©   Марк Лотарёв, 2001

Все права на роман "Круг судьбы" принадлежат автору. Любое использование текста романа возможно только с разрешения автора.

• На предыдущую

НА КУРСКОМ ВОКЗАЛЕ

          – Ну все, браток, держи пять, – дружески глядя в глаза Братану, Шмат Разум протянул ему пять рублей – на метро.
          Братан засмеялся.
          – Спасибо, только чего это вы, мужики? Поедем сейчас ко мне, дома у меня бабки есть, тачка за мой счет...
          – Нет, брат, нам дальше ехать надо, – прервал его Шмат Разум.
          – Куда? – удивился Братан. – Вы же в Москву ехали.
          – Ты нашего деда слушай побольше, – усмехнулся Шмат. – Он тебе наговорит, конспиратор. На Кольский полуостров мы едем. Конь наш, вишь, не дотянул, да может оно и к лучшему.
          Они всё еще сидели в своем купе. Поезд медленно доползал последние метры вдоль платформы.
          – Так не сейчас же вы туда поедете, – с облегчением сказал Братан. – Ночевать же все равно в Москве будете. Возьмем сейчас такси, Сидор Петрович или Иван в машине посидит, пока я за деньгами схожу. Переночуете у меня. Это ничего, что поздно, у меня выпить-закусить найдется. И деньги вам за проезд отдам, и за кроссовки с футболкой. Ей богу, мужики, так меня выручили. Вам откуда ехать, с Ленинградского, или вы самолетом?
          – Нет, брат, не можем, – покачал головой Шмат. – Боимся, последняя электричка уйдет.
          – Какая электричка? – не понял Братан.
          – До Мурманска, – осклабился Шмат.
          – Да ладно тебе! – засмеялся Братан.
          Подкинув и поймав монету, он весело поглядел на Шмата и сказал:
          – Подкинь тогда уж еще пятак, метро – десять стоит.
          – Ну и цены у вас тут в Москве, – проворчал Шмат. – Ладно уж, держи еще пять, за знакомство.
          Дернувшись в последний раз, поезд остановился. Шмат Разум, а за ним все остальные поднялись, пошли на выход. У двери купе проводников стояла посадившая их на поезд проводница. Шмат Разум задержался, пропустив попутчиков вперед. Все трое поблагодарили проводницу. Лицо у нее было уже не таким отрешенным, каким оно было, когда она пустила честную компанию в вагон. Женщина приветливо кивнула каждому из троих – мол, всегда рада.
          Едва Братан вышел в тамбур, как Шмат Разум обнял проводницу и со словами: – Спасибо, красавица! – звонко чмокнул ее в щечку, обколов ей лицо щетиной. От неожиданности женщина отступила, оба они оказались в купе.
          – Иди уж, кобель, – отпихнула, как обняла, проводница Шмата.
          – Ты вот что, милая, дай-ка мне три билета с Украины, у тебя ведь остались... – снова приобнял ее Шмат Разум.
          Шумно вздохнув, проводница нашла ему билеты.
          – Ты смотри, они с фамилиями, – предупредила она.
          – Так и я с именем, – осклабился Шмат.
          – Ладно, иди уж, – подтолкнула его проводница.
          – Эх, остался бы я с тобой, красавица, да приемышей надо кормить, – кивнул на дверь Шмат. – Спасибо, что пригрела.
          Иван, Братан и Сидор Петрович топтались на платформе, ожидая Шмата. Ночь была довольно холодной, и Братан выглядел странно в одной орловской футболке. Футболка, правда, была не абы какая. На груди по кругу шла надпись: "Columbia State University", обрамлявшая почему-то чернокожего боксера с тяжелым лицом. Угрожающе подняв перед голым торсом мощные кулаки в массивных перчатках, он сурово вглядывался в неведомого врага. Быть может, неизвестный боксер был выпускником Колумбийского университета? От порванной рубашки Братан предпочел избавиться – оставил ее в рундуке под полкой.
          Впрочем, сам Братан ничуть не стеснялся своего вида.
          – Ну мужики, в какое положение вы меня ставите? – уговаривал он Ивана и Сидора Петровича, заглядывая им в глаза. Те отмалчивались.
          Выйдя на платформу, Шмат Разум отдал дань и второй проводнице, стоявшей у вагона.
          – Спасибо, пышечка, – дохнул он ей в ухо, облапив сзади за сдобную талию.
          – Ой, мамочки! – пыхнула она, отпрянув от неожиданности. – Фу ты, леший, напугал.
          Шмат засмеялся.
          – Ладно, Братан, не бери в голову, – пришел он на выручку своим спутникам. – Ты нам адресок оставь, будем обратно ехать, заглянем.
          – Есть на чем писать? – Братан все еще выглядел огорченным.
          Шмат Разум достал ручку и маленький бумажный блокнот. Не раскрывая блокнота, Братан размашисто написал прямо на обложке адрес и телефон, протянул Шмату.
          – Так вернее запомните, – улыбнулся он. – Вы мне все-таки дайте свой адрес, я вам перевод вышлю.
          – Наш адрес кольские степи, браток, – осклабился Шмат.
          – Ну, тогда давайте, мужики, – раскрыл Братан пятерню.
          Пошли рукопожатия.
          – До свидания, приятно было познакомиться, – сказал ему на прощание Сидор Петрович.
          – Бывай, отец.           – Счастливо, – сказал Иван.
          – Удачной охоты.
          – Иди, парень, простудишься, – хлопнул по протянутой руке Шмат Разум.
          Рассмеявшись в ответ, Братан ничего не ответил Шмату, решительно повернулся к ним спиной и быстро исчез в подземном переходе. Когда Иван, Шмат Разум и Сидор Петрович спустились в тоннель, его уже и след простыл.
          – Да, брат, этот даже на стометровке тебя на круг обойдет, – обращаясь не столько к Ивану, сколько в протяженность тоннеля, негромко проговорил Шмат Разум.
          – Вот что, мужики, отойдем-ка в сторонку, – кивнул он на широкую серую опору, поддерживавшую свод тоннеля.
          – Давай, Иван, бабки, – распорядился Шмат, когда они укрылись за опорой от посторонних глаз.
          Иван огляделся, вынул баксы. Между тем Шмат Разум уже достал свою часть денег и быстро сунул обе пачки в руки растерявшемуся Сидору Петровичу:
          – Прячь за пазуху, дед. Не боись, тебя даже менты обшмонать постесняются.
          Ничего не понимая, Сидор Петрович глянул на Ивана, но тот только плечами пожал ему в ответ. А Шмат Разум уже совал в руки Сидору Петровичу три пачки Ивана – две толстых и одну поменьше. Покраснев, Сидор Петрович неловко засунул чужие деньги под рубашку и майку. Скользнув по груди и животу, они свалились к поясу и там застряли – прямо на голом теле.
          Удостоверившись, что деньги покоятся надежно, Шмат поделился с Иваном рублями, кое-что дал и Сидору Петровичу.
          – Вот теперь порядок! – ухмыльнулся он. – Обождите здесь, я сейчас вернусь. Если что, говорите, мол, только что приехали. Вещи в камеру хранения сдали, билеты и жетоны у друга, сейчас придет друг, пошел пива купить.
          Не успели Иван и Сидор Петрович опомниться, как Шмат Разум снова поднялся на платформу и исчез. Иван забеспокоился внутри, но в то же время едва удерживался, чтобы не рассмеяться – до того очумелый вид был у Сидора Петровича. Руки дедка упорно тянулись к животу – к тому месту, где Шмат пристроил их деньги.
          По счастью, к ним никто не подошел. А через несколько минут вернулся Шмат Разум с открытой бутылкой пива в руке и действительно дал им по жетону из камеры хранения:
          – Держите ваши вещички. Дерут они здесь, однако!
          – Зачем это? – удивился Иван.
          – Да, брат, давно ты в первопрестольной не был, – смерил его взглядом Шмат Разум. – Как же это ты в Ухту на заработки едешь, да без вещей?
          – Какая еще Ухта? То у тебя Кольский полуостров, то Ухта, – рассердился Иван.
          Шмат Разум вздохнул.
          – Ладно, пошли, темные люди, и так глаза намозолили. А только дошел бы ты тут без меня, Иван, со своим столичным видом, да со своим выговором, да с хохляцким паспортом, да без билета, без вещей и сам знаешь с чем в кармане от вагона до ближайшего милицейского отделения. Да там бы и сгинул.
          Иван подумал, что может быть Шмат и прав. Что-то такое ему про Москву друзья рассказывали, да он тогда не придал значения их словам.
          Шмат Разум как в воду глядел. Стоявшие у выхода из тоннеля три милиционера остановили путников и потребовали документы.
          – Да пересадка у нас, за билетами идем и пожрать. Мы с "Кременчуга", шесть часов посреди поля простояли, – мотая перед бравыми парнями бутылкой с опасно плещущимся пивом, напористо стал объяснять Шмат Разум.
          Милиционеры невольно посторонились – не забрызгал бы тупой мужик.
          Сунув бутылку Ивану, Шмат охотно достал паспорт с тремя билетами, уронив при этом ненароком прицепившийся к пальцам жетон от камеры хранения. Иван и Сидор Петрович тоже послушно достали паспорта, почему-то и жетоны сами собой влезли к ним в руки.
          – Куда следуете? – уже без особого интереса рассматривая документы, спросил милиционер. Билеты пока еще оставались в руке у Шмата.
          – В Ухту, на заработки, – блестя глазами на представителя власти, ответил Шмат. – Нефтяники мы.
          В паспорт Сидора Петровича патрульный едва заглянул, сразу вернув документ владельцу. Бедный ветеран нефтяник сильно струхнул, но внимание милиционера уже переключилось на Ивана.
          – Где вещи? – продолжая держать в руке паспорта Ивана и Шмата, недоверчиво оглядел он молодого нефтяника.
          – Так в камеру сдали, – Шмат опять полез было за жетоном.
          – В первый раз, что ли, едешь? – посмотрел милиционер в глаза Ивану.
          Иван смутился. Вот, блин, и не виноват, вроде, ни в чем, а надо врать и оправдываться. Выручил Шмат.
          – Он в первый, – бывало ответил он за Ивана. – Ничего, парень здоровый, не пропадет.
          Иван кивнул. Два других милиционера уже потеряли к ним всякий интерес. Сдался и тот, что смотрел документы. Так и не заглянув в их билеты, он устремил рассеянный взгляд куда-то поверх головы Шмата Разума и автоматическим жестом протянул Ивану и Шмату паспорта – каждому свой.
          – Вот так-то, брат, – сказал Шмат Разум, когда они отошли от патруля.
          Иван не ответил. Его одолевали противоречивые чувства. В поезде он думал, что вот увидит наконец Москву, а у какого ж русского не заволнуется сердце, когда впервые подъезжает он к прославленному городу! Да только встреча со столицей России получалась какой-то не шибко радостной. Едва они вышли из тоннеля, как новые впечатления со всех сторон навалились на молодого провинциала. Однако чувствовавшийся во всем масштаб огромного города не столько восхищал, сколько подавлял Ивана. Быть может, из-за того, что они прибыли наконец к месту действия? О да, Немал-Человек уже успел вспомниться Ивану! Где-то тут поджидал он их. И представился он вдруг Ивану кем-то большим и могучим – подстать этому городу. Иван невольно расправил плечи. Ничего, прорвемся.
          К удивлению Ивана, вместо метро или стоянки такси Шмат Разум повел их в кассовый зал вокзала.
          – Давайте паспорта, соколики, – весело сказал он.
          – Это еще зачем? – недоверчиво спросил Иван.
          – Зачем! Здесь тебе не Украина с одной фамилией на билете. Здесь на билет твои паспортные данные загоняют. Да оно нам и к лучшему.
          Иван уже понял замысел Шмата и, поскольку денег было навалом, возражать не стал, протянув ушлому мужику паспорт. Сидор Петрович последовал его примеру.
          – Красавица, сделай три билета на завтра, на вечерний Воркутинский, до Ухты, – выставил Шмат свою рожу приятной белокурой кассирше.
          Кассирша понравилась Ивану, ему стало стыдно за разбитного приятеля. Вздохнув, он отошел от кассы. Через несколько минут подошел Шмат Разум с билетами. Ивану паспорт с билетом Шмат протянул сразу, Сидору Петровичу же отдать документы не спешил.
          – Сегодня опоздали, мать их железнодорожную! Пришлось на сутки застрять в первопрестольной. Понял, дед? – притворно грозно глянул он на Сидора Петровича.
          – Да понятно мне, – слегка обиделся Сидор Петрович. – Мы, значит, что же – завтра опять в поезде поедем?
          Не выдержав, Иван засмеялся.
          – Точно, дед, – похвалил Сидора Петровича за сообразительность Шмат. – Ну молодец, держи паспорт, почетный нефтяник. А что, мужики, есть, однако, хочется. Пошли, перекусим.
          – Где ночевать-то будем? – спросил Иван. Ему не понравилось, что они на ночь глядя остаются на вокзале.
          – Поедим, а там и решим, – беззаботно отозвался Шмат Разум.
          Не дожидаясь согласия попутчиков, он направился к залу ожидания. Иван с Сидором Петровичем последовали за ним.
          У входа в зал стоял бравый детина в черной форме. Пришлось опять доставать только что спрятанные билеты. Сидор Петрович на всякий случай показал заодно и паспорт. Москва вызывала у него почтение своими строгостями.
          Прошли в кафе за стеклом. Шмат Разум кивнул Сидору Петровичу на столик: займи, мол, а сам подошел к стойке. Иван тоже подошел к стойке вместе со Шматом.
          – Может, по пицце возьмем? – предложил Иван.
          Выразительно фыркнув, Шмат Разум неодобрительно смерил взглядом своего спутника.
          – Ты че, Иван, русский или как? – веско спросил он.
          – Что у тебя наше, родимое, есть? – повернулся Шмат к молодому человеку за стойкой, услужливо ожидавшему заказ.
          – Сосиски есть, биточки... – начал перечислять молодой человек.
          – С кашей?
          – С картошкой.
          – Вот их и давай. Три порции биточков. И три пива, – подытожил Шмат.
          – Пиво какое?
          – Пятую "Балтику" давай. Ты, Иван, как, не против?
          Иван пожал плечами. В конце концов, они и правда русские. Может, Шмат и прав?
          – Правильно, – одобрил его Шмат Разум. – "Балтику", правда, со шведами варят, но то – хоть и дальняя, а родня. Рюриковичи.
          Вернулись с пивом к столу. Про пиво "Балтика" Иван конечно знал, но пить ни разу не доводилось. Попробовал. Хорошее пиво – не хуже "Рогани".
          Пиво разожгло аппетит. Едва подали еду, все дружно заработали челюстями. Остановились только, когда тарелки опустели.
          – Так где ночевать будем? Может, в гостиницу? – сыто откинувшись на спинку стула, предложил Иван.
          Шмат Разум посмотрел на него не то что с интересом, а даже с каким-то усталым изумлением.
          – В гостинице, паря, паспорта регистрируют, – негромко сказал он. – Вы с дедом, конечно, ребята лихие: на родине уже наследили – в райотделе отметились, теперь и тут хотите о себе молву пустить?
          – Не на вокзале же ночевать, – возразил Иван. С такими бабками, – добавил он мысленно.
          – А почему бы и не на вокзале? – пристально посмотрел на него Шмат. – Ты что, уже слишком крутой стал для вокзала?
          – Да ладно, чего наезжаешь? – миролюбиво сказал Иван.
          – Хотя, твоя правда, – смягчился Шмат Разум. – На вокзале, кроме ментовских проверок, ловить нечего. Ладно, есть у меня один адресок.
          – Эй, любезный, сколько с нас? – махнул он рукой, подзывая обслуживавшего их парня.
          Молодой человек поставил на стол тарелочку с листком счета. К удивлению Ивана, Шмат Разум внимательно просмотрел счет и, расплатившись, полностью забрал сдачу – до копейки.
          – С этими половыми ухо востро надо держать, – пояснил он, когда вышли из кафе.
          На улице было свежо. Холодный ночной воздух бодрил после вокзала. После еды настроение у Ивана заметно улучшилось. С интересом осматриваясь, шагал он рядом со Шматом.
          Шмат Разум повернул к стоянке такси. Еще на подходе к ним подошел водитель головной в очереди машины.
          – Куда ехать? – спросил он, поигрывая ключами.
          Шмат Разум сказал адрес. Водитель загнул цену. Шмат согласился. У машины Шмат остановил Ивана, взявшегося было за ручку задней дверцы, и кивнул ему на переднюю:
          – Ты, Иван, вперед садись.
          Иван послушно уселся рядом с водителем – крепким мужчиной лет сорока пяти. Тот еще раз внимательно глянул на Ивана через зеркало. Беспокоится, – решил Иван. Он заметил, как Шмат Разум что-то тихо сказал Сидору Петровичу, прежде чем пустить его в машину. Когда оба они уселись на заднее сидение, Сидор Петрович, глядя в окно на привокзальную площадь, полез за пазуху, вытащил пачку денег и, старательно прикрывая ее рукой от водителя, протянул Шмату. Таксист заметил их манипуляции, но что передал один подозрительный пассажир другому, не разглядел. Не выдержав, он обернулся к Шмату и Сидору Петровичу, неопределенно водя по ним глазами.
          – Да не журись, шеф. Ты что думаешь – дед за пазухой пушку возит? – стал успокаивать таксиста Шмат Разум. – Это он от таможни наши десять тысяч прятал. С Украины мы.
          Десять тысяч чего прятал от таможни дед, Шмат Разум уточнять не стал.
          Несколько мгновений водитель напряженно раздумывал, потом повернулся и тронул машину.
          Иван с Сидором Петровичем с любопытством разглядывали огромный город. Неожиданно светлые, несмотря на поздний час, широкие проспекты, обилие яркой рекламы, массивы многоэтажек старой постройки впечатляли.
          – Что, богато живут? – ухмыльнувшись, хлопнул Ивана по плечу Шмат Разум.
          Иван промолчал. Будь они одни, он бы конечно признал, что Москва – не Украина, это и ежу понятно. Но рядом был таксист москвич, еще чего доброго решит, что они завидуют.
          – Да, богато, – ответил за Ивана Сидор Петрович. – Освещение везде...
          – То-то, нечего отделяться было, – хлопнул его по плечу Шмат Разум.
          – А я, когда это голосование было, за Советский Союз голосовал, – обиженно заявил Сидор Петрович.
          – Что ж тебя, дед, украинский народ не послушал? – осклабился Шмат.
          Иван упорно молчал. Какого хрена Шмат распинается, когда у самого украинский паспорт в кармане?
          – Как у вас там сейчас жизнь на Украине? – спросил таксист...
          Ехали долго, не меньше получаса. Разговорились с таксистом. Он всё расспрашивал пассажиров про жизнь на Украине. Отвечали ему по преимуществу Шмат и Сидор Петрович. Иван помалкивал. За окном потянулись более привычные районы современной застройки. Наконец такси остановилось у типовой многоэтажки, стоявшей несколько в глубине от улицы. Шмат Разум сказал Ивану с Сидором Петровичем, чтобы они ждали его в машине, а сам направился к подъезду. Тут встретилось ему неожиданное препятствие – подъезд был с кодированной дверью. Громко выругавшись насчет новых времен, Шмат застрял у щитка. Иван вздохнул. Водитель закурил, пуская дым в окно.
          Сколько Шмат ни тыкал наугад кнопки, дверь не открывалась. Выручил его припозднившийся жилец, которому волей-неволей пришлось пропустить подозрительного субъекта в подъезд. Жилец хотел было спросить у Шмата, к кому тот идет, но, глянув на выразительную рожу ночного гостя, передумал.
          Время шло. Шмат Разум не появлялся. В салоне такси повисло напряженное молчание. Первым не выдержал таксист.
          – Так вам что, еще куда-то ехать? – спросил он, глядя на Ивана в зеркало.
          Иван пожал плечами.
          – О том, что стоять будем, не договаривались, – сказал таксист.
          – Мы заплатим, – ответил Иван неожиданно жестко.
          Таксист забарабанил пальцами по баранке, опять закурил. Прошло еще минут пять.
          – Батя, сколько у тебя Шмат денег взял? – обернулся Иван к Сидору Петровичу.
          – Одну... штуку эту... – ответил незадачливый конспиратор.
          – Остальное у тебя?
          – У меня, Ваня, – с надеждой взялся за живот Сидор Петрович.
          Но Иван снова повернулся к нему спиной. Он успокоился. Если Шмат не появится, они с Сидором Петровичем поедут в какую-нибудь гостиницу и дело с концом.
          Шмат Разум вернулся чуть ли не через полчаса.
          – Порядок, – раскрыв переднюю дверцу, дохнул он на Ивана свежевыпитой водкой. – Сколько с нас, шеф?
          Шеф загнул еще к тому, о чем договорились, но просительно.
          – Держи, сдачи не надо, – сунул ему Шмат пару бумажек.
          В подъезде было чисто, светло. Сели в лифт, поехали на седьмой этаж. Шмат Разум с довольным видом поигрывал ключами.
          – Располагайтесь, вся изба наша, – отперев дверь, сделал он широкий жест рукой.
          В прихожей, да и в комнатах горел свет. Сняв куртку, Шмат Разум разулся, хозяйски сунул ноги в домашние тапочки и крякнул от удовольствия.
          – А где хозяева? – удивился Иван.
          – На другой этаж переехали, – ухмыльнулся Шмат. – Хорошие люди.
          – Ну че, ходячий сейф, – повернулся он к Сидору Петровичу, – давай опорожняйся.
          Сидор Петрович послушно полез за пазуху. Отдав наконец Шмату чужие американские деньги, он вздохнул с облегчением. Две пачки долларов Шмат положил на тумбочку – как долю Ивана. Иван отметил, что его доля почему-то уменьшилась – почти на пять штук, – но возражать пока не стал. Сунув по пачке в задние карманы джинсов, Иван пошел за Шматом – осмотреть квартиру.
          Квартира оказалась двухкомнатной. На кровати и тахте в меньшей по размеру комнате, и на диване – в большей были приготовлены свежее белье, подушки, одеяла. При взгляде на постель, Иван вдруг почувствовал жуткую усталость. Захотелось, не постилая постели, лечь все равно куда и отрубиться.
          – Вы с дедом в детской ложитесь, а я апартаменты займу, – распределил комнаты Шмат.
          Иван и тут не стал возражать. Сидор Петрович – тем более. Отказавшись от предложения Шмата обмыть новоселье, Иван наскоро постелил себе на тахте (кровать была еще короче), вышел в прихожую, взял из карманов куртки коробочку с флюгером, зубную щетку, одноразовый бритвенный станок и прошел в ванную.
          В ванной было опрятно и уютно. Постояльцам были приготовлены три полотенца, на полке под зеркалом стояли: пластиковый стакан с явно новой зубной щеткой "Колгейт", крем для бритья "Флорена" в синем тюбике с ромашкой и одеколон "Кассонс", лежал непочатый тюбик зубной пасты – тоже "Колгейт", в унисон с зубной щеткой, в мыльнице на раковине – непочатый кусок мыла.
          Несколько секунд Иван изучал в зеркале свою физиономию, пока затяжной зевок не подтолкнул его к действию. Он открыл горячую воду. Вода пошла такая горячая, что пришлось разбавить холодной. Класс! В родном городе горячую воду уже отключили, да и зимой, пока давали, шла так себе – теплая и с перебоями. Выдавив на щетку толстый слой пасты, Иван с удовольствием почистил зубы, умылся. Еще раз зевнув во весь рот, отправил щетку в стаканчик – рядом с хозяйской, – взял флюгер и пошел спать.
          – Ванная свободна, Ваня? – спросил, сидевший на стуле у своей постели, Сидор Петрович.
          Иван кивнул. Припрятав флюгер и деньги, он разделся прямо на пол, аккуратно положил бабкину ширинку в наволочку и завалился на тахту. Через минуту он уже крепко спал.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШМАТА

          Иван проснулся от крутой музыки, громко оравшей где-то снаружи. Очумело сев на тахте, он узнал группу прежде, чем сообразил, где находится. Кажется, это были Роллинг Стоунз. Не сказать, чтобы Иван шибко разбирался в рок музыке, но кое-какие знаменитые группы он знал еще со школы. О Роллинг Стоунз же до сих пор писали в газетах, да и по телевизору показывали.
          В дверном проеме стоял Сидор Петрович и смотрел на Ивана. Кровать его уже была аккуратно застелена.
          – Доброе утро, батя, – сказал Иван.
          – Доброе утро, Ваня.
          Сидор Петрович явно обрадовался, что Иван проснулся.
          – Сдурели они, что ли? – поморщившись, тряхнул головой Иван.
          Посмотрел на часы, поднес к уху. Часы стояли, забыл вчера завести.
          – Сколько времени? – широко зевая, спросил он.
          – Пять минут десятого, – с готовностью глянув на часы, ответил Сидор Петрович.
          Иван заметил, что мужичок чего-то мнется. Тупо уставившись на Сидора Петровича, он попытался сообразить, что тому надо. Мешала музыка, забивая мозги.
          – Ваня, а этого – жильца моего – нету, – сказал вдруг Сидор Петрович.
          Разом проснувшись, Иван запустил руку под подушку. Доллары были на месте. Заглянул за тахту. Коробочка с флюгером тоже лежала там, куда он ее спрятал вчера, прежде чем отрубиться, – в щели между тахтой и стенкой. Незаметно сунул пальцы в наволочку – бабкина ширинка также никуда не пропала.
          – А ты давно проснулся? – спросил Иван у Сидора Петровича.
          – В восемь часов, Ваня.
          – Может, за едой пошел? – неуверенно предположил Иван. – Или к хозяевам этим?
          – Еда, Ваня, тут есть, только хлеба маловато, – сказал Сидор Петрович. – И бутылка водки стоит в холодильнике. "Столичной".
          Иван с неприязнью посмотрел в окно – музыка врывалась оттуда. «Надо матери позвонить, – вспомнил он. – У нас же на час меньше, то есть начало девятого. Черт, все равно уже на работу ушла. Тьфу ты! – сообразил он вдруг. – Сегодня же суббота уже. Может, у них там свадьба?» – подумал он про музыку.
          Надев джинсы, Иван прошел в соседнюю комнату. Постель Шмата была не убрана, а в остальном – всё, вроде, как вчера. Усевшись в кресло у столика с телефоном, Иван начал листать толстенный телефонный справочник – не помнил код родного города, как-то без надобности было.
          Сидор Петрович тоже пришел в комнату вслед за ним. Устроившись на стуле у стены, стал ждать, что дальше будет.
          Набрав номер, Иван прикрыл рукой ухо, ругнувшись на московских кретинов (окна в комнатах выходили на одну сторону), прижал к другому уху трубку.
          – Алло, мама?! Это я. Да. У меня все в порядке. Устроился. Не беспокойся. Квартиры ремонтировать! Как ты там? Ну ладно, мать, мне уже идти надо, тут без выходных. Я тебе завтра еще позвоню, – Иван положил трубку и облегченно вздохнул. Не любил он врать.
          Умывшись и побрившись, Иван почувствовал себя бодро. В ванной музыка слышалась гораздо тише и была даже по кайфу. Хороший одеколон тоже поднял настроение.
          – Не боись, батя, деньги есть, не пропадем, – выйдя из ванной, успокоил он Сидора Петровича, подпиравшего стену в коридоре.
          На самом деле Иван не очень представлял себе, как действовать без Шмата Разума. Необычный мужик как-то всё знал, и всё у него получалось, как надо. Иван же вообще не знал Москвы. Тем более понятия не имел, как быть с этим крутым авторитетом – Немал-Человеком. Решил ждать небритого попутчика.
          В комнате он обнаружил свою постель уже застеленной.
          – Ты бы и диван, что ли, убрал, – намекнул он Сидору Петровичу.
          Мужичок послушно исчез в коридор. Иван опять узнал группу и даже песню: "Смок он зе вота", Дип Пёпл. Ну и свадьба! Спрятав под рубашку ширинку, пока бати нет, Иван достал флюгер, поставил на стол, стал думать о девчонке. Стрелка повернулась и показала куда-то в стену. «По крайней мере, работает», – решил Иван.
          Положив удивительную вещицу обратно в коробку, Иван отправился на кухню – посмотреть, что имеется из еды. Следом появился и Сидор Петрович. Вид у бати был нерешительный, Иван взял инициативу на себя. Поджарил на сливочном масле яичницу с ветчиной из шести яиц, экономно отрезал каждому по кусочку хлеба (его и правда было мало). Выходить в незнакомый огромный город не хотелось, тем более – посылать туда батю. За продукты Иван решил оставить деньги, если Шмат не вернется.
          Позавтракали под аккомпанемент оглушительной музыки. На удивление Ивану, Сидор Петрович реагировал на нее не очень отрицательно. Скорее даже наоборот – этот бесплатный концерт ему как будто нравился.
          Пока Сидор Петрович мыл посуду, Иван заварил крепкий чай. Ожидая, пока чай настоится, подошел к окну. Свадебного кортежа вроде не наблюдалось. Прохожие задирали головы и смотрели на дом. Видно, к такой музыке и в Москве не привыкли. Иван вернулся к столу.

          В то время, как Иван и Сидор Петрович завтракали под хиты былых времен, Шмат Разум расхаживал по бескрайним рядам и обширным павильонам большого оптово-розничного рынка. На плече у него висела свежекупленная дорожная сумка.
          Шмат Разум встал рано, часов в семь. Из второй комнаты слышалось похрапывание дедка. Убедившись, что оба попутчика дрыхнут, Шмат оделся и неслышно покинул квартиру.
          На улице Шмат Разум поймал машину и первым делом поехал в ближайшее круглосуточное кафе. Там он провел часа полтора, обильно, со вкусом, позавтракав. После этого Шмат, опять же на такси, отправился на окраину Москвы – на один из тех универсальных столичных рынков, которые так любят посещать заезжие коробейники, и где можно купить все: от фальшивой водки до дубленок от кутюр.
          Уже почти час ходил он по лабиринту торговых рядов и павильонов, но приобрел пока только черную дорожную сумку. Шмат недоверчиво щупал басурманские "шерстяные" носки, перебирал коробочки с презервативами, приценивался к аудиоцентрам и пробовал ногтем подарочные парафиновые свечи. Так он ходил, пока к нему неприметно не подошел высокий блондин лет двадцати в спортивных брюках, кроссовках и легкой куртке поверх рубашки. И куртка, и рубашка блондина были слегка расстегнуты, демонстрируя дружескую открытость.
          – Что ищешь, отец? – ненавязчиво поинтересовался блондин.
          Шмат, казалось, только этого и ждал, но, посмотрев на парня, замялся: внешность блондина могла внушить доверие разве что душевнобольному. Почесав щетину на щеке, Шмат поглядел по сторонам.
          Парень терпеливо ждал, приоткрыв в скромной улыбке желтоватые зубы. Опыт подсказывал ему: одинокого небритого провинциала можно раскрутить на бабки.
          – Мне пушка нужна, – приблизившись к парню вплотную, тихо сказал Шмат и тут же беспокойно осмотрелся. – Деньги есть.
          Вздрогнув от неожиданности, блондин смерил Шмата более внимательным взглядом.
          – Газовый, что ли? – негромко спросил он.
          – Газовую я и в магазине куплю, – ответил Шмат.
          Блондин задумался, тоже поглядел по сторонам, еще раз оценил взглядом Шмата.
          – Ладно, пошли, – тихо сказал он.
          – Куда? – испуганно-придушенным голосом спросил Шмат.
          – Я его что, по-твоему, в кармане ношу? – недовольно прошипел блондин. – И иди спокойно.
          Вроде и не глядя, идет ли за ним Шмат, блондин уверенно двинулся по проходу. Вскоре они вышли к каким-то складам, грузовым фурам. Людей здесь было поменьше, а укромного пространства побольше. Кивнув Шмату, блондин нырнул в какой-то закуток. Шмат пошел следом и сразу наткнулся на поджидавшего его парня.
          – А ты, блин, не мент? – спросил блондин, почему-то с угрозой.
          – Я? – Шмат удивился так искренне, что парень заржал.
          – Покажи бабки, – сказал он честно.
          – Чего это? Ты, блин, даже не сказал, сколько, – подозрительно глянул по сторонам Шмат Разум.
          – Шестьсот. Устроит?
          – С патронами?
          – С патронами, с запасной обоймой, – улыбнулся блондин.
          Шмат Разум полез во внутренний карман куртки и вытащил пачку баксов.
          – Да спрячь ты, на хрен! – теперь уже сам блондин беспокойно заглянул через голову дурного мужика. – Я же сказал, что не у меня. Откуда ты такой приехал, папаша?
          – Из колхоза, – огрызнулся Шмат.
          – Понятно, – засмеялся блондин. – Зелень выращиваешь?
          – Слушай, – Шмат тревожно оглянулся, – я фермер, рука у меня тяжелая.
          – Да не бойся, – успокоил его блондин. – Зачем тебе, фермер, пушка? Купил бы ружье.
          – Да наехали одни, – в голосе Шмата послышалась тоска. – А ружье у меня есть, да только много ты наработаешь с ружьем.
          Понимающе кивнув, парень извлек из кармана мобильник.
          – Ты не бойся, у нас все по-честному, – сказал он, тыкая пальцем кнопки. – Алло, Заза? Тут хороший покупатель есть, ему песик нужен. И щенков побольше. Понял. Ну пока.
          Сунув трубку в карман, блондин весело хлопнул Шмата по плечу.
          – Все в порядке, мужик, есть товар. Пошли к хозяину.
          – Штаны у тебя удобные, – сказал вдруг Шмат. – Это тут такие продаются?
          – Тут-тут, так тебе штаны нужны или песик?
          – Песик. Если калибр подойдет, – сердито сказал Шмат.
          Блондин засмеялся.
          Попетляв среди складов и подсобок, парень вывел Шмата куда-то на окраину рынка. Здесь было удивительно пустынно, как будто и не Москва. Высокий блондин уверенно направился к какому-то недоделанному строению – белого кирпича, уже под крышей, но с пустыми дверным и маленькими оконными проемами. Шмату даже оглядываться не нужно было, чтобы понять: вокруг ни души.
          До дверного проема оставалось метров пять, когда рука Шмата, шедшего чуть сзади, быстро нырнула между ног провожатого, и его пальцы – самым непостижимым образом – зажали, ухватив снизу, наиболее уязвимый орган блондина.
          – Стоять! – негромко приказал Шмат.
          Бедняга застыл, как вкопанный, даже не пикнул. Происшедшее было так неожиданно и несуразно, что его словно парализовало. Он не понимал, как мужик умудрился схватить его, но факт был слишком весом: просунутая сзади между его ног рука, несмотря на материю, намертво, как когтями, впилась в его яйца. Блондин почувствовал: малейшее движение и ему станет плохо, очень плохо, так плохо, что лучше и не думать! Властный, изменившийся голос мужика разом лишил его воли.
          – Ты че, козлик, не понял, с кем дело имеешь? – участливо спросил Шмат. – Зови своих дружков, скажи, мол, обознался.
          – Заза, Петян! – крикнул блондин прорезавшимся вдруг тенором. – Это я, Саня, выходите!
          Рука между ног чуть нажала.
          – Ошибочка вышла! – взвился голос Сани.
          Изнутри появились и неторопливо встали у двери двое крепышей: кавказец и русак. В руке у русака был нож. Они удивленно уставились на странно застывшую пару, потом вдруг сообразили, в чем дело.
          Лицо у их кореша было таким белым, как и у мертвецов не бывает. Заза с Петяном не знали, что в эту минуту Саня свято верит: если страшный мужик сожмет пальцы, то, несмотря на материю, отхватит у него оба причиндала, и тогда он навсегда останется с этим чужим, невесть откуда взявшимся, ужасным петушьим голосом. От Саниного лица обоим его дружкам стало не до юмора.
          В этот момент Шмат Разум одновременно разжал пальцы и дал своему пленнику сильного тычка в спину. На секунду полетевшему вперед блондину показалось: сокровенная его часть осталась там – в руке мужика. Неловко пробежав несколько шагов, он поймал равновесие, схватился обеими руками между ног. На лице его вспыхнуло такое радостное облегчение, что Заза с Петяном невольно хмыкнули.
          – Что же это вы, волчару от овечки не отличаете? – укоризненно попенял грабителям Шмат.
          Кавказец, явно бывший у них главным, сразу заметил, каким колючим огнем горят глаза мужика.
          – Не сердись, друг, бывает, – примирительно сказал он.
          – Бывает, что и кот рожает, – согласился Шмат. – Только вы теперь, братцы, кумекайте, потому как мне целый арсенал нужен. И денег от меня вы не получите, я вам только должок зачту, если сведете с продавцом.
          Заза быстрым движением взял за руку Петяна. Тот был туповат и собрался полезть на защиту своего разбойничьего достоинства.
          – Спрячь нож, – процедил Заза.
          Саня что-то шепнул Зазе, очевидно, про баксы. Заза внимательно, но почтительно рассматривал Шмата. Полез в карман, достал мобильный телефон.
          – Я попробую, – сказал он. – Только ты с ними сам разбирайся.
          Шмат Разум лишь ухмыльнулся в ответ. Засунув руки в карманы, он умильно глядел на блондина и крепышей. Заза тихо говорил по телефону.
          – Поехали, они на тебя посмотрят, – сказал он, закрыв трубку и спрятав телефон.
          – Поехали, – согласился Шмат.
          – А вы, касатики, ступайте, клюйте, наверстывайте, – обратился он к славянской части шайки.
          На лице у Сани, почему-то придерживавшего рукой живот, тут же появилось облегчение.
          – Я один не поеду, – отрезал Заза.
          Петян опять подобрался.
          – Боишься? – ухмыльнулся Шмат. – Ну козлика этого с собой возьми, который с ножиком, – кивнул он на Петяна. – Белявый-то спекся.
          Кавказец выразительно глянул на блондина, но тот даже не отреагировал – его тянуло улыбаться. Заза кивнул Петяну, – тот пошел вперед, в то время как сам Заза задержался. Засмеявшись, Шмат пошел за Петяном.
          – Зря ты, поехали бы вдвоем, два чернявых, – бросил он через плечо Зазе.
          Иномарка рыночных грабителей стояла неподалеку. Продолжая ухмыляться, Шмат уселся спереди, пристегнулся ремнем безопасности.
          – Ты бы тоже пристегнулся, а то ГАИ остановит, – посоветовал он Зазе.
          Не глядя на него, кавказец молча запустил двигатель.

          К удивлению Шмата, привезли его не в подмосковный лес и не на заброшенную стройку, а в тихий московский двор где-то в центре. Во дворе их поджидала скромная бежевая "девятка" с двумя мужчинами внутри. Заза медленно объехал "девятку" – так, чтобы сидевшие в ней рассмотрели Шмата, и остановился в нескольких метрах впереди, но двигатель не заглушил. Через некоторое время дверца "девятки" открылась, из машины вышел высокий худощавый мужчина лет сорока: в джинсовом костюме, в кроссовках. Его длинные черные волосы были забраны на затылке в косичку.
          – Открой окно, – сказал Заза.
          Ухмыльнувшись, Шмат принялся бестолково шарить рукой по дверце, пока кавказец не потянулся и сам не опустил стекло. На ребро окна легла рука: длинные пальцы с хорошо развитыми суставами, безымянный украшен золотым перстнем-печаткой с гравировкой – изогнувшийся дракон. Вслед за рукой появилось выразительное лицо с твердым подбородком, узким, волевым ртом, вытянутыми, впалыми щеками, выступающими на их фоне подглазьями и внимательными темно-серыми глазами.
          Как только на окно машины легла рука, лицо Шмата мгновенно изменилось. Нагнувшегося мужчину встретил цепкий, тускло светящийся взгляд и небритое лицо волка.
          – Что надо? – выдержав паузу, спросил мужчина.
          – Качественный товар, – коротко ответил Шмат.
          – Деньги?
          Шмат едва заметно опустил веки.
          – Пошли, – опять после паузы, кивнул мужчина с косичкой.
          – Ну, пока, молодцы, – хлопнул Шмат по колену Зазу. – Считай, в расчете.
          Новый знакомец Шмата открыл ему переднюю дверцу "девятки" и протянул руку. Усмехнувшись, Шмат снял с плеча сумку, отдал мужчине, сел. Дверца за ним захлопнулась, после чего открылась и мягко клацнула задняя дверца.
          Водитель "девятки" в корне отличался от своего напарника. Это был здоровила с мощными руками и бычьей шеей, выдававшей бывшего борца. Одетый в неброский, но добротный, дорогой костюм, обстриженный еще короче, чем Шмат, с татуировкой на тыльной стороне правой кисти, он походил на бандита. Да он им и был.
          – Так какой тебе товар нужен? – проверив сумку Шмата, спросил первый – джинсовый – мужчина.
          – Пистолет-пулемет с выдвижным прикладом, пистолет, глушители, пяток гранаток. Товар чтобы был качественный, и чтобы было, где проверить.
          Шмат деликатно отвернулся, чтобы не мешать короткому совещанию глазами через зеркало.
          – Денег хватит? – спросил джинсовый.
          – На надежную машинку хватит, а экзотика мне ни к чему, – ответил Шмат.
          Видимо, джинсовый кивнул, потому что глаза водителя ушли с зеркальца, и он тронул машину. Рыночных грабителей, разумеется, уже и след простыл.
          Опять поехали к окраине мегаполиса. Все молчали. Проехали кольцевую, за окном потянулось Подмосковье. Минут через двадцать водила затормозил.
          – Мы тебе глаза должны завязать, – предупредил сзади мужчина с косичкой.
          – Валяйте. Я с этими повязками даже лучше дорогу запоминаю, – покладисто согласился Шмат.
          Татуированный бывший борец уставился на пассажира, и вдруг в его массивной голове проскочила неожиданная мысль: – А ведь не врет мужик! Во взгляде здоровяка мелькнуло что-то детское, он вопросительно переглянулся через зеркало с джинсовым.
          – Да не вижу я в повязке. Шучу, – честно признался Шмат.
          – Ты лучше поменьше шути, – недовольно сказал водитель.
          Но соображения заработка взяли верх, сзади на глаза Шмату умело надели черную повязку.
          Похлопав в тесноте глазами, Шмат осмотрелся. Водила, вроде, успокоился. Они почти сразу свернули, потом еще дважды, похоже, снова выехали на ту же самую дорогу, по которой ехали, и помчались мимо дачного поселка, расположенного поодаль от дороги – на опушке сосняка. Вот дурачье, предупреждал же, – ухмыльнулся мысленно Шмат. – Теперь я вас вижу, а вы меня – ни хрена.
          Вскоре "девятка" въехала за забор одинокой, скромной одноэтажной дачки, стоявшей посреди леса. К машине тут же подошел молодой парень в камуфляже, открыл дверцу, помог Шмату выйти. Шмат запнулся, но парень его поддержал. К камуфляжному парню присоединился мужчина с косичкой, накинувший сумку Шмата себе на плечо. Они аккуратно повели Шмата к дому, заботливо предупредив о ступеньках, чтобы не споткнулся.
          Дачка служила фасадом, под ней оказался обширный бетонированный подвальный этаж, куда по лестнице осторожно свели Шмата. Проведя по коридору, его завели в небольшую комнату со столом и мягкой мебелью. У кресла Шмата остановили, джинсовый быстро проверил его на предмет оружия, усадил Шмата в кресло и только после этого снял с него повязку.
          Молодой парень за это время успел открыть стенной шкаф и теперь выкладывал на стол товар, называя цены. Шмат поскреб щетину на скуле, стал выбирать.
          – Вот это, – пододвинул он джинсовому то, что пришлось по душе. – Пошли проверим.
          – Гранату тоже проверять будешь? – не удержавшись, спросил мужчина с косичкой.
          – А че, домик у вас неказистый, если разнесет – другой построите, – ухмыльнулся Шмат.
          В руке у джинсового тут же оказался пистолет.
          – Ты откуда про дом знаешь? – направив ствол в Шмата, напряженно спросил он.
          – Че, угадал? – засмеялся Шмат. – Так вы ж, ребята, везде одним манером работаете. И экстрасенс я, контур чуйствую, я ж говорил, – добавил он, видя, что первое объяснение не убедило мужчину с косичкой.
          – А знаешь, что я тебя убить сейчас должен, экстрасенс? – холодно сказал джинсовый.
          Парень в камуфляже уже успел отгрести оружие подальше от Шмата и тоже занял выгодную позицию.
          – Убить? – Шмат начал всхлипывать и сотрясаться, все чаще, сильнее, и вдруг разразился таким хохотом, что торговцы опешили.
          Шмат Разум хохотал, как в припадке, не обращая внимания на наставленный на него пистолет. Он охал и хватался руками за живот, из глаз его потекли слезы.
          – Ну, мужики, – с трудом отдыхиваясь, утирая тыльной стороной руки глаза, проговорил наконец Шмат. – Убить... Так ведь я уже вроде...
          Не выдержав, он опять разразился хохотом.
          – Ты кого привез? – не отводя глаз от Шмата, спросил камуфляжный.
          – Так ведь не мент, сам видишь, – неожиданно зло огрызнулся джинсовый.
          – Ладно, мужики, всё, вы лучше не говорите больше, – просительно махнул рукой Шмат. – Пошли проверять, а то я и правда помру.
          Ни джинсовый, ни камуфляжный не двинулись с места, пистолет по-прежнему был направлен в Шмата.
          – Не боись, лихой, я не сегодня – завтра навеки вас, родимых, покину, – взглянул на мужчину с косичкой Шмат. – А пулять в меня не советую – гиблое дело выйдет.
          – Что ты еще знаешь? – не убирая пистолет, спросил джинсовый.
          – Слушай, ты, хиппи, – разозлился Шмат. – Я вам в тачке сказал, что в повязке вижу? Когда потом соврал, чтобы вы икру не метали, признался, что пошутил? Не видишь, с кем дело имеешь, – сиди на печи, рожай калачи. И тебе, кобелек, – ткнул он грязным пальцем в камуфляжного, – советую помалкивать. Воды в рот наберешь – сто лет проживешь. Не было меня здесь, по пути высадили – в цене не сошлись. А орудия ваши так и быть – утоплю на Кольском полуострове в сибирском болоте, никакое КГБ не найдет.
          Не обращая внимания на пистолет, Шмат Разум поднялся, протянул руку и беспрепятственно взял со стола приглянувшийся ему пистолет-пулемет.
          Первым очнулся джинсовый.
          – Ты что, профессионал? – спросил он, аккуратно убрав пистолет в кобуру.
          – Ото ж, – хмыкнул Шмат.
          – Один вопрос можно?
          – Хоть десять, только не про то, – поплыл в улыбке Шмат Разум.
          – Почему ты на нас вышел?
          – Так вы ж про меня, как на допросе, молчать будете. Пошли, что ли? – кивнул Шмат на дверь. – Убить... – он опять засмеялся, утирая глаза.
          В оборудованный под домом тир они вошли вдвоем с джинсовым. Молодой парень в камуфляже неприметно исчез по дороге. Побежал охрану на уши ставить, – ухмыльнулся мысленно Шмат. – Да, посмешили.
          Джинсовый мужчина с косичкой и без того был хмур, а когда Шмат, не шибко целясь, от пояса прошелся из автомата по развернувшимся на секунду мишеням, совсем скис, глянув в трубу на результаты. Тихонько присвистнув, он задумался о своем.
          – Оставь красавцев, счас я центральному тюбетейку сделаю, – Шмат проверил пистолет и, быстро вскинув руку, как из автомата, выпустил в мишень всю обойму.
          Джинсовый прильнул к окуляру и даже не засвистел. Дырки от пуль аккуратной шапочкой – точно по линии – обрамляли контур головы силуэта.
          – А ты убить хотел такого удальца, – укоризненно сказал Шмат.
          – Ладно, друг, не держи зла, бывает, – Шмат Разум дружелюбно хлопнул по плечу мужчину с косичкой. – Ты парень хороший. Не каждый же день на таких волчар попадаешь. Ты позвони своим, чтобы не волновались. Я, сам видишь, сегодня здесь, а завтра – в тридевятом царстве.
          Мужчина в джинсовом костюме проникся большим уважением к необычному стрелку. Он без возражений взял трубку, переключившись с громкой связи.
          – Сергей? С клиентом все в порядке. Нет. Не надо. От груди пулю в пулю сажает. Вот именно, только быстрее, – он положил трубку и посмотрел на центральную мишень.
          – Про Клинта Иствуда спросил? – поинтересовался Шмат Разум. – Хорошее кино.
          Джинсовый странно поглядел на него, но ничего не сказал.
          – Ну че, пошли рассчитаемся? – сложив оружие в сумку, предложил Шмат.
          Мужчина с косичкой кивнул и пошел к двери, но на выходе неожиданно притормозил, сделав рукой знак кому-то в коридоре. Шмат Разум ненароком ткнулся в него и заметил нового персонажа – молодого человека лет тридцати пяти в тренировочном костюме с пистолетом наготове. Он как раз опускал пистолет под предостерегающим взглядом его провожатого. Увидев, что клиент весел и не вооружен, молодой человек любезно улыбнулся ему. Ухмыльнулся в ответ и Шмат.
          – Извините, – хмуро бросил мужчина с косичкой.
          Опять пришли в ту же комнату. Там их поджидал водила-борец, сразу уставившийся на Шмата. Шмат Разум достал баксы, отсчитал, не торгуясь, посоветовал сходить проверить купюры. Мужчина с косичкой взял наугад одну из соток, провел вдоль носа, положил обратно, кивнул – мол, все нормально. Способ проверки пришелся по душе Шмату Разуму. Он одобрительно посмотрел на джинсового.
– Вы вот что, братки, – попросил он. – Дайте-ка мне еще динамиту. И старых вещичек – игрушки прикрыть, и чтобы не бренчали.
          – Посмотришь, Сергей? – спросил джинсовый.
          – Найдем, – водила-борец вышел и вскоре вернулся с какой-то курточкой, старыми джинсами и несколькими нестиранными футболками. – Пойдет?
          – В самый раз, – поблагодарил Шмат.
          Динамитные шашки уже лежали на столе рядом с другими боеприпасами. Шмат Разум аккуратно упаковался, положив сверху на свой арсенал курточку. Поднялись наверх. Глаза ему больше не завязывали. Обратно в Москву поехали тем же составом.

          Шмат Разум мудрить не стал, попросил Сергея подвезти его почти к самому дому.
          – Здесь останови, – сказал он здоровяку водителю, когда до знакомой многоэтажки оставалось метров сто.           Прощаться не стали. Подождав, пока бежевая "девятка" отъедет, Шмат Разум перешел на другую сторону улицы и зашел в булочную, где купил два черных хлеба.
          Шмат Разум сразу обратил внимание на лихую музыку, доносившуюся со стороны дома, в который привел он вчера своих попутчиков. Чем ближе подходил он к многоэтажке, тем громче она звучала. Вот он уже и окно определил, из которого она наяривает. В то же время Шмат с удивлением увидел возле их подъезда черный автокатафалк и рядом с ним – группу людей в трауре. Еще около подъезда стояли жильцы зеваки, в основном – пожилые женщины.
          Шмат Разум остановился рядом с мужчиной в черном костюме, украдкой курившим в сторонке. Судя по всему, это был шофер катафалка. Задрав голову, Шмат некоторое время слушал крутой рок, грохотавший из раскрытого окна десятого этажа.
          – Вот народ пошел, никакого уважения к обряду, – выставив напоказ свою черную сумку, обратился Шмат к курившему похоронщику.
          – Да уж наоборот! – отозвался мужчина в черном костюме.
          Бросив окурок, он загасил его носком черной туфли и тоже посмотрел на раскрытое окно.
          – Покойный музыку любил, – пояснил он Шмату. – Так завещал в день похорон, прежде чем его выносить, все его любимые песни позаводить, согласно нотариально заверенного списка. И с заверенной громкостью, чтобы все соседи тоже послушали. Похороны с дополнительной оплатой – за исполнение особой воли покойного. Говорят, с самого утра музыку крутят. Видно, много любимых песен у усопшего было.
          – С утра? – поразился Шмат. – А жильцы, неужто терпят?
          – Да ну! Наоборот, радуются, наверное. Прости, Господи, – перекрестился похоронный служитель. – Ведь в последний раз. Жильцы говорят, – кивнул он на кучку людей у подъезда, – усопший их все время этой музыкой доставал. Состоятельный, говорят, был мужчина – не подступишься. Скоро уже выносить будут.
          Как видно, Шмат застал последний акт скорбного ритуала. У дверей подъезда возникла суета, и из них выплыл открытый гроб с телом покойного – на плечах шестерых суровых мужчин в черных костюмах. Собеседник Шмата и вправду оказался шофером. Он тут же поспешил к автокатафалку и забрался на водительское место. Подходящая музыка, – подумал Шмат. – А все же, не к добру это.
          Катафалк поехал, музыка вдруг оглушительно смолкла, голоса зевак громко всполохнули и оборвались. Проводившие соседа в последний путь жильцы потянулись в подъезд, зашел вместе с ними и Шмат.
          – Слава тебе, Господи, – потихоньку говорили некоторые из жильцов понимающим соседям, облегченно вздыхали, крестились.
          Отпирая квартиру на седьмом этаже, Шмат Разум завозился с замком. Когда он открыл дверь, в коридоре его уже поджидали Иван с дедком.
          – Здорово, мужики! – Шмат обрадовался, что у попутчиков хватило ума никуда не уйти. – Чего носы повесили? Покойного уже увезли. Я хлеба купил. Сейчас обед сообразим, усопшего помянем.
          – Ты что, в похоронах, что ли, участвовал? – спросил Иван.
          В ожидании Шмата они с Сидором Петровичем не раз подходили к окну и конечно увидели скорбные приготовления.
          – Так, пришлось съездить купить кое-что, – уклончиво ответил Шмат Разум. – Не хотел вас будить, больно сладко спали.
          Поставив сумку на пол, он вынул хлебы, протянул Сидору Петровичу.
          – У них тут в Москве совсем крыша едет, – качнул головой Иван. – Слышал музыку? Похороны, а у каких-то козлов с утра музыка орала на весь дом. Только сейчас вырубили.
          – Так это у покойника и играла, – серьезно сказал Шмат. – Вроде салюта.
          Сидор Петрович от удивления приостановился в дверях кухни, обернулся к своему жильцу. Иван замялся – не знал, что и думать. Шмат вроде не шутил.
          – Ничего не поделаешь, особая воля покойного, – обращаясь к Сидору Петровичу, пояснил Шмат. – Демократия.
          Сидор Петрович сглотнул слюну так, что кадык дернулся. Старался постичь непривычные новые порядки.
          – Нет, правда, ты где был-то? – нашелся Иван, решив переключить разговор на другое.
          – Я ж сказал: подготовкой похорон занимался, – Шмат едва ли не ухмыльнулся ему в ответ. – Не журись, Иван, сейчас вот пообедаем, помянем усопшего – пусть ему и на том свете такая музыка играет – и к твоей бабке поедем. Адрес хоть помнишь?
          – Помню. А девчонку когда искать будем? – упорно свернул на свое Иван.
          – Девчо-онку! – рассердился Шмат Разум. – Девчонку твою с флюгером найти – раз плюнуть. Да как ты, герой, ее от Немал-Человека возьмешь? Или опять в милицию идти собрался?
          – Не ори, – буркнул Иван. – К бабке, так к бабке.
          Шмат сердито затолкал сумку в стенной шкаф, разулся, сунул ноги в тапки и, не глядя на Ивана, прошел на кухню мимо испуганно посторонившегося бати.
          – Много вы тут с дедом без меня навоевали! – крикнул он оттуда, загремев вслед посудой.
          Иван загрустил и ушел в комнату. После того, как музыка стихла, в квартире было как-то странно. Будто и не было вовсе сегодняшнего утра, или как будто опять в другой город попал.
          Прав, зараза, – думал Иван про Шмата, – крыть нечем. И чего я на него наезжать стал? Ведь и сам хотел вечером к бабке ехать, если он не придет. Иван был рад, что ушлый мужик никуда не исчез. С ним как-то само собой появлялась надежда, что вся эта авантюра как-нибудь да кончится. В том смысле, что все живы здоровы будем, а может, и девчонку похищенную домой вернем.
          Хотя, если этот Немал-Человек крутой московский бандит, что мы ему сделаем? – почесал голову Иван. – Эх, отправить бы матери деньги как-нибудь...
          Подняв голову, Иван посмотрел на пришедшего следом за ним батю и вдруг ясно представил себе, как мать, ничего не понимая, смотрит на огромную сумму перевода, пришедшего на ее имя, и сердце ее вдруг холодеет от мысли: что там натворил ее сын?!
          Иван глубоко вздохнул. Видать, ничего не попишешь, лучше мать не тревожить. Ну и ладно, а то мороки наверное с этими переводами...
          – Пошли на кухню, батя, – сказал он, вставая. – Поможем Шмату обед готовить.

• Читать дальше…