из моих объятий и вдруг рассмеялась.
           – А я уж подумала... – сказала она.
           – Извини, малыш, так надо было, – сказал Толян.
           – Приколы у тебя, блин, предупреждать надо, – я выразительно постучал пальцем по лбу.
           – Записали, Мена, в следующий раз обязательно предупрежу, – хмыкнул Толян. Настроение у него было лучше некуда. Может, он и впрямь верил, что в машине может быть бомба, и теперь у него пошел отходняк?
           Я захлопнул за Таней дверь и забрался на заднее сидение, отодвинув рукой пакет. В нем было что-то твердое, и я уже собрался было удовлетворить свое любопытство, но в этот момент в салоне зажегся желтый свет, и ко мне обернулся Толян. Глаза его сияли, опухшие губы расплылись в улыбке – рожа как у клоуна!
           – Хочешь взглянуть на Олькин подарок? – кивнул он мне на пакет.
           Ничего не понимая, я раскрыл зашуршавший пакет и улетел! Потому что в пакете лежали деньги. Те самые пачки американских долларов – купюрами по двадцать и пятьдесят грин.
           – Посчитай, Мена, по-моему, тут где-то половина, – развернувшись на сидении, говорил Толян. – А Олька – ничего баба!            Таня уже успела перегнуться через спинку сидения и широко открытыми глазами смотрела, как я вынимаю пачку за пачкой. Я наклонился к пакету и вдохнул особый запах долларов, и вдруг уловил другой, примешавшийся к нему, запах, от которого у меня защемило сердце. Потому что это был запах Ольги.
           – Ни фига себе, – громко сказала Таня у меня над ухом. – А они настоящие?
           – Можешь не сомневаться, – весело отозвался брат и облапил ее за плечи. – Живем, Танюха!
           На несколько минут мы забыли обо всем. Я вытащил из пакета все пачки – себе на колени и на сидение, – и мы с Таней сообща принялись считать деньги, и чтобы не ошибиться, я складывал учтенные пачки обратно в пакет.
           – Братуха, ты нас поэтому на эту дорогу тянул? – болтал Толян, мешая нам сосчитать сокровище. – Вы с ней что, заранее сговорились?
           – Да заткнись ты, ни с кем я не сговорился. Считать мешаешь, – буркнул я с неожиданным раздражением.
           У меня просто голова шла кругом. Казалось, боги затмили мне разум и издеваются сразу над всеми пятью моими чувствами. Очнусь – и окажусь в темном салоне совсем другой машины, едущей к городу по шоссе. Потому что мы наконец дошли до шоссе и поймали попутку.
           – Нет, брат, у меня от этой Ольки точно крыша съедет, – говорил Толян. – Бросить ночью посреди дороги машину, в которой сто пятьдесят тысяч долларов!.. Может быть, она попутку поймала?
           Присмотревшись, я заметил на одной из упаковок маленькие, размазанные пятнышки крови. А ведь Ольга наверняка поранила себе пальцы, когда упала на бетон! Готов поручиться: она точно была в этой машине, была уже после стройки. И это она засовывала деньги в пакет. Потому что я ясно чувствовал запах ее рук, чувствовал, несмотря на перебивавшие его запахи пластика и долларов.
           Но почему она бросила машину? Хотела, чтобы мы нашли деньги?! Может быть, в ней совесть заговорила? А может быть, ее кто-то здесь поджидал? Тот, чей след я видел рядом с машиной? Я стал лихорадочно вспоминать, была ли у нее возможность позвонить по мобилке после того, как мы заехали в лес. Да нет, быть этого не может, мы все время были вместе, или я контролировал каждое ее движение на слух! И откуда она могла знать, что мы пойдем по этой дороге? Оставила нам машину и деньги, положившись на волю богов? Чтобы быть чистой перед их очами? На нее что, так повлияли мои разговоры?
           Мысли вихрем неслись в моей голове под болтовню обалдевшего брата и реплики девушки, подсказывавшей точный счет пачек. Я ни-че-го не понимал и отказывался верить тому, что видят мои глаза и чувствуют мои руки. Этого просто не могло быть!
           Наконец я запихнул в пакет последнюю пачку. Денег и правда было ровно сто пятьдесят тысяч долларов. Тех самых настоящих долларов, которые лежали в Ольгиной сумке.
           – Аж не верится. Столько денег... – зачарованно пробормотала Таня.
           – Ладно, братцы кролики, надо отсюда сматываться, – сказал брат с таким видом, будто пакет с деньгами был его личной заслугой. – Может, это и есть подарок судьбы?
           – Держи, Мена, спрячь под сидение, – он протянул мне автомат.
           Едва я взял автомат, брат тронул машину и выключил свет. Запихнув автомат под переднее сидение, я обернулся и долго провожал глазами то место у леса, где стояла машина. Потом повернулся и стал смотреть в сторону шоссе, представляя, как Ольга проезжала тут со своей сумкой, в которой осталась вторая половина денег. А что мне еще оставалось, кроме этой фантастической надежды?

           Мы благополучно доехали до шоссе и свернули в сторону города. Машина пошла плавно, и я, не удержавшись, незаметно сунул руку в пакет. В пальцы ткнулись плотные края денежных пачек. Я вспомнил о капельках крови на одной из них и подумал: быть может, это символическое жертвоприношение избавит Ольгу от жуткой кровавой лужи у обезображенной головы?
           Мы ехали молча. Словно боялись спугнуть удачу после всплеска восторженной болтовни. После всего, что мы сегодня пережили, между нами возникла особая связь. Связь, похожая на ту, что бывала в детстве между мною и братом, когда он брал меня с собой в город, и я шагал рядом с ним, чувствуя свою защищенность и открывая новый, неизведанный мир. И призраки неизвестных убийц, которые вмешались в нашу судьбу, сопровождали нас, сближая нас еще теснее, – как сближает людей общая, неразгаданная тайна. Но странное дело, то, что деньги поделены ровно пополам, внушало мне мистическую уверенность, что теперь у нас все будет в порядке.
           Слева проплыл за окном фантастический силуэт сгоревшей дачи Барина. Вот и Семихатка. Мелькнул знакомый поворот налево к лесу, – я вспомнил, как мы с Ольгой шли здесь, обнявшись, а потом я забросил в лужу у дороги Борину мобилу. Быть может, в последний момент в сердце Ольги вспыхнул благородный огонь справедливости, и она, заметив выехавшую на дорогу попутку от Жегуновки, остановила машину за плавным поворотом дороги, подумав секунду, отогнала ее к лесу, вынула из кармана комусовский пакет, по-быстрому перекидала в него половину денег и с сумкой через плечо выскочила на дорогу, чтобы тормознуть случайную попутку, которую послали ей боги? А мужской след рядом с машиной... Мало ли людей ходит в теплый апрельский день по опушке соснового леса? В жизни порой случаются настолько фантастические вещи, что их не придумает и самый изощренный рассудок. Кто до конца познает хитроумие веселых богов?
           От ста пятидесяти тысяч долларов в пакете в темный салон машины веяло уютом. Мирное урчание двигателя, силуэты брата и девушки, свет фар на дороге впереди, огни большого города, раскинувшиеся во весь горизонт... Копившееся весь день напряжение внезапно куда-то ушло, и я широко, блаженно зевнул, отдавшись бегу машины.

Я РАССТАЮСЬ С БРАТОМ И ТАНЕЙ

           Брат остановил машину напротив моего подъезда и выключил фары. После всего пережитого за сегодняшний день мне было как-то странно снова видеть обычный двор у моего дома. На детской площадке молодежь шумно отмечала весенний вечер, звеня бутылками, но это только подчеркивало привычную безопасность знакомого с детства двора. Помедлив несколько секунд, брат включил в салоне свет и неуклюже развернулся ко мне.
           – Брат, спасибо тебе за всё, – его лапища весомо легла на мои сцепленные руки.
           – Да ладно, – сказал я, высвобождая руки. Не люблю этих церемоний.
           Таня тоже повернулась было ко мне, чтобы выразить мне свою признательность, но тут брат сказал:
           – Дай-ка мне пакет.
           И я, обрадовавшись, что есть повод увильнуть на время от благодарностей девушки, взял красный пакет с деньгами и передал его брату.
           – Таня, подержи, пожалуйста, – сказал брат своей любимой.
           Пакет перекочевал на колени Тане, и изъявление благодарности было отложено. Шурша полиэтиленом, брат принялся доставать из пакета пачки долларов и складывать их себе на колени. Мне было непонятно, зачем он это делает, я облокотился на спинки передних сидений и стал наблюдать за происходящим. Мне вдруг сделалось очень грустно. Я просто представить себе не мог, как сейчас выйду из машины, а брат с Таней махнут мне рукой на прощанье, и машина поедет по двору и исчезнет за домом. И может быть, я не увижу их долгие годы... И может быть, я уже никогда в жизни не увижу Ольгу.
           Я представил себе, как стою в опустевшем дворе, как вхожу потом в свою квартиру, в которой царит полный бардак, и каждая, лежащая не на месте, вещь напоминает мне о бурных событиях сегодняшнего дня. Но больше уже ничего происходить не будет! И единственное, что мне останется, – тупо наводить порядок в квартире. А в квартире – даже нет молока...
           – Куда вы теперь? – спросил я брата и Таню, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
           – В дальние края, – сказал Толян, на несколько секунд перестав шевелить губами (считал деньги). – Да, Таня?..
           – Да, – уверенно кивнула девушка и повернула голову ко мне. – Мена, спасибо вам за всё.
           Я смущенно фыркнул в ответ и вдруг подумал: а как же ее родители? Даже удивился, почему мне до сих пор не пришел в голову этот простой вопрос? (Почему-то я был уверен, что Таня живет вместе с родителями.) Я уже хотел спросить Таню об этом: как она объяснит родителям свой внезапный отъезд с моим братом, – но в этот момент брат перестал доставать из пакета пачки денег и кивнул сам себе, словно мысленно подвел итог и испытывает от этого удовлетворение. (Я совершенно не догонял, зачем Толян взялся пересчитывать деньги именно сейчас. Он что, не может сделать это потом, когда они останутся одни?) Я ждал, что брат начнет перекладывать деньги обратно в пакет, но он вдруг захватил обеими руками пригоршню пачек с коленей и неловко повернулся ко мне:
           – Держи, Мена.
           Отпрянув, я недовольно уставился на Толяна.
           – Твоя доля. Ты ее честно заработал, – улыбнулся брат и, потянувшись, свалил пачки мне на колени.
           – Толян, ты чего, кончай, – схватив деньги (несколько пачек так и остались у меня на коленях), я попытался всучить их ему обратно, но натолкнулся на лапы брата с новой порцией долларов. Ситуация получилась абсолютно идиотская: мы с Толяном одновременно пихаем друг другу пачки долларов, они вываливаются из наших рук и падают между сидениями, а мы злимся и упорно бормочем друг другу убеждающие междометья. Но преимущество было на моей стороне, – Толяну мешала спинка сидения. И я наверняка одержал бы победу, если бы в дело не вмешалась женщина.
           – Мена, возьмите, – сказала вдруг Таня проникновенным голосом, стараясь заглянуть мне в глаза. – Вы же из-за нас жизнью рисковали.
           Я остро пожалел, что не смылся из машины в ту самую секунду, как мы остановились! Лицо мое пылало, под мышками было мокро от пота. Не сдержавшись, я как попало швырнул пачки на пол между сидениями и, выкрикнув: – Да идите вы к черту, – схватился за ручку двери.
           – Ладно, брат, брэк, – с досадой сказал Толян. Нагнувшись, он принялся с помощью Тани собирать с пола рассыпавшиеся пачки денег и забрасывать их обратно в пакет.
           – Мена, простите, – пробормотала Таня.
           – Мне никуда уезжать не надо, – буркнул я с вызовом, захлопнув дверь обратно.
           – Все, брат, я же сказал: проехали, – отозвался Толян все еще недовольным тоном.
           Я поднял несколько пачек, упавших мне под ноги, и протянул их Толяну. Он без лишних слов взял их и запихнул в пакет.
           – Ладно, брат, все нормально, – сказал Толян и протянул мне открытую руку в знак примирения.
           Рассмеявшись, я хлопнул брата по руке. Рад был, что мы не расстались, как полные идиоты.
           – Кстати, Мена, если помнишь, я хотел тебе десять тысяч дать, – тут же закинул удочку брат. – Еще до всего этого. Перед тем, как уеду.
           Он вопросительно посмотрел на меня, и я подумал: а почему бы нет? В конце концов, почему бы мне не разжиться на десять тысяч гринов? Сто пятьдесят тысяч долларов у них будет или сто сорок – разницы почти никакой. Сто сорок тысяч долларов – тоже вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь. А я все-таки столько для них сделал. И эта история с Ольгой, когда он нас снимал у себя на квартире... Дам брату шанс облегчить свою совесть.
           – Ладно, десять тысяч я возьму, – сказал я, и брат просиял. Таня, которая все это время сидела, деликатно отвернувшись, сразу раскрыла пакет с деньгами.
           – Нет, Танюша, давай двадцатки, – распорядился Толян.
           – Держи, – он протянул мне ровно пять пачек. Но я все равно проверил на всякий случай, не впаривает ли он мне вместо двадцаток полтинники? На этот раз все было по-честному, и я засунул деньги в боковые карманы куртки, наткнувшись при этом на холодный пистолет. Вот черт, совсем про него забыл. Что мне теперь с ним делать? Может, Толяну отдать?
           – Поставь, пожалуйста, между сидений, – брат протянул мне комусовский пакет.
           – Мена, спасибо вам, – обернувшись, снова сказала Таня.
           – Не за что, – рассмеялся я.
           – Слушай, Мена, тебе все-таки надо на месяц-два уехать из города, – серьезно сказал брат. – Гурей этого дела так не оставит.
           – Гурея твоего завтра самого замочат, – хмыкнул я. – А у других – и без меня дел хватит. Кольша с Чекой меня не видели, звонил я тебе с Ольгиного телефона. Так что, брат, все концы в воду.
           – А Чугун с Фурой?
           – Чугун точно молчать будет, – ухмыльнулся я. – А Фура...
           – Погоди, откуда ты знаешь, что Гурея завтра замочат? – до брата только теперь дошел смысл сказанных мною слов.
           – Нагадал, – захохотал я. – Уложил Чугуна поспать на шкуру барана.
           – Какого барана? – Толян непонимающе наморщился и скривился от боли (забыл о своих засохших кровоподтеках).
           – Подходящего... Из самых главных бандитов, – еле выговорил я, давясь от смеха.
           Некоторое время Толян с досадой смотрел на меня, потом отвел глаза и сказал:
           – Ладно, брат, как знаешь. Может, им и не придет в голову искать моего троюродного брата. От ствола избавься. Лучше всего в Торочу выбрось.
           (Тороча – это наша река.)
           – Ну, давай, брат, – он протянул мне руку. – Спасибо тебе за всё. Я подожду тут пару минут, пока ты квартиру проверишь.
           – До свиданья, Мена, – Таня тоже протянула мне руку.
           – Толян, а вы сейчас куда поедете? – спросил я тоскливо, медля пожать руку девушке.
           – Заедем к Тане за вещами, и – на вокзал, – сказал брат.
           – Слушайте, а можно я с вами поеду? – спросил я с надеждой. – Мало ли что там может случиться, на вокзале.
           Таня посмотрела на моего брата.
           – Ладно, – улыбнувшись, кивнул Толян. – Продлим приятное расставанье.
           Таня тоже заулыбалась и убрала руку обратно. Я обрадовался, что она на меня не обиделась. Все-таки я поставил ее в дурацкое положение – столько времени игнорировал ее руку, которую она мне так искренне протянула.

           Как только Толян развернулся, и машина поехала по двору обратно, настроение у меня сразу взмыло к небесам. Что бы там ни было, а день, полный приключений, продолжался. Мне вдруг захотелось открыть окно и крикнуть придуркам, горланившим на детской площадке: "Эй вы, уроды, спокойной ночи!" И показать им оттопыренный средний палец, как любит делать одна чудесная блондинка. Но я только улыбнулся сам с собой.
           – Мена, хорошо, что вы с нами едете, – сказала Таня. Чудная девушка.
           – Ага, я и сам доволен, – сказал я. – Слушай, ты извини, конечно, может, я не в свое дело лезу, но как же тебя родители отпустят? На ночь глядя, ни с того ни с сего, неизвестно с кем...
           – Ну почему, неизвестно с кем, – рассмеялась Таня. – С твоим братом.
           – А ты что, собираешься его родителям показать? – расхохотался я. – С таким фейсом?
           Толян неопределенно хмыкнул и глянул на себя в зеркало.
           – Мена, можете успокоиться, мои родители в другом городе живут, – довольно прохладно сказала Таня. – Так что я, можно сказать, человек вольный.
           – Да? – удивился я. – А вы что, не из К...? – я назвал наш город.
           – Нет, я из С..., – сказала Таня и, честно признаться, я впервые в жизни услышал о существовании такого городка.
           – Это на Урале, – пояснила Таня. – Так что мои родители, Мена, далеко. А мне лицо вашего брата очень даже нравится.
           – У меня там еще младшая сестра, в девятом классе учится, и два брата, – добавила она.
           Я покосился на Толяна, но он вел машину настолько невозмутимо, что невозможно было понять, знает ли он уже о том, что говорит Таня, или слышит об этом впервые в жизни, как я?
           – А у нас вы давно? – невольно я тоже сбился на вы.
           – Скоро два года будет, – сказала Таня. – У меня тут старшая сестра живет. И племянница. Я потому сюда и приехала поступать, что у меня тут сестра живет. Думала в Торгово-Финансовую поступить на бесплатное отделение. Не попала, конечно. А домой возвращаться очень неохота было... В общем, я у сестры осталась. У нее бывший муж – полный козел, выставил ее на улицу с годовалым ребенком на руках. То есть, он сестре сперва квартиру снял, чтобы она ему новый роман крутить не мешала – с одной богатенькой дочкой влиятельного папочки, – обещал, что потом купит сестре квартиру и деньги будет давать на ребенка, а сам, скотина, через месяц вообще перестал ими интересоваться, даже на оплату квартиры ничего не давал. А потом отправил к Наталье двоих жлобов, и они ей намекнули, чтобы она не рыпалась, и двадцать тысяч рублей попытались всучить – за развод. Но Наталья им сказала, чтобы они этой подачкой подавились. Мою сестру Натальей зовут. И племянницу – тоже Наталья. Наталья Натальевна.
           Невольно мы все рассмеялись, даже Толян, хотя минуту назад на его скулах заиграли желваки, когда Таня рассказывала про этого урода – бывшего мужа ее сестры.
           – У меня сестра гордая, – сказала Таня с уважением. – Только за себя постоять не умеет. Родителям она вообще ничего не сообщила, писала нам, как обычно, что у нее все в порядке, живет хорошо и ни в чем не нуждается. А сама тут на двух работах надрывалась. Я только когда сюда поступать приехала, про все это узнала. И то – не сразу.
           – Хотя, оно и к лучшему, что она от этого придурка избавилась, – помолчав, уверенно сказала Таня. – В общем, мы с тех пор с сестрой вдвоем живем. Вдвоем все-таки полегче за ребенком ухаживать, да и с деньгами... я же помогаю и за квартиру половину плачу.
           Таня совсем разговорилась. Это я на нее так влиял, точно вам говорю. За сегодняшний день она была уже второй женщиной, которая рассказывает мне про свою жизнь. Хотя на самом деле, женщины в этом плане – очень даже скрытные существа. Можете мне поверить. Это про всякие текущие дела они могут часами болтать. И про свои чувства. А вот существенные факты про себя сообщить... По-моему, такую информацию они могут выдать только своим ближайшим подругам, с которыми они всеми этими тайнами по уши повязаны. Или очень близкому человеку, типа любимого, – насчет которого они точно уверены, что ради них он готов пойти наперекор своим друзьям мужчинам. Единственное исключение – если они вдруг почувствуют, что кто-то их по-настоящему понимает, и поэтому – все, что узнает, сохранит в своем сердце. Как я, короче...
           – Не беспокойся, мы ей достаточно денег оставим, – сказал брат насчет сестры Натальи.
           – Да я и не беспокоюсь, – бодро отозвалась Таня. – Наташке уже четыре года. Мы же им поможем с деньгами, правда?
           Толян молча кивнул. Мы ехали к центру города. Обстановка в машине была просто супер. Таня мне нравилась, с братом – мы опять были близки, как в детстве, в карманах у меня лежали десять тысяч долларов США, а таинственный киллер остался далеко позади. Одним словом, я был жутко рад, что поехал с братом и Таней.
           – А я тем летом, как в Торг-Финку не поступила, в "Чебурашку" устроилась, – продолжала рассказывать Таня. – Туда как раз молодых девушек набирали в официантки. В общем, думала: поднакоплю денег и на следующий год подамся на платное, но только у меня все равно ничего не вышло из-за Натальи. В общем, прошлым летом решила, что на этот год – уж точно поступлю, да видно, не судьба.
           Таня рассмеялась, мы с братом – тоже весело хмыкнули.
           – Но вообще, знаете, мне, если честно, просто понравилось в "Чебурашке" работать, – призналась Таня. – Хозяин у нас – классный такой мужик. Евгений Данилович. Представляете, он за все два года ни разу ни на кого из девчонок голос не повысил и ко всем на вы обращается. И платит всегда в срок, и не пристает. Такое сейчас редкость, правда? У нас потому и девчонки классные подобрались, не в смысле внешности, а по характеру. Даже жалко немного, что уезжаю.
           Таня посмотрела на Толяна. В ответ брат улыбнулся и сказал – таким надежным голосом:
           – Ничего, Таня, мы теперь свою собственную "Чебурашку" откроем. Беру обязательство ни к кому не приставать, кроме тебя.
           – Заметано, – сказала Таня.
           Опрометчивое обещание, – усмехнувшись, подумал я про брата. Даже странно такое слышать от Толяна. Наверное, парень малость не в себе от любви и удачи. Таня, конечно, хорошая девушка, но с ней точно надо держать ухо востро, это я вам говорю.
           Я глянул украдкой на счастливую физиономию моего брата и вздохнул: эх, приберет его эта Таня к рукам.

           Трудно сказать, знал ли брат до сегодняшнего дня подробности Таниной жизни, но где она живет – он знал точно. Потому что машину он вел, не спрашивая никаких указаний, и в итоге – уверенно свернул в темный двор за панельной хрущевкой на улице Гудимы. Тот еще район, но квартиры здесь наверняка дешевые, наверное, потому Таня с сестрой тут и поселились.
           Стоило нам въехать во двор, как колеса "Лады" тут же ухнули в яму на раздолбанном асфальте. Толян проехал вдоль всего дома, загнал машину под деревья напротив последнего подъезда и выключил двигатель. Я сразу открыл дверь, чтобы глотнуть свежего вечернего воздуха, но в ноздри пахнуло отвратительным ароматом переполненных мусорных баков, черневших у въезда во двор. Вот, мать его...
           Брат попросил, чтобы я передал ему пакет с деньгами, и мы вышли из машины. Я с любопытством огляделся. Темный двор был абсолютно безлюден, большая часть окон хрущевки – тоже безжизненно темная, ни музыки, ни фига. Из распахнутой двери подъезда, напротив которого мы остановились, сочился слабый синеватый свет. Наверное, лампочку закрасили, чтобы ее не сперли соседи.
           – Мена, ты с нами или в машине побудешь? – неуверенно спросил брат.
           – Пойдемте, Мена, я вас с сестрой познакомлю, – тут же любезно пригласила меня Таня. – Наташка, правда, уже спит, наверное...
           – Нет, спасибо, я лучше машину постерегу, – отказался я, улыбнувшись. Понятно, что брату так будет спокойнее. Да и, честно сказать, не было у меня особого желания вторгаться в чужую жизнь.
           – Мы ненадолго, – сказал Толян, и они пошли к подъезду.
           Я забрался обратно в машину, захлопнул дверь, посмотрел во мрак между сидениями, где только что стоял пакет с деньгами. Теперь там было пусто. У меня на душе тоже сделалось пусто. Я облокотился на спинку переднего сидения и посмотрел сквозь лобовое стекло на темный кирпичный забор. Слабый свет от нескольких горевших окон пятиэтажки делал его еще более унылым и беспросветным. В салон машины набился запашок от мусорных баков, смешавшись в коктейль с неестественным запахом обивки сидений. Одним словом, отстой. Сейчас, когда брат с Таней покинули машину, все в ней стало напоминать мне об Ольге. Я вспомнил, как мы с ней мчались вдоль озера, а по пляжу разгуливали вороны, и мне вдруг стало так одиноко, как бывало только в ранней юности, когда я жаждал встречи с девчонкой, но не знал, как к ней подступиться, и сидел на ночном пляже – один в огромной вселенной. Сейчас ощущение было точно таким же. Словно я вдруг попал в дикую, незнакомую местность, и даже намека на человеческое жилье нет вокруг, на многие дни пути. Я потерся подбородком о грубый чехол сидения и вспомнил, как мы с Ольгой сидели рядом в темном коридоре на заброшенной стройке, и она курила и рассказывала мне про свою жизнь. Казалось, с тех пор прошло уже несколько дней.
           Шумно выдохнув, я мотнул головой и откинулся на спинку сидения. Задрал на сидение ногу, оперся руками на колено... А теперь и брат с Таней уедут... Я вдруг отчетливо почувствовал, как мне будет их не хватать: брата, Тани, моей чудесной, сумасбродной и удивительной Ольги... Я даже не знаю, жива она или нет?
           Дернувшись, я опустил ногу на пол и снова оперся руками на спинку переднего сидения. Я так отлично жил до сегодняшнего дня! Получал свои двести гринов, ходил в универ, зависал с друзьями, пил молоко, слушал Doors, увлекал девушек в июньские рощи... А теперь у меня в карманах десять тысяч долларов, и я знаю, что могу ходить бесшумно, как кошка, и если надо – видеть в темноте, и вырубить любого бандита, но – боги свидетели! – мне так одиноко, и мою душу объяла тоска.
           А вдруг я такой же, как тот хладнокровный убийца со стройки? – подумал я.
           Я распахнул дверь и выбрался из машины. Двор по-прежнему был безлюден, и от баков воняло, но все равно так было лучше, чем сидеть в машине, полной воспоминаний.
           Я прошелся и попрыгал на месте. Стало чуток полегче. По-над домом тенью прошла черная кошка, и я решил, это – добрый знак. В конце концов, я ни за что не стал бы убивать этого Жука, который панически убегал к машинам. А до этого – я оставил в живых Чугуна, и того типа, который шатался, как придурок, балансируя на связанных ногах в холле Барина, с ужасом глядел на пропитанный бензином ковролин и умирал от страха, что его подожгут заодно с мертвыми телами.
           Ладно... Раскинув руки, я потянулся всем телом и улыбнулся во весь рот. Вот оттянусь завтра по полной программе!.. Пристал бы кто-нибудь, что ли?
           Где-то в подъезде открылась и захлопнулась дверь, и я обрадовался этим звукам жизни. По лестнице зашлепали домашние тапки, – наверняка какая-нибудь женщина спускается... От нечего делать я стал считать пролеты, на которые она спускалась. Пройдя все восемь пролетов – от пятого до первого этажа, – женщина вышла на крыльцо подъезда и остановилась, всматриваясь в темноту. Она была в джинсах и вязаном свитере, поверх которого набросила куртку, в руках у нее был небольшой сверток. Я как-то сразу понял, что она и есть сестра Тани – Наталья.
           На душе у меня потеплело. Честное слово, я обрадовался ей не меньше, чем если бы встретил вдруг живую душу в дикой глуши.
           Заметив меня, женщина направилась ко мне, а я пошел ей навстречу, чтобы оказаться поближе к источнику света. Мне-то все равно, а ей бы пришлось здорово напрягаться, вглядываясь в меня в темноте.
           – Простите, вы Мена? – спросила она, когда мы остановились напротив друг друга.
           – Да, – расплылся я в улыбке. – А вы Наталья?
           Вид у нее, если честно, был не очень. Усталый и озабоченный. Я подумал, что она совсем не рада Таниному отъезду. Она была похожа на свою сестру, только немного пониже и не такая симпатичная, и выглядела старше Тани лет на десять. Совестно признаться, но именно так я тогда подумал. И еще – классное, наверное, впечатление произвел на нее мой брат с его разбитым фейсом.
           Улыбнулся я совершенно напрасно, потому что Наталья сразу смутилась. Неловко кивнув в ответ на мой вопрос, она опустила взгляд на свои тапочки. Сверток она держала обеими руками, и он ей явно мешал.
           – Рад с вами познакомиться, Таня про вас рассказывала, – сказал я первое, что пришло на ум. Я очень старался говорить как можно приветливее, по-моему, мой голос звучал даже проникновенно, но в результате я только еще больше смутил Наталью.
           – Я тоже рада, – сказала она. – Я вот тут вам бутерброды принесла, – Наталья протянула мне сверток. – В сухомятку, правда...
           – Спасибо, Наташа, – сказал я и нежно коснулся ее пальцев, когда брал сверток.
           Наталья вздрогнула и посмотрела на меня чуть ли не с испугом. А я-то хотел вселить в нее надежду на то, что теперь у них с дочкой все будет отлично.
           – Может, все-таки подниметесь? Хоть чаю попьете... – сказала она.
           – Нет, спасибо, Наташа, не могу, – покачал я головой. – Машину караулю.
           – Ладно, я пойду, – сказала она. – Извините.
           Я хотел было сказать, что извиняться не за что, но она уже отвернулась и пошла к подъезду. Мне оставалось только еще раз крикнуть ей вдогонку:
           – Спасибо!
           Но она даже не обернулась.
           Черт, как-то неловко все получилось, – подумал я, снова оставшись один. Но все равно настроение у меня поднялось. Развернув сверток, я обнаружил два бутерброда с колбасой, и в животе у меня заурчало. Я успел здорово проголодаться после памятных шашлыков в "Плакучей иве". Усевшись на сидение и выставив ноги в открытую дверь машины, я принялся за бутерброды. Не знаю, кто их делал, Наталья или Таня, но бутерброды были большие – для настоящего мужчины от щедрой женской души. Я уже поедал второй бутерброд, когда из-за машины вышла давешняя черная кошка и жалобно мяукнула, имея в виду колбасу. Я рассмеялся, – боги прислали посланца за маленькой жертвой. Честно говоря, расставаться с колбасой было жаль, но я протянул кошке целое толстое "кольцо". Кошка осторожно приблизилась, бросая на меня тревожные взгляды, понюхала колбасу, жмуря глаза, и ухватила "кольцо" зубами. Я разжал пальцы, и кошка попятилась, держа меня в поле зрения. Опустив колбасу на землю, она ухватила ее поудобнее, отошла метра на полтора, положила колбасу на землю и стала есть, время от времени поднимая голову и останавливая на мне свой взгляд. Она специально ела колбасу у меня на виду, чтобы показать, что ценит мое отношение к ней. Давала мне возможность посмотреть, как она ест, – в качестве компенсации за еду. Верное дело, ее послали мне боги.

           Бутерброды оказались очень кстати, потому что Толян с вещами появился чуть ли не через час. Выглядел он уже получше, как видно, Таня успела омыть его раны. Засунув в багажник чемодан и дорожную сумку, брат повернулся ко мне.
           – Слушай, Мена, – начал он нарочито беспечным тоном. – Я при Тане не хотел говорить, но я у тебя хочу одну вещь спросить. Те люди на стройке, которые бойцов Гурея положили... они – профессионалы. И я никак понять не могу: почему они нас не тронули? Они ведь наверняка знали, что у нас в сумке триста тысяч долларов лежит. А триста тысяч долларов, брат, как ни крути – деньги приличные. Понимаешь, Мена, я бы еще мог понять, если бы мы эти деньги должны были куда-то в оборот пустить. Тогда да, они, в принципе, могли бы нас отпустить, чтобы общую игру не ломать. Но мы-то эти деньги просто себе берем...
           Толян помолчал, вглядываясь в меня. Ждал, что я пролью ему свет на всю эту загадочную историю с киллером, который возник ниоткуда, пощадил Кольшу с Чекой и исчез в никуда.
           – И Олька, – усмехнувшись, Толян мотнул головой. – Не могу поверить, чтобы Олька оставила на дороге машину и в ней пакет со ста пятьюдесятью тысячами долларов...
           Он снова испытующе посмотрел на меня. Похоже, был уверен, что я от него что-то скрываю. На секунду мне стало смешно. Он что, и вправду думает, что мы с Ольгой заранее сговорились насчет машины? Чтобы она оставила нам в условленном месте машину с деньгами, а я пока повожу Толяна по лесу – чтобы дать ей возможность утечь со своей долей. А потом я разыграл для Толяна классный спектакль у машины и выставил его дураком. Еще бы, мало ли, на что способны его странный брат и запавшая на него хитрая Олька?
           – Что ты обо всем этом думаешь, брат? – задал наконец прямой вопрос Толян.
           – Не знаю, – пожал я плечами. А что я еще мог ему сказать? Про то, что Ольга почувствовала на себе взгляды богов, которые любят справедливость, и решила: лучше их не гневить? Мне этот разговор был совсем не по душе.
           Толян молчал, его крупные пальцы постукивали по крышке багажника.
           – Мена, я тебе одну вещь хотел сказать, – проговорил он наконец глухим голосом. – Те люди на стройке... они на тебя похожи.
           – Слушай, Толян, давай сменим тему, – не выдержал я. – Лучше расскажи, как вы с Таней в лапы к Гурею попали?
           Сказать по совести, меня давно уже разбирало любопытство, как они умудрились снова угодить в руки к бандитам? Может быть, в тот момент я бы про это и не вспомнил, но брат меня здорово достал своими дурацкими подозрениями. Так что, один – один, брат.
           Толян смутился. Понятное дело, кому охота вспоминать про свои проколы? Но потом все-таки заговорил:
           – Да ничего интересного, Мена. Они дорогу к Барину пасли. Наверное, вели нас от самого дома, а я расслабился... Короче, зажали нашу машину, вытащили нас с Таней... Сам понимаешь, я гонки устраивать не стал. Сказал им сразу, что Таня – девушка моего брата. Что она со мной потому, что брат на нее так запал, что без нее никуда не слиняет даже с деньгами. Что у нас с братом такое соглашение для взаимной страховки: на квартиру, где Олька с Интеллигентом бабки спрятали, брат едет, а со мной пока – его девушка остается. Так – и я брата не кину с деньгами, и он от меня никуда не денется.
           – Ты извини, Мена, просто так было больше шансов, что они Таню не тронут, – сказал Толян.
           Я кивнул ему, мол, вполне понимаю, и брат продолжил:
           – Да, Мена, ключи от твоей квартиры я в салоне тачки Барина сбросил. Сам понимаешь, если бы они их у меня нашли, пришлось бы объяснять, от какой они хаты. А так – они чьи угодно могли быть, машина-то не моя. Что мы в тачке Барина едем, они отлично знали. Так что, брат, смени замки на дверях.
           – Ты не в обиде? – Толян хлопнул меня по плечу.
           – Нет, – рассмеялся я. – А дальше что было?
           – Да все, что было дальше, на моей физиономии написано, – пошутил Толян. – Привезли нас на какую-то хату в городе, я стал время тянуть, ждал твоего звонка, как манны небесной. Кололся время от времени. Про ключ от квартиры в Борках – той, где Интеллигент остался, – сказал, что он от нашей с тобой квартиры в центре. Если хотят, пусть проверят, только хату наверняка менты пасут, потому что я там утром Темного завалил. Сказал, что Темный меня чисто случайно на тот свет не отправил, и я, конечно, полюбопытствовал, за что такой интерес к моей персоне, прежде чем его кончить. Колонул его, одним словом, на всю эту комбинацию, которую они с Интеллигентом затеяли, чтобы Барина подставить, а заодно триста тонн зелени в свой карман положить. Сказал, что, по словам Темного, они сначала меня должны были завалить, а потом – Ольку. И обставить все это дело так, как будто это мы с ней бабки украли и смотались на пару. Спрятали бы тела и ищи, Барин, свою бывшую любовницу с ее тайным хахалем Толяном.
           – Импровизировал, одним словом, – Толян рассмеялся от приятных воспоминаний. – Сказал им, что Барин сдуру бабу моего брата прихватил, решил, что мы с братом на пару работаем. А брат на нее – на бабу свою – так запал, что ради нее готов под пули лезть. Ну я и ввязался в это дело из-за брата. Да и все равно с Барином пришлось бы разбираться. Представляешь, только потом сообразил, что все это – чистая правда... Если только нас с тобой местами поменять.
           Голос у брата был виноватый, и я на него не обиделся за эту военную хитрость.
           – Логики никакой, но так оно все даже правдоподобнее вышло. А про Ольку я им сказал, что мы ее чисто случайно у Барина прихватили. Только она со мной ехать за бабками категорически отказалась, испугалась, что я ее кончу, а брат для нее – человек нейтральный. Да и брат на нас с Олькой стал коситься в плане бабок, вот мы и пришли к компромиссу: он с Олькой, а я пока – с его бабой. В общем, до твоего звонка продержался, – хмыкнул Толян. – А потом – сразу насчет Интеллигента раскололся. Что лежит спеленатый на квартире в Борках и все может подтвердить. Что мы с братом его еще до Барина навестили, только он на адрес хаты, где бабки лежат, не колется, а брат так спешил свою бабу вытащить от Барина, что не дал мне с ним толком разобраться. И ключ у меня – на самом деле от квартиры Интеллигента в Борках, а лепил я им сначала насчет ключа, чтобы дать брату с Олькой спокойно бабки забрать. Они, конечно, меня еще немного помяли, но проверять поехали. А куда им, козлам, деваться, если им за бабки перед Гуреем отвечать. Они и Таню потому не тронули, да ты уже понял, наверное.
           – Ну, Интеллигент им, понятное дело, все подтвердил, – хмыкнул Толян. – По-своему, конечно. В том смысле, что окончательно все запутал. А тут уже – и на стрелку пора. Так и продержались.
           Брат снова засмеялся, а потом серьезно добавил:
           – Я, Мена, если честно, был уверен, что ты на стрелку взвод ОМОНа приведешь. Я-то думал, что ты Ольку сразу отпустишь, тогда еще – после Барина.
           Толян замолчал. Я думал, что он пойдет обратно, мы ведь уже столько времени разговариваем, но брат все стоял у машины.
           – Ладно, Мена, по крайней мере они уверены, что я с родным братом работал, – сказал он наконец. – Те, кто жив остался, – Толян усмехнулся. – Можешь мне поверить, никто из них не подумает, что брат может быть троюродным. Хотя мы с тобой и выросли в одном городе. А Фура с Чугуном... В общем, сам смотри. И еще, Мена, насчет Интеллигента – можешь не беспокоиться. Он во время беседы с Фролом концы отдал. Перестарались ребята. Ладно, пойду я, а то Таня, наверное, уже беспокоится.
           Словно в ответ на его слова, в подъезде наверху открылась и хлопнула дверь, и по лестнице быстро застучали шаги. Чувствуют друг друга влюбленные души! Брат сразу заторопился в подъезд, и на несколько минут я снова остался один. Но на этот раз мне было куда легче. Столько новой информации... Вдобавок мне надо было обдумать: не пробежала ли давешняя кошка между мной и Толяном? Брат явно думал, что я от него что-то скрываю, и я уже начинал на него злиться в ответ – за его дурацкое недоверие.
           Потом в подъезде опять открылась дверь, и я услышал голоса: наверное, брат и Таня прощались с Натальей. Шаги на лестнице подтвердили мою догадку – спускались только двое. Через минуту брат с девушкой вышли из подъезда. Толян нес еще одну дорожную сумку, а Таня – два больших пакета. Я поспешил им на помощь. Честно сказать, жутко обрадовался, что снова буду вместе с ними, а не один.
           – Заждались, Мена? – спросила Таня извиняющимся тоном. – Вы извините, мы там с Натальей задержались. Что-то она расстроилась. Хотите еще бутерброд?
           – Не откажусь, – расплылся я в улыбке. – А то я один бутерброд кошке скормил.
           – Так может, вам сразу два дать? – весело спросила Таня. Возбуждение било из нее фонтаном. Еще бы, обрубила концы и отплывает в новую жизнь!

           По дороге на вокзал Толян завернул на безлюдную ночную набережную и остановил машину.
           – Мена, дай, пожалуйста, ствол, – обернулся он ко мне.
           Я вытащил из-под сидения автомат и дал ему.
           – У тебя один ствол остался? – спросил он, положив автомат себе на колени.
           Таня прыснула. Брат глянул на нее с укором, но не выдержал и тоже улыбнулся. Разговоры у нас – полный улет.
           – Один, – ухмыльнулся я.
           – А куда ты остальные дел, те, что мы у Барина взяли?
           – Погребальный салют устроил, – хмыкнул я.
           – Какой еще салют? – не понял Толян.
           – Бросил все стволы в погребальный костер, – пояснил я со смехом. – Я дом Барина подпалил, чтобы тела сжечь. Надо же благодарить богов за их благосклонность.
           – Да ладно, брат, мне не жалко, – хлопнул я по плечу Толяна, весело глядя на его недоуменное лицо. – Пусть себе на том свете шмаляют.
           – Понятно, – сказал брат. – Ну что ж, правильно сделал. Так меньше улик останется. Слушай, Мена, ты не будешь против, если я у тебя на вокзале ствол возьму? Тебе все равно от него надо избавиться, а автомат я сейчас в речку сброшу.
           – Бери на здоровье, – рассмеялся я. – Могу хоть сейчас отдать.
           – Нет, лучше на вокзале, – серьезно сказал Толян и, сунув автомат под куртку, вышел из машины.
           – А вы, Мена, юморист, – сказала Таня, когда мы остались одни.
           – Да? – рассмеялся я. – Это у меня от волнения. Скоро сессия, а я бог знает чем занимаюсь.
           – А вы правда в университете учитесь? – спросила Таня.
           – Ага, – признался я честно. – На четвертом курсе уже.
           – Завидую, – сказала Таня. – Знаете, Мена, я бы никогда не подумала, что вам уже столько лет. Что вы и в армии успели отслужить, и уже на четвертом курсе учитесь.
           Я понял, что разубеждать ее насчет армии бесполезно, и только сказал со смехом:
           – Спасибо за комплимент.
           Пока мы болтали, Толян подошел к чугунной ограде набережной, посмотрел по сторонам и швырнул автомат в Торочу. Автомат громко плеснул в ночной тишине. Прощай, оружие!
           – Мена, у меня к тебе просьба есть, – сказал Толян, когда мы поехали. – Глянешь там, на вокзале, как и что?
           – Ладно, – хмыкнул я.
           – Ты извини, брат, но мне лучше не светиться, – оправдываясь, сказал Толян. – Только не расслабляйся. Подлянки – они всегда в самый последний момент происходят.
           – Это ты по своему опыту знаешь? – не удержался я подколоть брата, но он, зараза, даже не обиделся.
           – Вот именно, – сказал он серьезно.
           – Ладно, брат, записали, – сказал я.
           – Спасибо, Мена, – сказал Толян.
           Пока мы говорили, Таня молча вглядывалась в ночные улицы. Наверное, прощалась с городом. Для нее, наверное, сейчас всё здесь было наполнено особым смыслом и выглядело совсем не так, как всегда. Я смотрел сзади на силуэты брата и девушки, время от времени по их профилям проплывал загадочный отсвет ночного города, и вдруг я почувствовал зависть. Словно нечто прекрасное и желанное проходило мимо меня, а я не мог до него дотянуться. Ноль – один, Мена, – невесело усмехнулся я сам себе.
           Неожиданно пошел дождь, словно боги уловили мое грустное настроение. Толян включил дворники, и я вспомнил, как любил в детстве смотреть на чистые дуги на лобовом стекле, которые тут же покрываются новыми каплями воды. Я подумал, что уезжать в дождь – это хорошая примета.
           – Дождь. Даже не верится, – сказала Таня.

           Толян остановил машину в незнакомом мне темном переулке рядом с вокзалом.
           – Вон там проход к путям, видишь? – выключив свет, показал он мне на какой-то собачий проулок. – Как выйдешь, поворачивай налево, до вокзала метров сто.
           – Понял, – кивнул я. – Тебе пушку сейчас отдать?
           – Нет, – секунду подумав, сказал Толян. – Проходящий на Москву должен быть через десять минут, – он назвал мне номер поезда. – Как только появится, сразу иди сюда.
           – А вы успеете? – спросил я с сомнением.
           – Успеем, он двенадцать минут стоит.
           – Ладно, я пошел.
           Открыв дверь, я выбрался из машины, и на голую шею сразу попали холодные капли дождя. Класс!!! Свернув в узкий проход между служебными зданиями без окон, как указал мне брат, я вышел к железнодорожным путям. Голова у меня уже была вся мокрая, – дождь часто сыпал в свете прожекторов. Невдалеке слева начинались платформы. Я быстро пошел по направлению к вокзалу.
           На вокзале было пустынно и сонно. Я немного прошелся по зданию, прислушиваясь: не объявят ли наш поезд? – но ничего подозрительного не заметил. Единственный милицейский патруль – двое милиционеров в форме – лениво напрягал бомжей, устроившихся на ночевку в углу зала. От бомжей, как видно, здорово пахло, потому что менты стояли от них метрах в двух и совсем не спешили применять силу. Я глянул на вокзальные часы (пора бы уже объявить поезд брата и Тани), еще раз оглядел зал и спустился в тоннель перехода. Тут вообще никого не оказалось, несмотря на дождь. Я поднялся на вторую платформу и еще раз оглядел пустые пути. Ни одного поезда на станции не было, посередине третьей платформы – под навесом – стояли несколько десятков человек с вещами, как видно, ожидали тот самый проходящий на Москву. Да, – подумал я, мысленно рассмеявшись. – Сплошные засады с облавами. Как же, размечтались. Все менты наверняка уже дома, чай пьют у телевизора. А бандиты – расслабляются в "Ночном Оазисе" (самое центровое казино в нашем городе). У них сегодня был трудный денек, пора и отдохнуть.
           – Уважаемые пассажиры, – раздался из громкоговорителя чарующий голос дежурной дикторши по вокзалу. – Скорый поезд №..., сообщением В... – Москва, прибывает на пятый путь к третьей платформе. Нумерация вагонов начинается с головы поезда...
           Я посмотрел в ту сторону, откуда пришел на вокзал, и откуда должен был появиться "скорый" на Москву, но поезда видно не было. Наверное, немного опаздывает, – решил я. Быстро спустившись в переход, я поднялся на третью платформу и добросовестно прошелся по ней, оглядывая собравшихся под навесом пассажиров. Абсолютно ничего подозрительного. Вышел под дождь, дошел до края платформы. На черном асфальте уже успели появиться лужи, капли дождя приятным холодком стекали по лицу. Впереди справа виднелся уже знакомый мне проход к переулку, где ожидали меня брат с Таней.
           Наконец за семафорами появилась яркая звезда тепловоза. Сбежав по выбитым ступенькам, я быстро перешел пути, но у прохода в переулок затормозил – решил убедиться, что поезд прибывает именно на пятый путь. Рядом не было ни души, только капли дождя летят в свете прожекторов, желтоватые пятна света на мокрых путях и разбитом асфальте, призрачные стены служебных построек, и тяжело идущий в ночи тепловоз, огласивший вдруг окрестности мощным, резким гудком.
           Убедившись, что поезд тот самый – московский, я поспешил к машине и получил приятный сюрприз. Мой бдительный брат самозабвенно целовался с Таней под охраной снующих по стеклу дворников. Класс! Меня они заметили, только когда я подошел к самой машине.
           Толян открыл окно, вид у него был довольно смущенный.
           – Только что пришел на третью, – доложил я с ухмылкой. – На вокзале – тишь да гладь.
           Дверцы распахнулись.
           – Как здорово! – не удержавшись, потянулась под дождем Таня.
           – Держи, – протянул я брату пистолет. Толян сунул его под пиджак – в кобуру под мышкой, а я испытал странное ощущение: остался вдруг безоружным.
           Мы быстро достали вещи и распределили, что кому нести. Брат оставил водительскую дверь приоткрытой, а ключи от машины – в замке зажигания.
           – Надеюсь, угонят, – пояснил он с улыбкой.
           Миновав проход, мы поспешили к третьей платформе. Поезд уже стоял у нее. Дверь последнего вагона была открыта, на пороге застыл меланхоличный проводник в тапках и, скрестив на груди руки, созерцал дождь. На нас он тоже обратил внимание. Я думал, Толян сразу начнет с ним договариваться насчет посадки, но брат только глянул на проводника, на вагон и прошел мимо.
           – Подождите пока, – сказал он, остановившись между последним и предпоследним вагонами (с этой стороны вагонов обе двери были закрыты).
           Поставив чемодан на мокрый асфальт, брат миновал два вагона, у третьего – задержался и решительно поднялся в тамбур. Таня проводила его мечтательным взглядом.
           – Даже не верится, что уезжаю, – повернула она ко мне счастливое лицо, когда мы остались на платформе одни. – И дождь этот... Как в кино, правда, Мена?
           Я неопределенно хмыкнул. Им, может, и как в кино, но я-то останусь тут, один одинешенек.
           – Я вам так благодарна, – сказала Таня. – Честное слово, я этого никогда в жизни не забуду.
           – Да ладно, – смутился я и посмотрел вдоль вагонов: где там этот чертов брат запропастился? Брата видно не было, и, прежде чем девушка воскликнет еще что-нибудь патетическое, я коварно сказал:
           – Вы, Таня, присматривайте за братом. Вы не смотрите, что он грубоват, просто ему по жизни женской ласки не хватает. Это я вам, как брат, говорю.
           – Хорошо, Мена, – ответила она на полном серьезе, а потом немного помялась и спросила: – Как вы думаете, они нас будут преследовать?
           Вот-те раз! Я уже собрался было ее успокоить, но, вглядевшись в ее лицо, чуть сумку в лужу не уронил. Вместо затаенного страха, в глазах у девушки горели два романтичных, опасных огонька.
           – Навряд ли, – хмыкнул я, возможно, к ее разочарованию. – И потом, у брата все пути отхода продуманы.
           Не знаю, куда бы еще завел нас этот разговор, но тут из вагона наконец выпрыгнул Толян, уже без сумки, и энергично махнул нам рукой:
           – Давайте сюда!
           Толян заранее поднялся в тамбур, и мы – одну за другой – передали ему вещи. Проводница – полная женщина средних лет в серых шерстяных носках и линялых красных тапках – с интересом наблюдала за нами. Судя по приветливому выражению ее лица, брат не поскупился на серебряные денарии.
           И тут случилась удивительная вещь. Как только брат отвернулся, чтобы поставить сумку и пакеты подальше – в глубину тамбура, – Таня бросилась мне на шею и жарко чмокнула в щеку, мокрую от дождя.
           – Мена, спасибо вам за все, – горячо сказала она, глядя на меня блестящими глазами, и не успел я опомниться, как она уже взлетела по железным ступенькам.
           Чего уж там, я был так растроган, что даже не сообразил ее подстраховать, и молчал, как рыба.
           Кто же она мне будет? – подумал я вдруг. – Троюродная невестка, что ли?
           Подхватив наверху свою ненаглядную, брат улыбнулся ей и мягко спрыгнул на мокрый асфальт.
           – Ну, давай, брат, – протянул он мне руку.
           Вслед за скупым мужским рукопожатием мы разом обнялись. Я был растроган до глубины души, брат, я думаю, – тоже. С силой заехав мне по плечу, брат в два шага поднялся обратно в тамбур.
           – Удачи вам, – я поднял руку, сжав кулак.
           – И тебе, брат, – сказал Толян.
           – Мена, я вас никогда не забуду, – сказала Таня, и я пожалел, что она теперь в джинсах, и я не могу полюбоваться напоследок на ее ободранные коленки.
           Но тут проводница оттеснила их в глубину тамбура, с лязгом опустила железный порог и, словно вычеркивая меня из отбывающего мира поезда, взялась обеими руками за поручни и нависла над платформой, вглядываясь куда-то по ходу состава. Невольно я тоже посмотрел в ту сторону, скользнул взглядом по окнам вагона, и до меня наконец дошел смысл маневров моего брата. Он был на удивление прост. Три последних вагона были плацкартные, а этот – первый купейный с хвоста поезда. Все верно, не ехать же им в свадебное путешествие в плацкарте!
           За спиной проводницы брат нагнулся к вещам, взял сумку и чемодан и ушел в вагон. Таня осталась пока в тамбуре, глядя на меня из-за спины проводницы. Я тоже смотрел на нее. Дождь заливался мне за воротник, пора было уходить, но я все медлил, глядя на девушку, словно хотел оказаться там – рядом с ней – вместо моего брата.
           – Мена, идите, а то совсем намокнете, – сказала Таня.
           Я рассмеялся, но мне было грустно.
           В этот момент поезд дернулся и поехал. Я помахал Тане рукой и успел еще заметить, как в тамбур вышел брат, но тут проводница решительно захлопнула дверь. Вот и все. Я стоял и смотрел, как мимо медленно движутся тяжелые вагоны, пока не проехал последний – с невозмутимым проводником, все так же застывшим у открытой двери. Я посмотрел вслед поезду, вдоль залитой призрачным светом платформы. Несколько последних провожающих поспешно шли к переходу, потом – один за другим – спустились вниз, и платформа окончательно опустела. Я подумал: а вдруг на вокзале продается молоко? Потрогал мокрые волосы. Таня была права, я совсем вымок. Ловить на платформе было больше нечего, и я быстро пошел к подземному переходу.

НОЧНЫЕ ВИЗИТЕРЫ

           Нет, что сейчас по-настоящему классно – даже ночью можно купить молоко. Было уже за полночь, но киоски у входа в метро работали, в том числе и молочный. Как на крыльях подлетев к киоску, я хлопнул на прилавок деньги и потребовал литровый пакет "Буренки". Продавщица – толстая женщина с добродушным лицом, одетая в синее форменное платье с передником – неохотно подняла голову от "Спид-Инфо", но потом вспомнила, что покупатель – это доход, бодро поднялась, достала из холодильника молоко и с приветливой улыбкой поставила его перед окошком. Положив на тарелочку сдачу, она внимательно посмотрела на меня и вдруг любезно спросила:
           – Вам отрезать кончик?
           – Давайте, – расхохотался я.
           Женщина вдруг поняла двусмысленность своего предложения, смущенно покраснела и бросила взгляд в угол – на "ИнфоСпид". Но раз предложила, пришлось выполнять. Достав откуда-то снизу здоровенные ножницы, продавщица отхватила треугольник на краю пакета и спросила, смущенно хихикнув:
           – Стаканчик нужен?
           – Нет, – радостно мотнул я головой. – Спасибо.
           Вволю отхлебнув холодного молока прямо у киоска, я вошел в метро и стал быстро спускаться по эскалатору. Молоко плескалось в пакете, я железно успеваю на последний поезд, брат с Таней счастливо уехали, настроение мое снова летало в небесах!
           Электронные часы над входом в тоннель времени не показывали, значит последний поезд прошел больше десяти минут назад. Просто отлично! А то в такое время на нашей единственной линии метро поезд можно ждать минут двадцать.
           Не прошло и трех минут, как я уже сидел в почти пустом вагоне, попивал молоко из пакета и разглядывал нескольких поздних пассажиров. Я ни о чем не думал, только улыбался, чувствовал, как мокрые джинсы липнут к ногам, слушал грохот вагона, рассеянно переводил взгляд с дремлющей, обнявшись, молодой парочки на угрюмого мужика лет сорока в потрепанной кожаной куртке, и с удовольствием ощущал вкус молока во рту, и как потом молоко приятно попадает в желудок. Здесь, в обычном вагоне метро, казалось, что все события прошедшего дня произошли словно и не со мной. Видят боги, мне давно пора было перезагрузить крышу.
           Пока мы доехали до "Северной", я успел выпить молоко и оставил пакет на окне вагона – в память о себе и сегодняшнем дне. Бодро взбежав по эскалатору, я вышел на улицу и полной грудью вдохнул свежий ночной воздух, пропитанный запахом дождя. На меня сразу накатили воспоминания. Вон в том киоске я купил себе хот-дог, а в том (теперь безнадежно темном) – мороженое для Ольги. Быстрым шагом я пошел тем же путем, каким сегодня днем мы шли здесь, обнявшись, с моей чудесной, неповторимой блондинкой. Я вспомнил, как стеснялся, что у меня туфли надеты на босу ногу, и невольно потрогал рукой мокрую скулу. Желвачок в том месте, куда обрушился удар Чугуна, вызвал во мне еще целый ряд теплых воспоминаний. Меня приятно удивило, что опухоль почти прошла. (Может быть, от холодного дождя?) На мне всё заживает, как на собаке.
           Здесь, в Борках, дождь шел гораздо тише, и я вдруг подумал: может, свернуть и пойти себе гулять до самого утра? Не долго думая, я повернул на первую же боковую дорожку и, перепрыгнув лужу, пошел совсем в другом направлении. Но стоило мне уйти с незримой тропинки, которую мы с Ольгой проложили к моему дому, как меня потянуло обратно. А что, если она позвонит мне по телефону? – подумал я вдруг. Я ведь сказал ей мой номер, когда она коварно уезжала на лифте – чтобы потом в одиночку подняться в квартиру сокровищ на пятом этаже.
           В следующее мгновенье я решительно повернул к дому. В темных дворах не было ни души, только тихо шумел дождь, да брызги разлетались из-под моих ног. Мне стало жарко, я расстегнул куртку. Я летел к дому, словно и впрямь надеялся: Ольга в любой момент может мне позвонить.
           Вот и родной двор. На парковке у последнего подъезда – следующего за моим – я с удивлением увидел знакомую машину. "Москвич" Толяна, на котором мы с Ольгой приехали от бывшего Барина, все еще стоял у моего дома. Просто поразительно – как я о нем забыл? Ведь он наверняка стоял здесь, когда мы с братом и Таней заезжали сюда несколько часов назад. Может быть, его заслоняла какая-нибудь другая машина, стоявшая на парковке? Я абсолютно ничего не помнил на этот счет, зато отлично вспомнил, как мы с братом поцапались из-за долларов. Да, – расхохотался я мысленно. Рассказать кому, как мы совали друг другу семьдесят пять тысяч гринов и вопили: "возьми, это твои", "нет – твои", – любой решит, что у нас с головой не в порядке. Интересно, кому-нибудь из моих друзей нужен "Москвич"?
           На крыльце я на секунду остановился. В памяти всплыл легкий образ Ольги, и на миг мне поверилось – протяну руку к двери, и дверь вдруг распахнется, и порывистая блондинка кинется в мои объятия. Но чудеса случаются только в "Гарри Поттере". Дверь со скрипом открылась, и за ней был – пустой, полутемный подъезд. Разочарованно вздохнув, я посмотрел на памятную надпись на стене про Глеба и Хрюню. Под ней мы с Ольгой целовались, казалось, каких-нибудь три минуты назад.
           Стукнув по кнопке лифта, я убедился, что его уже отключили, но меня это только обрадовало. Я легко побежал вверх по ступенькам, улыбаясь и вспоминая, как выслеживал коварную Ольгу. На пятом этаже, не удержавшись, завернул за угол и окинул взглядом знакомую дверь, за которой она прятала свои сокровища. Ах, как она на меня бросилась, когда поняла, что ее тайна раскрыта! А потом... Воспоминание было настолько ярким, что меня буквально прошила сладостная волна. Шумно вздохнув, я поскорее отвернулся и помчался дальше по лестнице.

           Даже самый фантастический день когда-нибудь подходит к концу. Стоило мне оказаться на своей лестничной клетке, перед дверью моей квартиры, как я это отчетливо понял. Не будет никакого звонка Ольги. Странное дело, в моих карманах лежали десять тысяч долларов (мог ли я сегодня утром мечтать о таком неожиданном подарке судьбы!), а я словно испытывал разочарование и жаждал чего-то большего.
           Отдышавшись, я вытащил из кармана ключи, открыл дверь квартиры, шагнул на коврик у порога, протянул руку, включил свет. Захлопнул дверь, запер ее, бросил ключи на тумбу. Громко брякнув, ключи прокатились по полировке и застыли у самого края тумбы, едва не свалившись на пол. Уж лучше бы упали. Усмехнувшись, я снял куртку и вместе со всеми деньгами повесил ее на вешалку. Я уже нагнулся, чтобы разуться, как вдруг почувствовал: в квартире кто-то есть.

Читать дальше

Примечания

           Денарий – серебряная римская монета, равная четырем серебряным сестерциям.