©   Марк Лотарёв, 2001

Все права на роман "Круг судьбы" принадлежат автору. Любое использование текста романа возможно только с разрешения автора.

• На предыдущую

ХИТРОСТИ ШМАТА

          В квартире Иван потребовал у Шмата свежее постельное белье. Шмат почесал голову, переводя взгляд с неубранного дивана на Ивана. Тот пока устроился в кресле. Не найдясь, куда уложить драгоценную ношу, он по-прежнему держал девушку на руках. Вернее, поддерживал, усадив (или скорее уложив) спящую девушку себе на колени.
          – Ладно, обождите, – проворчал Шмат.
          Недовольно глянув на девушку, он вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
          – Батя, сними это, – кивнул Иван на мятые простыни, на которых, не раздеваясь, спал ночью Братан.
          С неожиданной брезгливостью сняв простыни, Сидор Петрович стал озираться: не знал, куда их деть.
          – В ту комнату отнеси, – распорядился Иван.
          Вернувшись, Сидор Петрович по своему обыкновению присел на стул у стены. Почему-то он старался не встречаться глазами с Иваном.
          Ты чего, батя? – хотел было спросить Иван, но не спросил. Почувствовал неловкость. Словно кошка между ними пробежала. Чудит что-то батя, – подумал он. Но у Ивана и без того забот хватало. С одной стороны, ему, конечно, было приятно держать на руках спящую девушку, но с другой стороны – ему было как-то совестно, что он держит на руках Алену без ее ведома. И даже как будто пользуется ее бессознательным состоянием (а так оно и было на самом деле – ведь Иван и в лесу на поляне, когда из разбитой машины в такси пересаживались, и возле дома, когда Шмат с таксистом разбирался, и теперь – в квартире – невольно старался подержать девушку на руках как можно дольше). Словом, Ивана одолевали противоречивые чувства, что вообще свойственно для влюбленных. А тут еще батя с чего-то дуется. Ревнует, что ли?
          По счастью, из коридора донесся звук открываемого замка, разом оборвавший моральные сомнения Ивана. Вернулся Шмат Разум с комплектом свежего белья. Шмат хотел было сам застелить диван, но Иван потребовал, чтобы стелил батя. Хмыкнув, Шмат Разум посторонился. Сидора Петровича такое доверие вроде бы и обрадовало, но в то же время – не то, чтобы очень. Да, что-то батя не в духе, – подумал Иван. – Может, на него разборка так подействовала? Сам Иван, на удивление, чувствовал себя насчет разборки как ни в чем не бывало.
          Уложив наконец девушку в чистую постель, Иван отправил Сидора Петровича прибрать во второй комнате и на кухне. Сидор Петрович сразу смекнул, откуда у Ивана такая тяга к порядку. Он, конечно, подчинился капризу раненного героя, пострадавшего в страшном бою, но не удержался: продемонстрировал свое отношение к этой девице, вклинившейся вдруг между ним и Ваней. Только ради тебя, Ваня, делаю, – красноречиво сказала Ивану удаляющаяся спина в сером пиджаке.
          Проводив Сидора Петровича хитрым взглядом, Шмат глянул было на Ивана, но тот не дал ему углубиться в психологию своих взаимоотношений с батей. Ивана интересовали куда более насущные и конкретные вопросы.
          – Слушай, Шмат, как ты думаешь, может, ей "скорую" надо вызвать? – спросил он, кивнув в сторону дивана.           – Зачем это? – иронически поинтересовался Шмат.
          Иван вздохнул. Ни батя, ни, похоже, Шмат совсем не разделяли его волнений по поводу освобожденной девушки. Мелькнула было мысль дать девушке немного бабкиной чудо-травы, но, поразмыслив, Иван отбросил ее. Мало ли, вдруг ей нельзя? Девушка едва заметно, тихо дышала и улыбалась во сне. Не похоже было, что она нуждается в "скорой помощи". Ладно...
          – Как из Москвы сматываться будем? – отведя взгляд от своей ненаглядной, перешел к делу Иван.
          – Известно как, – ухмыльнулся Шмат. – На самом безопасном транспорте – в вагоне люкс.
          Иван вспомнил поездку в Вязьму и невольно сразу проникся доверием к предложению Шмата. Было в вагоне люкс что-то такое: основательное, надежное, безопасное.
          – А до вагона как дойдем? – подумав, спросил Иван.
          – Она же, считай, без сознания, – кивнул он в сторону спящей Алены. – Как я ее через весь вокзал на руках понесу? А если документы проверят? У нее же документов нет. А у нас – оружие... и вещи эти, – Иван чуть было не сказал: "волшебные вещи". – А через границу как переедем? Там же таможня, все поезда проверяют.
          Иван был прав на все сто. Какими их увидит на вокзале московская милиция, догадаться было нетрудно: здоровый лоб (за километр видно, что приезжий) вдвоем с небритым уголовником (не в обиду Шмату будь сказано) тащат куда-то прилично одетую бесчувственную девушку. Что милиционеров не заинтересует такое зрелище – в такую удачу слабо верилось Ивану. Они уже имели дело с милицией на Курском вокзале. А что будет, если менты их остановят? Окажется, что девушка без документов, начнут проверять их вещи. Если оружие еще туда сюда – можно и по дороге бросить, то чудесные вещи Иван обязательно возьмет с собой. Поди тогда объясни ментам, что такое слухало! Не говоря о том, что меч-кладенец, как ни крути, холодное оружие, слухало – то вообще на секретную разработку потянет. А это уже – прямая дорога в ФСБ. Тем более что они с Украины.
          Да и оружие лучше все-таки взять с собой. Вдруг бандиты попытаются перехватить их по дороге? Отомстить, например, захотят за своего босса. Или из-за девушки – мало ли зачем она им нужна была? А Братан этот может захотеть убрать их как свидетелей. Нет, оружие тоже надо взять с собой. А если у них при проверке еще и оружие найдут – вообще завал...
          Быстро промелькнули все эти мысли в голове Ивана, пока задавал он свои вопросы Шмату. Но Шмата Разума было трудно смутить даже такими каверзными вопросами.
          – Насчет вокзала есть одна задумка, – ухмыльнулся он в ответ на слова Ивана. – Ни один мент не подойдет, наоборот – еще дорогу расчистят.
          – А насчет границы, Иван, мы вот как сделаем, – Шмат подвинул себе кресло и кивнул Ивану на другое – в котором Иван сидел давеча, держа на руках Алену. – Возьмем два люкса до Белгорода, чтобы туда утром приехать. К тому времени она наверное оклемается, – кивнул он на спящую девушку, – позвонит из Белгорода своему папаше, который за нее двадцать тысяч долларов обещал, папаша за ней примчится со всеми ее документами, отвалит нам бабки и дело с концом. А мы уж потом через границу как-нибудь проберемся. Да хоть через ту Солнцевку. Помнишь, Иван, этих хитрованов с их двойной территориальностью?
          Хитрованов Иван помнил, но на слова Шмата даже не улыбнулся. Наоборот, его одолело новое беспокойство.
          – Так ведь тогда нам только вечером выезжать надо, – сказал он.
          – Ну, – охотно подтвердил Шмат. – Да че ты, Иван, отдохнем пока, приготовимся.
          – Думаешь, тут безопасно сидеть? – гнул свое Иван. – А бандиты?
          – Придется рискнуть, брат, – веско сказал Шмат. – Да не волнуйся ты так, Иван. Бандитам сегодня и без нас дела хватит. Смена руководства, сам понимаешь. Да и девица... Пусть уж лучше она тут спит, чем ты с ней на руках будешь по Белгороду ходить на ночь глядя.
          Последний аргумент, кажется, убедил Ивана.
          – А что у тебя за задумка насчет вокзала? – перешел он к более мелким деталям плана, предложенного Шматом.
          – Секрет. Но тебе понравится! – расхохотался Шмат.
          – Тише ты, – невольно шикнул на него Иван, оглянувшись на спящую Алену.
          Шмат Разум совсем зашелся хохотом. Иван, сообразив, что сморозил глупость, тоже рассмеялся. В комнату заглянул Сидор Петрович. Лицо у него было недовольное, в глазах – обида. Сидор Петрович решил, что Шмат с Иваном смеются на его счет.
          – Ты, дед, молодец, геройски себя вел, – сходу перестав смеяться, встретил его Шмат Разум.
          Сидор Петрович покраснел от досады. Так и есть, над ним смеялись, а теперь Шмат хочет это скрыть. Потому и лебезит перед ним, но на воре, как говорится, и шапка горит.
          Но тут Иван поднялся из кресла и, указывая на кресло Сидору Петровичу, уважительно сказал:
          – Да, батя, с тобой в разведку идти можно. Проходи, садись.
          Сидор Петрович замялся. Ему стало неловко, что раненный Иван встал и предлагает ему свое кресло. Может, они над чем другим смеялись?
          – Я, Ваня, там убрал все, – смягчился он.
          – Да, дед, – Шмат тоже поднялся вслед за Иваном. – Считай, курс молодого бойца ты уже прошел. Так что, Сидор Петрович, давай лапу.
          Сидор Петрович уже несколько остыл от своей обиды. К тому же его вчерашние подозрения насчет сговора Шмата с Братаном не оправдались. Каверзный жилец их с Ваней не предал и, если по совести, – кабы не Шмат, они бы не вырвались из страшного дома. Выходит, что по-человечески – надо ему простить занозистого жильца, раз уж он сам на примирение идет.
          Посмотрев еще раз в глаза Шмату – не насмехается ли? – Сидор Петрович протянул ему руку и обменялся рукопожатием со своим недругом.
          – Ладно, как говорится, кто старое помянет... – несколько смущенно сказал он.
          – Точно, дед, – одобрительно согласился Шмат Разум.
          – Ты вот что, – не выпуская руки Сидора Петровича, заговорил он. – Ивана накормить бы надо. Он ранен, ему силы нужны. Да и нам подкрепиться не помешает.
          Услышав о ране Вани, Сидор Петрович встрепенулся. Ему тут же самому захотелось вернуться на кухню. Эх, не догадался он! Надо было ему им завтрак сготовить. Мол, вы ко мне так, а я вам – вот, завтрак! Проголодались, наверное, – так идите, поешьте.
          – Слушай, Шмат, сготовь-ка ты сам, – веско сказал Иван.
          – Ясное дело, сготовлю, – неожиданно легко согласился Шмат. – Только сперва харчей надо бы прикупить. А с моей рожей светиться, сами понимаете... Вот Сидор Петрович – другое дело. На него ни один милиционер внимания не обратит.
          – Я, Ваня, схожу. Ты только что купить скажи, и где магазин, – уверил Ивана Сидор Петрович.
          Ивану захотелось сделать старику что-нибудь приятное.
          – Мы, батя, тут до вечера будем. А потом опять на поезде поедем, в люксе, – сказал он, положив руку на плечо Сидору Петровичу.
          – Ты у людей поспрашивай насчет магазинов, – подсказывал между тем Сидору Петровичу хитрый Шмат. – А что купить, сам реши. Да не скупись. Вот, возьми деньги. Главное, мяса купи побольше, крупы гречневой килограмм, масла сливочного. Но главное – мяса. Ивану теперь мясо нужно.
          – А сумку какую взять? – Сидор Петрович аккуратно спрятал деньги во внутренний карман пиджака.
          – Пакеты купи, – наставил его Шмат. – Их в любом магазине продадут.
          И верно, теперь в магазинах все по-европейски, – подумал Сидор Петрович.
          Прежде чем идти в магазин, он сперва прошел на кухню – посмотреть, что есть из продуктов. Стоило ему оказаться одному, как в нем опять всколыхнулись сомнения. Ему вдруг совершенно расхотелось уходить из квартиры. Покладистость и неожиданная уважительность жильца стали казаться ему очередной хитростью. Всегда насмехался, а тут вдруг таким уважительным стал. С чего бы это? Вдруг Шмат его специально из квартиры спроваживает? Он уйдет, а этот хмырь уговорит Ваню уехать, пока его не будет. Или бандиты те налетят! Вдруг хитрый жилец сговорился-таки с тем негодяем – Братаном?
          Но раз пообещал, надо идти – выполнять обещанное, – Сидор Петрович тяжело вздохнул. – А то, что Ваня про меня подумает? Он ранен, а я для него за едой сходить отказался.
          Сидор Петрович вернулся в комнату. Шмат, как нарочно, развернув свое кресло, сидел к нему спиной – смотрел телевизор. Сидор Петрович с неприязнью глянул на девушку, потом – с тайной надеждой – на Ивана.
          – Ты чего, батя? – не понял его взгляда Иван.
          – Да нет, я так это, – смешался Сидор Петрович. – Я, значит, пойду?
          – Да, ты сходи, батя, – мягко сказал Иван. – Я бы сам пошел, да Шмат прав, пожалуй.
– Нет, Ваня, ты сиди, – поспешно сказал Сидор Петрович и пошел из комнаты.
          Помедлив, Иван решил выйти проводить батю, но успел только увидеть, как закрылась за ним входная дверь. Наверное, боится в Москве потеряться, – улыбнулся он нерешительности старика. Заперев дверь, Иван вернулся в комнату к Шмату и Алене. Шмат Разум успел выключить телевизор и теперь сидел у телефона, с трубкой возле уха. В глазах его плясали веселые огоньки.
          – Алло, дай-ка мне, милая, номера магазинов, которые свадебными платьями торгуют, – хрипло пропел он в трубку.
          В дверь позвонили.
          – Откройте, мужики, это заказ наверное принесли! – крикнул из кухни Шмат.
          Вытащив на всякий случай пистолет, Иван посмотрел в глазок. На лестничной площадке стоял какой-то молодой человек с большой коробкой в руках.
          – Кто? – сурово спросил через дверь Иван.
          – Салон "Фея". Заказ. Свадебное платье! – раздался из-за двери хорошо поставленный баритон профессионального курьера.
          Сунув пистолет в карман, Иван открыл дверь.
          – Проходите.
          Молодой человек был хорошо одет, при галстуке, тщательно причесан, с красиво перевязанной лентой фирменной коробкой в руках. Иван – в застегнутой доверху потрепанной куртке и в джинсах ей подстать, на ногах – носки (тапочек подходящего размера не нашлось в квартире).
          – Вы заказывали свадебное платье? – улыбнувшись, спросил молодой человек, оставаясь за порогом.
          – Да, проходите, пожалуйста, – улыбнулся в ответ Иван.
          Поколебавшись, молодой человек вошел. Поискав глазами подходящее место, пристроил коробку на тумбу. В руке у него оказался небольшой розовый портфельчик, прежде укрывавшийся под коробкой.
          – А остальное? – спросил Иван.
          – Сейчас принесу.
          Курьер осматривался. На вешалке – перепачканная куртка Шмата, на полу – грязная обувь, у стены – какой-то непрезентабельный мужичок.
          Сидор Петрович, само собой оказавшийся в прихожей, ничего не понимал и смотрел на происходящее в полном изумлении.
          – Цена вас устраивает? – не торопясь идти за остальными вещами, спросил курьер.
          – А сколько всего? – поинтересовался Иван.
          – Одну минуту.
          Молодой человек достал из портфельчика блокнот, калькулятор. Когда он назвал сумму, Иван слегка присвистнул внутри.
          – Да, вполне устраивает, – сказал он. – Только у меня доллары, сколько это в долларах будет?
          Молодой человек любезно пересчитал.
          – Но вы извините, мы оплату только в рублях принимаем, – сказал он.
          – Сейчас, подождите, – Иван пошел на кухню.
          Шмат Разум колдовал у плиты. Наполняя кухню острым аппетитным запахом, на сковороде салютом брызгало масло и шипело мясо.
          – Ну че там? – осклабился он.
          – Шмат, там заказ принесли, рубли нужны, – Иван назвал сумму. – Ты что, правда на столько заказал?
          – Умгу, – довольно кивнул Шмат.
          Отложив деревянную лопаточку, он вытер руки кухонным полотенцем и вышел в прихожую. Смерив взглядом курьера, достал из перепачканной куртки две пачки рублей – у запасливого Шмата всего хватало.
          – Держи, здесь по сто листов, – протянул он деньги Ивану. – Он что принес?
          – Свадебное платье, – сказал курьер.
          – А остальное где? – прищурился на него Шмат.
          – В машине. Сейчас принесу, – немного смутился курьер.
          – Так давай неси, чего стоишь, – наехал на него Шмат.
          Спрятав блокнот с калькулятором в портфельчик, молодой человек вышел значительно поспешнее, чем мог бы при его манерах.
          – Смотри, Иван, пока всё не принесет, денег не плати, – предостерег Ивана Шмат Разум.
          Как только Шмат ушел обратно на кухню, Иван, не удержавшись, потянул нарядную ленту. Пышный бант на коробке легко распустился. Сняв крышку, Иван заглянул в коробку. Там лежало аккуратно уложенное красивое белое свадебное платье, частично прикрытое воздушной фатой. Ивану стало вдруг очень хорошо. Он представил себе Алену в этом платье. И тут же грустно вздохнул.
          – Ваня, чего это? – удивленно заглянул поверх его руки Сидор Петрович.
          – Да вот, женит меня Шмат, – серьезно ответил Иван.
          – На ком, на этой? – Сидор Петрович, казалось, был внутренне готов к такому ответу.
          – Ага.
          Иван едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
          – Так она же спит. Разве со спящей распишут? – отрывисто спросил Сидор Петрович.
          В голосе бати Ивану послышалось такое неподдельное беспокойство, что смеяться ему враз расхотелось. Он с удивлением посмотрел на Сидора Петровича. Чего это он?
          – Пошутил я, батя. Маскировка это, – сказал Иван.
          Из кухни пахнуло таким ароматом, что у Ивана заурчало в животе. И одновременно раздался звонок в дверь. Накрыв коробку, Иван на всякий случай глянул в глазок. На этот раз в руках у молодого человека было целых три коробки.
          – Давайте, – помог Иван замешкавшемуся, не зная, куда положить ношу, курьеру. Взяв у молодого человека коробки, он просто поставил их на пол.
          – Так, вы заказывали... – молодой человек опять достал блокнот, на этот раз с ручкой. – Свадебное платье, мужской костюм тройка, галстук, мужская сорочка, комплект мужского белья, мужские носки, женские туфли, мужские туфли. Все верно?
          – Вроде, все, – отозвался Иван.
          – Проверьте, пожалуйста.
          Помедлив, молодой человек присел на корточки и раскрыл верхнюю коробку.
          – Давайте сюда, – вручив коробку с платьем Сидору Петровичу, Иван освободил тумбу.
          Молодой человек охотно поднялся, захватив коробки. Портфельчик он положил на них сверху. Продемонстрировав Ивану, что весь заказ в наличии, курьер попросил его подписать счет, принял деньги, отсчитал сдачу и выписал чек, после чего вежливо откланялся.
          Отнеся покупки в комнату, Иван занялся более детальным осмотром содержимого новых коробок. Помогал в этом и Сидор Петрович. На белые женские туфельки Иван только посмотрел, мужские же туфли – непривычного кремового цвета – вынул, попробовал кожу. Название фирмы ничего не сказало Ивану, но туфли были легкие, кожа мягкая, их было приятно держать в руках.
          Иван вынул из большой коробки прозрачные пакеты с кремовыми – под цвет туфель – носками, с комплектом белого нижнего белья. Отложив их, вынул из пакета перламутровый галстук, прикинул мысленно на грудь. Ослепительно белую сорочку пока не стал распаковывать, а вот кремовую тройку вынул, аккуратно развернул. У него было такое ощущение, как будто он и впрямь готовится к свадебному торжеству.
          – Ваня, это что, такая одежда столько стоит? – поинтересовался Сидор Петрович.
          – Это за доставку, батя, и за дизайн, – пояснил Иван.
          – А-а, – Сидор Петрович тоже осторожно потрогал материю.
          Подойдет ли ей размер? – забеспокоился вдруг Иван насчет туфелек для Алены. Шмат, правда, заказывал уверенно, как будто и размер знал и даже снял мерку для платья. Не выдержав, Иван сходил в соседнюю комнату и, воспользовавшись отсутствием Шмата, примерил на ногу девушке туфельку. Пришлась как раз впору. Ну дает Шмат!
          С сожалением сняв великолепную туфельку с ноги Алены, Иван снова надел ей на ногу серую туфлю, что была на ней раньше, вернулся в комнату, прихватил новое белье и отправился в ванную.
          – Сейчас вымоюсь и примерим, батя, – подмигнул он Сидору Петровичу.
          Надо Шмату деньги отдать, – подумал Иван по дороге. Положив в ванной пакет с бельем, зашел на кухню. Сковорода теперь была накрыта и тихо шипела на малом огне. Стоя у плиты с ложкой в руке, Шмат Разум пробовал готовность гречневой каши.
          – Вот, держи, – Иван протянул Шмату пачечку американских соток.
          – Еще чего! – глянув на деньги, возмутился Шмат. – Это тебе мой свадебный подарок.
          – При чем тут это? – покраснел Иван. – Это же для конспирации.
          – Забери-забери, – наотрез отказался брать деньги Шмат. – Когда-нибудь все равно женишься. Вот тебе и будет память о Шмате Разуме.
          – А платье с туфельками?
          – Ну ладно, – смягчился Шмат. – Платье действительно лучше девчонке подарить. Для поднятия настроения. За это возьму половину. Только по одной давай, знаю я тебя.
          – Нет, платье от меня, – Иван попытался всучить Шмату всю сумму.
          – Всё, Иван, замяли, – Шмат сделал вид, что обиделся. – Иди отсель, готовить мешаешь.
          – Ну спасибо тебе, дружище, – не сдержавшись, Иван обнял Шмата.
          – Тьфу ты, медведь! Что я тебе, баба? – проворчал, отпихивая его, Шмат.
          Раздевшись в ванной, Иван оглядел свой бинт из простыни. Бинт был бел и сух. Рану слегка пекло, но кровь из нее, как видно, больше не сочилась. С наслаждением вымывшись, насколько позволили бинты, Иван тщательно побрился, почистил зубы. Как будто и впрямь готовился к свадьбе. Надев новую майку, поглядел на себя в зеркало. Классная майка. Да и он сам – ничего. Иван надел мешочек с чудо-травой, но мешочек выделялся под майкой. Тогда Иван, сняв майку, аккуратно подсунул мешочек под бинт. Податливый мешочек уплощился и, когда Иван снова надел майку, мешочек стал почти незаметен. Иван решил, что так сойдет.
          Когда Иван вышел из ванной, Шмат все еще возился на кухне. Повесив куртку в прихожей, Иван вернулся в комнату и примерил свой «свадебный» наряд. Все было, как на него сшито, туфли удобно сели на ноги. Захватив галстук, Иван прошел в большую комнату, повязал его перед зеркалом. «Несколько экстравагантно, – решил он. А вообще – класс. Жаль, мать не видит». Иван был статен и неплох собой. Хороший костюм подчеркнул его достоинства. Честно говоря, Иван себе очень понравился.
          – Ну как? – спросил он у Сидора Петровича.
          – Красиво, Ваня, – похвалил тот.
          – Эй, Сидор Петрович, – донесся из кухни голос Шмата. – Иди на стол накрой!
          Иван вздохнул. Ему хотелось еще побыть в новой одежде, но идти есть в таком прикиде было глупо.

ЧЕРНЫЙ ПЛАН БРАТАНА

          После раннего обеда Иван со Шматом улеглись спать, оставив на страже Сидора Петровича. Днем принесли заказанные Шматом билеты, потом – цветы, потом Шмат шумно чистил в прихожей свою и Ивана одежду, но Иван ничего этого не слышал. Ему снились странные сны, в которых тревога и ужас чередовались с глубокой внутренней уверенностью и неожиданной легкостью, – и тогда всякий раз с ним оказывалась его единственная. Нетрудно догадаться, это была Алена.
          Ближе к вечеру его разбудил Шмат. Пора было поесть перед дорогой и собираться на вокзал.
          Поев, пошли наряжать девушку. Тут возникла проблема. Девушка, как уже говорилось, была в джинсах и светло-голубом джемпере с длинными рукавами.
          – Как же мы ее оденем? – загрустил Иван.
          – Понятно как: штаны и свитер снимем, а платье наденем. Всего делов! – высказался Шмат.
          Иван с надеждой слегка задрал джемпер, но под ним было юное тело и никакой майки. Иван заправил джемпер обратно в джинсы.
          – Нет, Шмат, так не пойдет, – решительно сказал он.
          – Да че такого-то? – с досадой взмахнул рукой Шмат. – Чудак-человек, как же ты ее оденешь, не раздев?
          – Ты Ивану не перечь, бесстыдник. Она же девушка, – неожиданно напал на Шмата Сидор Петрович.
          – Может, джинсы подвернуть как-нибудь? – неуверенно предложил Иван.
          – Попробовать можно, – пожал плечами Шмат.
          Иван поднял платье. Оно было строгого фасона – под горло, с длинными рукавами. Плюс еще перчатки лежали в коробке. А ведь Шмат знал, что я не дам ее переодеть, – вдруг догадался Иван.
          Он самолично подвернул на девушке джинсы до колен, открыв стройные голени. Вдвоем со Шматом стали кое-как надевать платье. Сидор Петрович не помогал – следил за нравственностью своего жильца.
          С рукавами не получалось – у платья они были узкими, и рукава джемпера сбегались под ними в гармошку, – но в итоге справились и с этим. Джемпер сквозь платье почти не просвечивал.
          – А ну-ка, Иван, возьми ее на руки, – скомандовал Шмат Разум.
          Иван охотно подхватил девушку, прошелся по комнате.
          Шмат Разум поправил длинный подол платья, отошел, еще раз окинул их придирчивым взглядом, удовлетворенно хмыкнул.
          – Порядок, – сказал он. – Никто ничего не заметит.
          Иван аккуратно, чтобы не помять платье, уложил девушку на диван. В свадебном наряде она стала так хороша, что он с трудом оторвал от нее взгляд. Эх!..
          После Алены занялись самим Иваном. Шмат Разум успел найти где-то вату и бинт. Критически оглядев работу Сидора Петровича, он принялся перебинтовывать Ивана. Мешочек Иван, улучив момент, снова спрятал в руке.
          Шмат размотал куски простыни, и все трое осмотрели рану на груди Ивана.
          – Болит, Ваня? – участливо спросил Сидор Петрович.
          – Нет. Уже зажила, наверное... до свадьбы! – засмеялся Иван.
          Рана побаливала, но не сильно. Казалось, она уже настолько затянулась, что можно ее и не бинтовать.
          – Шмат, дай-ка я вымоюсь нормально, – попросился Иван.
          – Валяй, только не долго, – потрогав влажный рубец, дал согласие Шмат.
          После того, как Иван осторожно умыл тело, Шмат с помощью Сидора Петровича сноровисто забинтовал ему грудь, наложив поверх раны ватную прокладку. Теперь повязка наверняка не будет выделяться под одеждой. Вернувшись в ванную – зубы почистить – Иван снова надел мешочек с чудо-травой, подсунул его под бинты. Мешочек совсем уплощился и был теперь совершенно незаметен.
          Наконец и Иван оделся. Шмат пристроил ему в петлицу гвоздику. Осмотрев жениха, расплылся в улыбке:
          – Хорош, брат! С иголочки. Эх, жаль, что репетиция.
          Иван покраснел.
          – Да, декорация первый сорт, – оглядев теперь уже полную "свадебную" пару, подытожил Шмат.
          В этот момент в квартиру позвонили.
          – Это машины пришли, – вернувшись из коридора, сказал Шмат. – Смотри, Иван, они думают, что ты и вправду в свадебное путешествие отправляешься.
          – Кто это они? – насторожился Иван.
          – Увидишь, – хитро блеснул глазами Шмат.
          Пора было выходить. Сидора Петровича Шмат Разум тоже украсил цветком, и себя не забыл. Присели на дорогу.
          – Ну всё, мужики, пора, – поднялся Шмат.
          – Ты пригляди за батей, – шепнул ему Иван. Сидору Петровичу доверили нести сумку с волшебными вещами, прикрытыми сверху джинсами Ивана и его курткой.
          Подхватив на руки невесту, Иван хотел было идти, но Шмат Разум задержал его. Заготовленной тонкой белой тесемкой он быстро связал невесте руки, обняв ими шею Ивана.
          – Так оно вернее будет, – прищурился он.
          Иван смутился. Представил, как нес бы невесту со свесившимися вниз руками.
          Вышли на лестничную клетку.
          – Подождите, я быстро, – Шмат умчался куда-то наверх – отдать ключи. Там щелкнул замок, послышались голоса, звук открывающегося лифта. Через несколько секунд лифт остановился на их этаже, двери раскрылись, – внутри улыбался Шмат.
          Когда лифт остановился внизу, Шмат сунул руку в сумку.
          – Я первым пойду, на всякий случай, – сказал он.
          Но эвакуация прошла совершенно гладко. Такси, и правда, оказалось два. Водитель первого услужливо распахнул дверцы. Во втором Иван заметил троих нарядных мужчин. «Мудрит что-то Шмат», – подумал он. Несколько жильцов, шедших к дому, удивленно остановились, глядя на неожиданных молодоженов.
          Разместились уже традиционно: Сидор Петрович сел рядом с водителем, Иван с Аленой и Шмат Разум – сзади.
          – Устала, – пояснил Шмат Разум таксисту. – Уже третьи сутки в браке.
          – В свадебное путешествие? – тихо спросил тот.
          – Ага.
          Больше в дороге не разговаривали. Зато на вокзале пошло веселье. Едва Иван выбрался из машины, как три скрипки грянули какой-то искрометный молдавский мотив в руках троих краснолицых музыкантов с цветами в петлицах. Вот кто приехал во второй машине!
          Скрипачи разом приковали к ним всеобщее внимание. Неприметно подправив руки невесте, Шмат Разум увлек Сидора Петровича вперед – расчищать путь молодым. Помимо надетой через голову сумки с волшебными вещами, в руках у Сидора Петровича была еще и большая, перевязанная лентой, коробка из-под платья. Он нес ее перед собой, как бы символически предваряя молодоженов. Шмат покрикивал на замешкавшихся зевак, чтобы дали дорогу. Замыкали шествие краснолицые скрипачи.
          Лицо девушки было укрыто газом фаты – никому бы и в голову не пришло, что влюбленная спит. Некоторые смотрели на них недоуменно, кое-кто – даже неприязненно, но большинство – радостно. Заинтересовавшиеся веселым зрелищем милиционеры улыбались и придерживали спешащих пассажиров. Волновавшийся вначале Иван вскоре едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
          Без проблем обогнув здание вокзала, подошли к вагону. Шмат Разум позаботился, чтобы поезд отправлялся с первой платформы.
          – Пожалуйста. Проходите. Поздравляем, – расплылись в улыбках проводницы.
          – Любовь, блин, – оторвавшись от бутылки пива, сказал кто-то своему спутнику.
          Скрипачи, оставшись на платформе, продолжали играть.
          И все же, очутившись наконец в купе и аккуратно уложив девушку на диван, Иван облегченно вздохнул. Он сразу запер дверь, плотнее задернул занавески. Развязав невесте руки, Иван отвел с ее лица фату, уселся на диван напротив и залюбовался девушкой. Почему-то ему вдруг стало грустно, что вот он был в Москве, а так нигде и не побывал, кроме двух вокзалов. Ни на Красной площади, ни... где еще-то? Вот ерунда какая. Иван невольно улыбнулся.
          Едва поезд поехал, в дверь постучали.
          – Как вы там, молодожены? – раздался за дверью веселый голос Шмата.
          Иван открыл дверь и тут же закрыл ее за Шматом. Тот принес сумку с волшебными вещами и коробку для платья.
          – Ну, как устроились, молодые? – осклабился Шмат.
          – Нормально. Давай-ка с нее платье снимем, – предложил Иван.
          – Успеется, – беспечно ответил Шмат. – Ну что, понравилась моя задумка?
          – Отлично получилось, – искренне признал Иван.
          – Со Шматом не пропадешь. Держи свой паспорт.
          Спрятав паспорт в карман куртки, Иван уселся на диван рядом с другом. Некоторое время оба молча смотрели на спящую невесту. Ивану было немного неловко смотреть на Алену при Шмате, но взгляд его сам собой возвращался к ее лицу.
          – Эх, жалко нарушать такую красоту, – кивнул Шмат на девушку.
          – Платье помнется. Как мы его тогда ей дарить будем? – урезонил его Иван, вздохнув внутри. Уж как ему-то было жаль навсегда расставаться с мимолетным счастьем!
          – Да, брат, ты прав, – поскреб небритую скулу Шмат. – Снимать платье все равно придется, лучше сразу.
          Пока Иван откатывал джинсы на ногах девушки, поправлял ей рукава джемпера и укрывал Алену одеялом, Шмат Разум, на удивление аккуратно, уложил платье с фатой и белые перчатки в коробку. Убрал и туфельки (коробку для них тоже прихватили). Взамен он вынул из принесенной сумки и поставил на пол серые туфли Алены. Глянув на Ивана, Шмат хитро, понимающе прищурился, отомкнул замок и взялся за ручку двери.
          – Ох, Иван, даже боязно тебя с девкой оставлять, – сказал он.
          Шмат выскочил из купе быстрее, чем его успела настичь рука Ивана. Дверь захлопнулась, из коридора донесся его хохот. Ткнувшись в свое отражение в дверном зеркале, Иван невольно улыбнулся. Уж больно сердитый был у него вид. Повернув ручку замка, Иван уселся на диван. Отодвинул занавески на окне.
          Вагон плавно покачивался. Иван напоследок смотрел на Москву. Впечатление огромности – вот, пожалуй, и все, что осталось в памяти у Ивана от столицы России. Уже сгущались сумерки, зажигалось уличное освещение и окна в домах. Даже типичный пейзаж городских задворок возле железнодорожных путей производил здесь совсем другое впечатление, чем в его родном городе. Может быть, из-за платформ для электричек, хотя они все еще ехали по Москве? Или это уже пригороды? Показалась река – наверное, Москва-река?
          Иван все чаще отворачивался от окна и смотрел на девушку, а потом стал смотреть только на нее. Включил даже освещение над ее диваном. На него вдруг накатило такое же настроение, какое было у него в другом вагоне люкс, когда они ехали в Вязьму. Ехать бы так и ехать. И чтобы потом девушка проснулась. И чтобы оказалось, что она его тоже любит. Иван поднялся и поправил девушке одеяло. Потом снова сел напротив нее, включил свет и над своим диваном – чтобы лучше видеть ее лицо.
          Он сидел так долго. Почему-то начал вспоминать свою жизнь. Детство, отца, армию, учебу. Потом стал перебирать в памяти бурные события последних дней. Как будто и не с ним, а с кем-то совсем другим все это произошло. Или приснилось. Да и сейчас снится. Вот вдруг проснется он и окажется в своей комнате. Из соседней комнаты послышатся знакомые звуки – мать собирается на работу. Интересно, понравилась бы маме Алена? Наверняка бы понравилась.
          Просыпаться из этого сна не хотелось. Взгляд Ивана упал на сумку, в которой лежали флюгер, повязка от вороньего глаза, "Вертен мост", пистолет в кармане куртки. И меч, которым он зарубил человека. Неужели всё это произошло с ним на самом деле? Может, он все-таки спит?
          Что-то у меня крыша едет, – встряхнулся Иван. – Надо спать ложиться». Решительно поднявшись, он переоделся. Сорочку, галстук, костюм аккуратно повесил на плечики. Убрал коробки, сумку поставил под стол. Взяв полотенце, зубную щетку и пасту (прихватил-таки с собой "Колгейт" из московской квартиры), Иван вышел в коридор и постучал в соседнее купе.
          – Ты, Иван? – раздался за дверью хриплый голос Шмата.
          – Я. Шмат, присмотри за купе, пока я в туалет схожу, – сказал Иван выглянувшему в коридор Шмату.
          – Спокойной ночи, батя, – улыбнулся он Сидору Петровичу.
          Сидор Петрович лежа читал свежекупленную газету, но при появлении Ивана сразу встрепенулся и сел на диване.
          – Спокойной ночи, Ваня, – ответил Сидор Петрович.
          Шмат Разум не стал заходить в купе Ивана, а остался у окна в коридоре. Деликатничал.
          Не спеша почистив зубы, Иван полюбовался на себя в зеркало. Потом почему-то тщательно заправил тесьму от мешочка с чудо-травой под майку – чтобы ее совсем не было видно. Последнее оказалось нетрудно – мешочек, который Иван подтянул немного вверх, чтобы тесьма свободнее лежала на шее, крепко держали бинты. Иван обратил внимание, что его рана больше не болит. Наверное, так сильно действовало бабкино средство.
          Когда ручка двери туалета повернулась, Иван даже вздрогнул от неожиданности. Успел привыкнуть к безлюдности люкса. Это вернуло его к реальности. Выйдя из туалета, он увидел даму средних лет в цветастом халате, остановившуюся у окна в коридоре. В руках у нее были пакет с туалетными принадлежностями и домашнее полотенце. Подальше – напротив его купе – маячил у окна Шмат. Дама даже не взглянула на Ивана, что удивило его. Дождавшись, пока он пройдет мимо, она молча ушла в туалет. Ну и ладно. Настроение у Ивана было хоть и грустное, но хорошее. Пожелав спокойной ночи Шмату, он вошел в свое купе и запер дверь. Прежде чем выключить свет, мысленно пожелал спокойной ночи девушке.
          Еще некоторое время Иван не спал – лежал в темноте купе, думал, слушая перестук вагонных колес. Потом незаметно уснул. А поезд несся в ночи...

          Глубокой ночью в вагон-люкс тихо вошел высокий черноволосый мужчина в черной куртке, черных брюках и мягких черных туфлях. На руках у него были тонкие черные перчатки, а за спину закинута большая черная сумка. Это был Братан.
          Убедившись, что туалет пуст, и с этой стороны неожиданностей не будет, Братан бесшумно отомкнул дверь купе проводников. Достав из кармана металлический баллончик, приоткрыл дверь, прыснул в купе (одновременно убедившись, что обе проводницы на месте) и тут же плотно закрыл дверь. Заперев купе, Братан бесшумно пошел по мягкой ковровой дорожке. Пройдя весь вагон, он убедился, что второй туалет тоже пуст, после чего вернулся к купе под номерами пять и шесть.
          Приложив ухо к двери шестого купе, Братан услышал дружный храп Шмата и Сидора Петровича. Усмехнувшись, он проделал с шестым купе ту же операцию, что и с купе проводников. Дверь была на стопоре, но образовавшейся щели ему вполне хватило.
          Настал черед купе Ивана. Отомкнув купе, Братан слегка повернул ручку, дверь мягко поехала, расширяя щель.           Вот лох, даже не заблокировался, – подумал Братан. Ему опять улыбалась удача.
          На этот раз, обработав купе, Братан выждал пару минут, после чего надел маску противогаза. Дверь купе тихо отъехала и закрылась за ним.
          Братан опять рисковал. Интуиция подсказывала ему, что Немал-Человек зарядил девчонку не меньше, чем на сутки, но мало ли? Если она уже просыпалась, могут возникнуть проблемы. Включив свет, он снял с плеча сумку, достал пистолет.
          Хозяина, однако, завалил. Да еще как! – подумал он, глядя на крепко уснувшего Ивана.
          Несколько секунд Братан держал ствол с глушителем у лба своего соперника, потом передумал. Усмехнувшись, убрал пистолет в кобуру.
          Помилование не состоялось, – мысленно сказал он, доставая из кармана футляр со шприцем и медицинскую баночку с "Евстигнеем" – последним достижением крутого шмалева, чей приход напрочь сметал самую закаленную башню.
          Бесцеремонно подвинув Ивана к стене, Братан набрал в шприц троекратно гарантированный смертельный передоз и присел на край дивана.
          Хорошие у тебя вены, парень, – осмотрев сгиб руки, лежавшей поверх одеяла, мысленно похвалил он Ивана.
          Игла четко вошла в сосуд. Вот так: миг неведомого великого улета и тем более ужасная и мучительная (хоть и короткая) агония.
          С последним приветом, брат, – выжимая содержимое шприца, улыбнулся Братан. – Растяни подольше в своем времени кайф, тогда и второй акт будет хорош. Ты все почувствуешь даже во сне. И подыхать в том – своем – времени будешь долго и страшно.
          Не успел он вынуть иглу, как лицо Ивана тронула слабая, блаженная улыбка. Но когда Братан положил шприц на стол, лицо Ивана уже изменилось – оно вдруг резко напряглось, черты исказились, руки мелко задергались.
          За все надо платить, козел, – с силой придержал его Братан.
          На губах Ивана выступила пена, под веками дрожали глазные яблоки. Через минуту Иван затих, глаза его жутко раскрылись.
          Прощай, тезка!
          Достав из-под стола сумку Ивана, Братан поставил ее на мертвое тело, вжикнул молнией. Усмехнувшись, вынул из лежавшей сверху куртки Ивана пистолет, бросил его вместе с курткой в ноги усопшему. При виде того, что лежало под курткой, взгляд Братана довольно вспыхнул. Аккуратно положив в карман головную повязку с красным узором – подарок бабы Ядвиги, Братан вынул из коробочки флюгер, вложил обратно, поставил коробочку на стол. Осмотрел необычный ключ с пластиковыми "телефонами" – вот чем они открыли сейф хозяина. На дне сумки лежал меч. Все верно, вещей должно быть три, их и есть три: меч, ключ с пластиковыми "телефонами" и указующая стрелка. Есть даже четвертая вещь – повязка. Хотя повязка, возможно, служила просто для опознания Ивана вяземской бабкой.
          Оставив пока меч в сумке, а сумку – на бывшем Иване, Братан откинул одеяло с Алены. На мгновенье взгляд его снова вспыхнул. Нагнувшись, он поднял с пола серые туфли Алены и надел их на ноги спящей. Затем, раскрыв большую сумку, которую принес с собой, Братан аккуратно опустил в нее девушку, умело сложил ее в позу младенца. Придерживая девушку, частично застегнул молнию, через оставленное отверстие аккуратно уложил в сумку меч. Завернутый в мягкую материю Вертен мост и коробочку с флюгером спрятал в широкий внутренний карман своей куртки. Как обращаться с этими двумя вещами он пока не знает, но суть их ему ясна. Значит, узнает и остальное.
          Братан глянул на часы. Все шло по графику. Повинуясь внезапному импульсу, он вложил в руку Ивану шприц.
          Всё, пора. Подняв тяжелую сумку на диван, еще хранивший тепло девушки, Братан выключил в купе свет, открыл дверь, выглянул в коридор. Коридор был пуст. Аккуратно взяв на плечо сумку, Братан задвинул за собой дверь, запер ее, пошел по коридору. За окнами уже мелькали огни ночного, спящего города. Отойдя от пятого купе, Братан снял маску, сунул ее в боковой карман. Пройдя в тамбур, осторожно опустил ношу на пол.
          Через несколько минут поезд въехал на станцию. Братан заранее открыл дверь вагона со стороны, противоположной платформе. Едва поезд остановился, он мягко спрыгнул на гравий. Огляделся. Вокруг – ни души. Сняв на плечо сумку, Братан быстро пошел в сторону от вокзала.

ПРОПАВШИЙ ОБЕРЕГ

          Сначала она услышала знакомую тишину. Ведь полной тишины практически не бывает, всегда есть какие-то звуки. На этот фон обычно не обращаешь внимания, но именно он создает привычный звуковой комфорт твоего дома, твоей комнаты. Поэтому, открыв глаза, Алена не удивилась, увидев знакомые шторы на окне, знакомые стены, привычные предметы, и вдруг поняла, насколько эта комната для нее своя, родная. Любимая кровать, любимое одеяло, и подушка, и свежая простыня. И на ней ее ночнушка!
          Какой хороший сон, – подумала она, улыбнувшись, и вдруг, выпростав из-под одеяла левую руку, посмотрела на локтевой сгиб изнутри. Четыре следа от уколов. Стремительно глянув на другую руку, она обнаружила еще один след – совсем свежий.
          – Аленушка! – раздался голос мамы. Оттуда, откуда и должен был раздаться – сзади, от двери.
          Это не сон, она дома. Алена заплакала.
          Они сидели на кровати, обнявшись, и Алена плакала – сильно всхлипывая, не в состоянии остановиться, – а мать, сдерживая слезы, обнимала ее и гладила родные шелковые волосы своего ребенка.
          Выплакавшись (на удивление быстро), Алена почувствовала, как ей хорошо, и хочется поскорей привести себя в порядок. Подняв голову, она не столько вытерла, сколько размазала рукой по щекам слезы, посмотрела на мать, на комнату и рассмеялась.
          – Как ты, доченька? – волнуясь, спросила мать.
          – Отлично, мамочка, – приврала Алена.
          Под душ, скорее под душ! Она порывисто спустила ноги с кровати. В тот же момент в дверь постучали. Алена вздрогнула, но человек, заглянувший в комнату, был ее отец.
          – Папочка! – бросилась Алена ему на шею.
          Но уже в следующее мгновение Алена выскользнула и из отцовских объятий, и из комнаты, возбужденно крикнув на бегу родителям:
          – Пойду себя в порядок приведу!
          Родители встревоженно переглянулись, вышли в коридор, но дверь ванной комнаты уже захлопнулась за их дочерью.
          За дверью комнаты Алену встретил родной коридор и тут же – дверь налево, в ее ванную комнату. Юркнув в ванную, Алена заперла дверь и на секунду прислонилась к ней спиной, часто дыша и с каждым вздохом убеждаясь, что и здесь всё свое, знакомое, родное.
          Дверь осторожно попробовали. Оттолкнувшись от двери, Алена решительно зашелестела по кафелю босыми ступнями – к душевой кабине. Потянуло к зеркалу, но вместо того, чтобы посмотреться в зеркало, Алена стала снимать ночную рубашку и так – с рубашкой на голове – миновала зеркало и оказалась сразу у кабины душа.
          Раздался легкий стук в дверь и вслед мамин голос:
          – Алена, ты в порядке?
          – Да, мама, не волнуйтесь! – закричала Алена бодрым голосом. – Я только душ приму!
          Алена попыталась вспомнить, как она оказалась дома. Ей сразу стало плохо. Они вошли, по их лицам она поняла, что сейчас ей сделают укол. Она стала сопротивляться (идиотски бессмысленно), ей зажали руку, укол, почти сразу все поплыло. Дальше – провал.
          Глаза девушки напряженно застыли, руки сжимали пластиковые ребра стенки и выдвижной двери душевой кабины.
          Нет, она видела сон...
          Встряхнувшись, Алена поскорее зашла в кабину душа, пустила сильным напором горячую воду. Это ее вода, из ее душа. Капли стекают по стенкам кабины так привычно! Сердце девушки вновь радостно забилось, губы тронула непроизвольная улыбка.
          Нет, она не могла вспомнить то, что было во сне. Она проснулась дома. Но до сна было то, и то не хотело отпускать ее. Ей не в первый раз сделали укол. Они делали ей уколы, и каждый раз она просыпалась там – в той жуткой комнате без окон, в подвале того дома. И снова приходил тот человек. Их было двое: седой страшный старик и тот – обритый, от которого хотелось бежать – всё равно куда...
          Алена принялась с силой тереть раскрасневшееся от горячей воды тело своей губкой...
          Она не знала, где она, не знала, как она туда попала, не знала, кто они такие, но самое жуткое было другое: она не понимала, что ему от нее надо?!.
          Спохватившись, Алена обильно намылила губку. Вот так! Знакомый запах. Грудь, руки, живот покрылись привычной белой пеной. Алена провела губкой по лицу, сунула голову под душ, фыркая, рассмеялась.
          Конечно ее освободили. Она в это верила. Она у себя. Вот стекают капли: так, как они стекают только тут – в ее душе. Все кончилось. Она вдруг вспомнила, что уже видела родителей в этом своем последнем сне! Или это было наяву? Да, это было наяву, только очень неясно – как в полусне. И еще был какой-то мужчина в белом халате. Да-да, он что-то говорил родителям успокаивающим голосом, и ей стало хорошо. Она думала – это продолжается сон...
          Это был врач! Она это помнит нормальной памятью. Мысль, что она помнит, как попала домой, придала ей вдруг уверенности. Алена вспомнила, как над ней склонился отец. Папа, я так тебя люблю!
          Но вместе с этими неясными воспоминаниями в ее голову тут же полезли другие – гораздо более четкие, подробные...
          Волосы! Алена резким движением вылила в ладонь гораздо больше, чем нужно, шампуня. Своего шампуня. Вместо того, чтобы перенести протекающий сквозь пальцы шампунь на волосы, поднесла ладонь с густой прозрачной жидкостью к лицу. Знакомый запах родного дома...
          Только трижды тщательно вымывшись с мылом, она успокоилась. Выключив душ, вытерлась чистым, привычным полотенцем, надела любимый светло-зеленый халат, тщательно почистила зубы и лишь потом стала сушить волосы.
          Чем с большим количеством своего она соприкасалась, тем спокойнее и даже радостнее становилось у нее на душе. Вот так! Отныне все вокруг будет только ее и будет происходить только в этом доме. Войдя в ванную, Алена предусмотрительно не глянула на себя в зеркало. Здесь ничего нет от того – даже ее отражения.
          В ней снова всколыхнулось что-то смутное: тяжелое ощущение неизвестного жуткого будущего, которое ей готовят. Вытесненный в подсознание девушки вопрос: что они с ней делали, когда она засыпала там? – не отпускал, искал выход. Она едва не разрыдалась.
          Не всё сразу, – глубоко вздохнув, решила Алена. Вдруг вспомнила об учебе. Она пропустила не меньше недели. Ох, она чересчур долго находится в ванной, бедные родители!
          Мать ждала ее в коридоре.
          – Мамочка, – обняла ее Алена, целуя в щеку. – Ты заберешь мою ночнушку? Как отец?
          – Ничего. Теперь все хорошо, – заставила себя улыбнуться мать. – Надень тапочки.
          – Представляешь, даже не знаю, какой сегодня день.
          – Вторник, – мать назвала число и даже месяц.
          – А времени сколько?
          – Шесть часов... вечера, – улыбнувшись, добавила мать.
          Алена была похожа на свою мать. Варваре Андреевне (а вернее – просто Варе, потому что мать Алены конечно же еще совсем не считала себя Варварой Андреевной) было сорок два года, но благодаря любви и согласию в семье вкупе с достатком она выглядела гораздо моложе своих лет и по-прежнему вполне могла свести с ума какого-нибудь красавца мужчину. Впрочем, ее муж стоил их всех вместе взятых. У нее были такие же роскошные светло-русые волосы и такие же светло-карие глаза, как у ее дочери (вернее, наоборот).
          – Ого! – поразилась Алена тому, что, оказывается, уже вечер. – Слушай, мама, а давай праздничный ужин устроим!
          – Конечно устроим, – устало улыбнулась мать.
          Постель Алены была поправлена, но не убрана, шторы на окне отдернуты. За окном привычно зеленел весенний лес под чистым вечерним небом. Подойдя к окну, Алена увидела озеро.
          – Ну я пойду праздничный стол накрывать, хорошо? – осторожно сказала мать и, помолчав, добавила: – К нам Прасковья Федоровна пришла.
          – Да, мама, – разом выйдя из задумчивости, бодро отозвалась Алена. – Ты иди, а я тут оденусь пока. Ты тетю Пашу не отпускай, я скоро приду.
          Едва мать вышла, Алена сбросила халат и стала одеваться, вынимая пачками вещи из шкафа и вертясь перед зеркалом. Она словно хотела убедиться, что все ее вещи тут – дома – в наличии. Но Алена, конечно, думала не так – ей просто хотелось выглядеть как можно наряднее.
          Вот так, – решила она, перебрав чуть ли не половину своего гардероба, и вдруг, изменившись в лице, схватилась за шею.
          Но на этот раз она не проснулась: рука не нашла на шее цепочки, а на груди – тускло-желтого кружка. Как она могла о нем забыть?! Наверное, потому что он тоже был там. Но он же совсем другое! Он помогал ей. Может быть, он ее и спас!
          Алена бросилась искать в своем столике, на столе, в шкафу, взрыла белье на кровати, упав на четвереньки, осмотрела пол под кроватью и наконец выскочила из комнаты и помчалась вниз по лестнице. Дверь гостиной на первом этаже была открыта, оттуда слышался голос отца и еще какой-то незнакомый мужской голос. Может, врач? Секунду помедлив, Алена решила, что отец подождет, и побежала на кухню.
          Мать хлопотала у кухонного стола рядом с полной добродушной соседкой пенсионеркой, очень любившей Аленку и тайно баловавшей ее в детстве.
          – Тетя Пашечка, – кинулась Алена к ней на шею.
          Прасковья Федоровна умудрилась сохранить самообладание и обнять девушку, не коснувшись руками ее нарядной одежды. Быстро отдав дань тете Паше, Алена обернулась к матери.
          – Мама, а где мой оберег?
          – Его не было, – осторожно покачала головой мать. Варя постаралась сказать это, как можно спокойнее, она заметила, как возбуждена ее дочь.
          – Может, он в той одежде остался?.. В которой я была, – ради оберега Алена готова была вспомнить и об оскверненных вещах. – Где она?
          – В грязном белье, я сейчас... Алена! – воскликнула мать, но дочь уже умчалась вниз – в цоколь.
          Вот они: джемпер, джинсы. Карманы пусты. Ах, мама! Лучше бы ты бросила их там, где сняла с меня!
          Алена перерыла все белье, уже понимая всю тщетность своих поисков, и расплакалась. Хотелось требовать, чтобы ей показали, где ее проносили, подали машину, поезд, самолет, на которых ее привезли. Подошла мать, молча обняла ее.
          – Ничего, доченька, может быть, еще найдется, – сказала она, гладя Алену по голове.
          – Да, мама, ничего, – повторила за ней Алена, вытирая слезы. – Наверное, эти козлы сняли. Ну вот, придется теперь по новой красоту наводить.
          – Надо у Ивана спросить, – сказала Варя.
          – Какого Ивана? – насторожилась Алена.
          – Иван – частный детектив. Это он тебя спас, – пояснила мать. – Мы его пригласили погостить у нас. Он сейчас с отцом, в гостиной.
          Так вот чей голос она слышала! Алене сразу стало любопытно: какой он, этот частный детектив? И вместе с тем ей не очень-то хотелось идти знакомиться с ним прямо сейчас. За ужином познакомимся, – решила Алена.
          – Ты, мама, его пока не спрашивай, – сказала она. – Я лучше сама его спрошу. А он... какой из себя?
          – Ну, какой, – улыбнулась мать. – Молодой, симпатичный. Что тебе говорить, пойди да посмотри. Ты его обязательно должна поблагодарить. Если бы не он...
          Только что Варя улыбалась, а теперь не сдержалась – всхлипнула.
          – Они же ни выкуп не требовали, ничего... Полная неизвестность.
          – Мамочка, мамочка, ну что ты? – теперь уже Алена нежно обняла мать. – Все уже кончилось. Я дома. Меня там никто не трогал, честное слово. У меня там отдельные комнаты были, и кормили хорошо, и телевизор был, и видик, и книжки... Всего и неудобств, что в подвале жила.
          – Что ты мне зубы заговариваешь? – в сердцах высвободилась из ее объятий Варя. – Тебя послушать – так на курорте побывала!
          Хорош курорт, – с отвращением подумала Алена. На мгновенье перед ней мелькнули: омерзительно обволакивающий, жуткий обритый мужчина и его страшный седой слуга.
          – Мам, пойдем. Мне подкраситься надо, – Алена повлекла мать к лестнице.

          Надо ли говорить, что до того, как Алена проснувшись, обнаружила, что она спасена и снова находится в своем родном доме, Иван-Братан успел многое рассказать ее родителям. Он объяснил им, что их дочь похитила очень опасная секта – "Светлое братство". Похитили ее потому, что светлые братья выбрали Алену в качестве "годовой невесты" для своего владыки – матерого негодяя, называющего себя Немал-Человек.
          Ежегодно, в последнюю субботу весны, глава секты – Немал-Человек – женится на новой девушке, которая на один год становится его женой. В течение этого года все члены секты оказывают ей соответствующее уважение (впрочем, весьма специфическое), после чего девушка бесследно исчезает, очищая место для следующей жертвы. А она именно жертва, поскольку за показное уважение, которое ей оказывают рядовые члены секты, девушка должна расплачиваться участием в гнусных церемониях секты, о которых он – Иван – лучше умолчит.
          Но до того, как в последнюю субботу весны Немал-Человек вступит с годовой невестой в брак, с похищенной девушкой обращаются подчеркнуто хорошо. Это связано не столько с ее особой ролью, сколько с тем, что сектанты боятся тайных сил, которые якобы присущи тому месту, с которого берут годовую невесту. И до самого момента, когда произойдет свадебный обряд, и девушка станет принадлежать Немал-Человеку, члены Светлого братства стараются обмануть эти тайные силы – показать духам-хранителям девушки, что она пользуется почетом и уважением. Поэтому годовой невесте стараются ни в чем не отказывать, хотя и содержат ее взаперти. А взаперти – в помещении без окон – девушку содержат потому, что ее нельзя показывать солнцу. И еще потому, что до обряда бракосочетания Немал-Человека всем светлым братьям (за исключением самого Немал-Человека и особого "смотрящего") запрещено видеть годовую невесту под страхом смерти. Цель этих двух запретов такова: члены Светлого братства должны символически похоронить годовую невесту, убедить ее духов-хранителей, что девушка с должным почетом и уважением перешла в иной мир. Тогда духи-хранители забудут ее, успокоятся и не будут впоследствии мстить светлым братьям.
          Поэтому можно смело сказать, что Алене, в общем-то, повезло. На первых порах ее участь оказалась гораздо лучше, чем участь большинства других девушек, попадающих в сети Светлого братства. Она жила в отдельном помещении, и обращались с ней наверняка хорошо. Ивану, правда, непонятно, с какой целью Немал-Человек делал ей уколы, но он надеется, что каждый раз это было простое снотворное или успокоительное.
          В том, что Алена оказалась годовой невестой, есть и еще один плюс. Как он – Иван – уже упомянул, в Светлом братстве считается, что девушка может стать годовой невестой только, если она проживает на особом магическом месте. Никто из светлых братьев не может осквернить такое место своим присутствием. Нарушителя запрета ждет страшная кара: верная мучительная смерть, после которой черные демоны будут вечно терзать его астральное тело, а его бессмертный дух, разрываемый двуначалием, никогда не найдет блаженной страны единения со всем сущим. Поэтому-то Алену похитили не здесь – в районе их дома, – а в городе. И теперь у Алены есть вполне реальная защита от членов секты – неприкосновенное место вокруг ее родного жилища. Последнее очень существенно. Потому что Светлое братство – очень темная организация, с которой органы правопорядка предпочитают не связываться. И с этой стороны, к сожалению, никакой помощи родителям Алены ждать не следует. Но пока Алена находится в пределах одного-двух километров от своего дома, она находится в полной безопасности. Светлые братья ни сами, ни через посторонних наемников не решатся вторгнуться во владения тайных духов-хранителей магического места. Тем более, что эти духи-хранители уже явили им свою волю, забрав девушку обратно. Одним словом, родителям Алены остается только порадоваться такой вере сектантов в некие магические силы и воспользоваться этим.
          Какой смысл скрывать, что, выкрав Алену у Светлого братства, Иван нажил себе в лице Немал-Человека опасного врага? Он не хотел бы показаться родителям Алены навязчивым, но все-таки он вынужден просить их об одном одолжении: разрешить ему отсидеться пока в их доме. Впрочем, он надеется, что прогостит у них недолго, – опасность скоро минует. До последней субботы весны светлые братья должны будут найти для своего владыки – Немал-Человека – другую годовую невесту. И можно надеяться, что после того, как обряд бракосочетания Немал-Человека совершится, сектанты просто забудут об Алене. Да и к нему – Ивану – их интерес поугаснет.
          Надо ли говорить, что просьба Ивана – спасителя их дочери – не встретила у родителей Алены ни малейших возражений. Варя тут же сказала, что они и сами хотели предложить Ивану остаться погостить у них.
          На вопрос, как же ему удалось найти и освободить Алену, Иван ответил, что, прежде чем уйти работать в частный сыск, он работал в особом отделе ФСБ, занимающемся религиозными сектами, и как раз по Светлому братству. У него в секте был свой информатор. По понятным соображениям он не хотел бы вдаваться в детали освобождения их дочери, тем более что работал он не один. А занялся он этим делом, потому что у него есть свой счет к светлым братьям. Хотя, что скрывать, к решительным действиям его подтолкнула и информация о вознаграждении, обещанном за похищенную девушку. (Тут надо сказать, что Владимир Сергеевич – так звали отца Алены – увеличил сумму вознаграждения до тридцати тысяч. Братан об этом узнал уже будучи в Курске – когда готовился перехватить направлявшийся к Москве "Запорожец"). Но по ходу дела, – сказал Иван, – он вернул Немал-Человеку один свой старый долг, так что теперь он вознагражден более чем достаточно.
          В общем, от какой-либо платы за освобождение Алены Иван категорически отказался. Пусть Владимир Сергеевич и Варвара Андреевна рассматривают его в этом деле не как частного детектива, а как обычного порядочного человека, – сказал он. – У него была возможность помочь девушке, попавшей в руки бандитов, и он ей помог. Разве можно брать за это деньги?
           У родителей Алены и мысли не возникло сомневаться в этих словах Ивана.
          Алена постепенно приходила в себя, а родителями между тем были предприняты определенные меры предосторожности на случай возможного дальнейшего преследования их дочери. Алене категорически запретили выходить из дома одной. О поездках в университет и речи не было, отец оформил ей академический отпуск. Единственное, что ей разрешили – это гулять в лесу рядом с домом. Да и то только потому, что Иван еще раз уверил Владимира и Варю, что это совершенно безопасно, и предложил сопровождать Алену на этих прогулках.
          Варю предложение Ивана обрадовало. Вот и хорошо, что за ее дочерью будет пока присматривать такой телохранитель. Да Алена и сама была не прочь побыть под охраной после всего, что с нею приключилось.
          Владимир, правда, постарался тайком от жены навести справки о Светлом братстве через своих знакомых в правоохранительных органах. Однако, узнать ему удалось немногое. В целом полученные сведения совпали с рассказом Ивана. Светлое братство действительно оказалось некой закрытой и очень темной организацией типа секты, от которой правоохранительные органы предпочитали держаться подальше. Возглавлял Светлое братство некий Немал-Человек – также личность темная, мрачная и, можно сказать, легендарная в определенных кругах. Внешне Светлое братство занималось тем, что вербовало в свои ряды молодежь, обещая неискушенным подросткам усовершенствовать их духовные и физические силы, познакомить их с единомышленниками, которые поймут их проблемы. На самом же деле, как водится, под этой благочестивой вывеской Светлое братство отхватило себе изрядный кусок самого грязного преступного бизнеса на просторах чуть ли не всего СНГ. Одним словом, это была настоящая теневая империя, связываться с которой для компетентных органов было хлопотно и чревато последствиями. Они и не связывались. Одному из знакомых Владимира намекнули, что возможно Светлое братство сами же российские спецслужбы и создали. Впрочем, последнее откровенно попахивало жареными телевизионными разоблачениями и дешевыми криминальными романами, и Владимир в это не поверил.
          О внутренних делах Светлого братства – в частности об обычае годовой невесты – достоверно известно ничего не было, но насчет подобного варварского обряда Владимиру сказали, что такое вполне возможно. Ему также сообщили, что недавно прошла информация о каких-то разборках в верхушке тайной империи Немал-Человека и даже слух о его – Немал-Человека – смерти. Но такие слухи уже не раз бывали и прежде, а Немал-Человек по-прежнему живет и здравствует, и даже как будто молодеет с годами. Одним словом, темные это дела. Наши отечественные "Секретные материалы", – как выразился один из компетентных информаторов.
          Узнавал Владимир косвенно и об Иване, но узнать также удалось немногое. Иван сразу попросил его и Варю не афишировать его участие в этом деле, и Владимир, конечно, ни словом не обмолвился своим друзьям о личности детектива. Так что узнать ему в итоге удалось лишь одно: частное сыскное агентство, значившееся на удостоверении Ивана, действительно существует и официально зарегистрировано в Москве.
          Владимир всегда считал, что людям надо верить. Тем более человеку, который спас твою дочь. Собранные им сведения ни в чем не противоречили словам Ивана, и он окончательно успокоился на его счет.

          Прошло несколько дней. Неприятные события с каждым днем сдавали свои позиции в памяти Алены – как зимний лед под напором весны.
          Иван оказался высоким симпатичным брюнетом. С Аленой он держался сдержанно и, можно сказать, предупредительно. От него веяло мужеством и может быть поэтому Алена терялась рядом с ним. Ее влекло к Ивану, но в то же время порой ее охватывала странная необъяснимая тревога в его присутствии, и ей чудилось в Иване что-то жуткое.
          Последнее обстоятельство Алена объяснила себе тем, что в ее впечатлениях Иван невольно оказался связанным с теми недавними ужасными событиями, которые она хочет поскорее забыть. Нет, она конечно понимает, что Иван имеет к тем событиям совсем другое – хорошее – отношение. Ведь это он ее спас. Но все равно, как только она его видит, она невольно вспоминает те кошмарные дни. Вот ей и хочется, чтобы Ивана не было, – как тех джинсов, джемпера и туфель, в которые она тогда была одета, и которые мать куда-то спрятала с глаз долой.
          Но это просто глупо! – корила себя Алена. – Так относиться к человеку, который тебя спас, рискуя, может быть, своей жизнью. (Между прочим, к ни в чем не повинным джемперу, джинсам и серым туфлям так относиться тоже глупо. Надо будет их найти и надеть, – решила она).
          Правда, свое намерение в отношении джемпера, джинсов и серых туфель Алена в те дни так и не осуществила: как-то всё забывалось об этом, а когда вдруг вспоминалось – то некстати и как-то само собой откладывалось на потом.
          На вопрос Алены, не видел ли Иван у нее на шее золотой амулет (ему она сказала амулет, а не оберег), Иван, подумав, с сожалением улыбнулся и покачал головой. Алене показалось, что, прежде чем ответить, он на миг как-то странно напрягся, но может быть, Иван просто пытался припомнить столь несущественную для него подробность? Ведь когда он вызволял Алену от бандитов, ему уж точно было не до такой мелочи.
          Выезжать в город Алене категорически запретили, звонить университетским подругам – тоже. Родители вообще старались держать ее возвращение в тайне. Но благодаря Ивану, который согласился ее сопровождать, Алене разрешили гулять неподалеку от дома.
          Была весна, и Алена была рада такой возможности. Как и тому, что ее сопровождает на прогулках Иван. С ним она чувствовала себя защищенной. Родители конечно перестраховываются, – рассуждала девушка. – Они небось больше, чем она сама, переволновались. Но все равно, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: опасность для нее еще далеко не миновала, и бандиты, которые ее похитили, вполне возможно, продолжают ею интересоваться.
          Как-то, собравшись с духом, Алена спросила у матери, что за бандиты ее похитили и зачем? Но мать наплела ей явную чушь про каких-то сектантов из какого-то Светлого братства. Алену конечно раздосадовало, что ей не хотят сказать правду, но настаивать она не стала. Разговор на эту тему был Алене неприятен, и ей захотелось побыстрее его замять, хотя она сама же его и затеяла.
          Через несколько дней, правда, Алена сделала еще одну попытку выяснить поточнее, что с нею произошло: невзначай спросила об этом у Ивана.
          Иван отшутился: да так, мол, бандиты одни хотели выдать ее за богатую наследницу, чтобы прикарманить чужое состояние. Уж очень Алена на эту богатую наследницу похожа.
          Между прочим, эта версия показалась Алене куда более правдоподобной, чем мамина, хотя наверняка – тоже вранье. Ну и ладно! Ее теперь гораздо больше занимали совсем другие вопросы. Нетрудно догадаться, какие именно. Ведь она теперь каждый день виделась с мужественным, сдержанным, симпатичным Иваном и часто оставался с ним наедине.
          Как-то, когда они гуляли по весеннему лесу, Иван вдруг взял ее за руку, остановил. Взглянув на него, Алена невольно опустила глаза. Она почувствовала его волнующее дыхание на своем лице, его сильные руки обняли ее, она замерла, ощущая, как бьется в висках пульс. Она ждала его губы и была готова ответить на его поцелуй, но когда его губы коснулись ее губ, ей вдруг стало неприятно. Словно ее вдруг обманули.
          Алена отстранилась. Иван, смутившись, извинился, и вдруг Алена поняла, что она ему глубоко не безразлична. Ей стало хорошо и вместе с тем стыдно. Они снова пошли среди деревьев, но возникшая между ними натянутость не проходила. Не сговариваясь, они повернули к дому.
          Когда они вернулись, Иван под каким-то предлогом сразу ушел в свою комнату. Поднялась к себе и Алена.
          Что же случилось? – уединившись в своей комнате, думала она о своей постыдной реакции на его поцелуй. Нет, – пришла она к выводу. – Иван тут совсем не при чем. Дело – в самом поцелуе. Она как будто заранее ждала чего-то от этого поцелуя, чего-то совсем другого, вот и получилось, что когда Иван ее поцеловал, ей невольно стало неприятно.
          Я просто никогда не была наедине с настоящим мужчиной и навоображала себе бог знает чего, – решила Алена. – Вот черт, что теперь Иван про меня думает? А как он смутился... – с удовольствием вспомнила она. Но тут же и рассердилась на себя: еще бы, от такого смутишься! Вдруг он подумал, что у него изо рта плохо пахнет? Алена невольно прыснула, вспомнив сразу несколько рекламных роликов на эту тему.
          Протянув руку, Алена взяла своего любимца – плюшевого мишку.
          Решит теперь, что я дикая малолетняя дура... – мысленно обратилась она к мягкому коричневому наперснику, представляя себе мужественного и, кажется, влюбленного в нее по уши Ивана.
          А ты реши, что он великовозрастный увалень, – посоветовал компетентный мишка.
          Это все из-за оберега, – подумала Алена. – Навыдумывала себе черт знает чего.

          Алена тогда была еще совсем маленькой. Они еще жили в прежнем – одноэтажном – доме, и до села надо было идти. По соседству с ними – в одном из крайних домов села – жила одинокая старушка – баба Пелагея.
          Аленка ее любила. Баба Пелагея была добрая, и у нее были гусята. Аленка довольно часто к ней забегала и, можно сказать, помогала. Особенно гусят пасти.
          Однажды баба Пелагея позвала девочку в дом и, усадив на стул, вышла в другую комнату. А когда вернулась, то надела Алене на шею тускло-желтую цепочку, на которой висел такой же желтый кружок, похожий на монету. Алена сразу подумала, что это из настоящего золота. На золотой монетке одна сторона была пустая, а на другой была линия, шедшая кругами от центра до краев (как она вскоре узнала – по спирали).
          – Вот тебе, внученька, старинный оберег, – сказала баба Пелагея. – Он теперь тебя охранять будет.
          – Баба Пелагея, а он из настоящего золота? – внимательно разглядывая старинную вещь, спросила Алена.
          – Да, – погладила ее по голове баба Пелагея. – Оно потускнело от старости, но это ничего.
          – А это солнышко нарисовано? – продолжала расспрашивать Алена.
          – Можно и так сказать.
          – А как оно меня охранять будет?
          – Не оно, а он, – поправила ее баба Пелагея. – Я тебе расскажу. Но только это большая тайна. Ты никому не расскажешь?
          – Никому не расскажу, – охотно пообещала Аленка.
          – Смотри же, пообещай, – сурово посмотрела на нее старушка.
          – Обещаю, – очень серьезно сказала Алена, чувствуя важность происходящего.
          Баба Пелагея подвинула себе деревянную скамеечку и уселась напротив Алены, после чего взяла у нее из пальцев золотой кружок и положила его себе на ладонь – изображением вверх.
          – Оберег – это знак того, кто всему на земле дает свет и тепло, – сказала она. – Он тебя научит, как отделить добро от зла, дурной глаз отведет, убережет от болезней, поможет с дороги не сбиться, зимой не замерзнуть. Он тебе на твоего суженого укажет.
          – А суженый – это с кем мне пожениться? – спросила Алена, когда баба Пелагея замолчала.
          – Да, милая, – улыбнулась старушка. – И будете вы с ним жить долго и счастливо, и будут у вас детки.
          – А как он на него укажет? – продолжала допытываться практичная Аленка.
          – Всему свое время. Вот подрастешь, тогда и узнаешь, – лукаво сказала баба Пелагея.
          – А как ты его назвала, баба Пелагея?
          – Оберег, милая.
          На Алену и вещь, и рассказ бабы Пелагеи произвели большое впечатление. Она полностью поверила в то, что ее оберег имеет волшебную связь с самым важным в жизни. Потому и запомнила все так хорошо, несмотря на малые свои годы.
          – Смотри же, храни его, – напутствовала ее старушка. – И никому не говори того, что я тебе про него рассказала. Если мать спросит, скажи: это мне баба Пелагея оберег дала. Чтобы он меня охранял. А больше ничего не говори, а то он на тебя рассердится.
          – Хорошо, баба Пелагея, – пообещала Аленка.
          – Ну, беги.
          Алена побежала, придерживая волшебный кружок, потом спохватилась, повернула обратно.
          – Спасибо, баба Пелагея!
          – Носи на здоровье, внученька.
          Мать, конечно, заметила подарок бабы Пелагеи. На вопрос матери, откуда у нее эта вещь, Алена ответила, как научила ее баба Пелагея:
          – Это мне баба Пелагея оберег дала. Он меня теперь охранять будет.
          Варя удивилась, что соседка подарила ее ребенку старинную и, судя по всему, золотую вещь. Но, посмотрев на Алену, увидела, как серьезно отнеслась ее дочь к подарку. Улыбнувшись – цепочка была для девочки слишком длинна, и оберег висел у нее почти на животе, – Варя погладила шелковые волосы дочери:
          – Раз баба Пелагея так сказала, доченька, значит так все и будет.
          Мать стала сама следить за Аленкиным подарком. Пусть себе верит пока в свой оберег.
          Алена выросла, поступила в университет, но оберег продолжала носить, совершенно к нему привыкнув. И даже, пожалуй, всерьез верила, что он ей помогает. (Особенно на экзаменах). Она хорошо, по-особому помнила слова (в том числе и о суженом), сказанные бабой Пелагеей. (Последняя давно умерла, в доме ее жили другие люди). Сыграл свою роль в такой привязанности Алены к оберегу и безусловно старинный характер необычной вещи.
          Вот почему пропажа оберега так подействовала на Алену. И невольно сказалась на ее отношениях с Иваном.

          Как вы уже должно быть поняли, и Алена, и ее родители пребывали в полном неведении о своем дорогом госте. Равно как и о той новой, коварной угрозе, которая вошла в их дом вместе с ним. Об угрозе, которая нависла теперь уже не над одной Аленой, но над всей их семьей.
          А что же сам Братан? Надо отдать ему должное. Оказавшись в доме, стоявшем на заветном месте, он быстро понял, что имел об отце девчонки ложное представление. Что тот и не подозревает о той силе и тех возможностях, которые ему достались. Что никого он за своей дочерью не посылал, а Иван был просто одним из претендентов на девчонку – таким же, как Немал-Человек, – и действовал сам по себе.
          Это намного упрощало его – Братана – задачу. От такой удачи ему даже стало казаться, что он уже давно – еще тогда, когда выслеживал Ивана под Курском, – понял весь этот расклад.
          Что и говорить, он отлично разыграл свою партию. Оставаясь в тени, он провел слабейшего из своих соперников сквозь защиту сильнейшего, обеспечил слабаку Ивану преимущество в схватке с могучим Немал-Человеком. В результате слабейший из его соперников уничтожил сильнейшего, после чего беспечно расслабился, упоенный своей победой. И тут же в свою очередь получил смертельный удар: уже от него – Братана. Фактически Братан покончил с обоими своими соперниками одним ударом.
          Братану было лестно видеть себя избранником судьбы, которого ведет по жизни безошибочная интуиция. Что это именно так – он теперь не сомневался. Нелепый роман с гримершей, который он длил целых шесть лет ради одной ночи, неожиданная встреча с бомжом – Серегой Штырем – на автобусной остановке под Москвой и то, что бомжара привел его в чудом сохранившееся буйвище. Обитавший в буйвище убиенный кузнец, который не один век дожидался особого человека, чтобы открыть ему свою тайну, и открыл ее именно ему – Братану. Наконец то, что его проницательный хозяин – ведавший всё и вся Немал-Человек – ничего не узнал о тайном общении Братана с убиенным кузнецом, а потом – сам того не заметив – выдал Братану важнейшую информацию о девчонке и Бабаевском месте (той памятной ночью, когда веселились они в подвале подмосковного дома, празднуя удачное похищение Алены)... Всё это не могло быть простой цепью случайных событий.
          И теперь, когда ему оставалось сделать последний, решающий ход, Братан был полностью уверен в успехе. Всё было за него: возраст, внешность, статус спасителя любимой, единственной дочери в глазах неискушенных родителей, образ благородного рыцаря-избавителя в глазах самой девчонки. Возможность беспрепятственно находиться рядом с ней и оставаться с ней наедине. Необходимость сопровождать девчонку на прогулках в качестве телохранителя и защитника.
          Никто не может ему помешать. Оба его соперника мертвы, волшебный меч в его руках. Спутники убитого Ивана наверняка поняли: кто завладел волшебным мечом. А поняв это, наверняка поняли и другое: заветное Бабаевское место предназначено судьбой именно для него – Братана. Ни Шмат, ни тем более старик не решатся пойти против тех могучих сил, которые вершат людские судьбы. А силы эти ясно явили им свою волю: позволили Братану убить Ивана, отдали в его руки волшебные вещи и девчонку.
          Оставалось только одно – не спугнуть дичь.
          Вот почему Братан не торопился форсировать события, хотя он совсем не прочь был заняться с Аленой более веселыми делами, чем романтические прогулки по Бабаевскому лесу, бросание на нее украдкой сдержанных взглядов, полных скрытой любви, и созерцание ее смущенно краснеющих щечек. Девчонка была симпатичной, неплохо сложена и вызывала у Братана вполне определенное желание. Но Братан умел ждать. Ничего, у него еще будет время ею заняться, когда он женится на ней и с полным правом обоснуется на таящем великую силу заветном Бабаевском месте. А потом... У Братана были далеко идущие планы на это потом. И первым делом он восстановит Светлое братство.
          Братан предугадывал, как будут развиваться события в Светлом братстве после смерти Немал-Человека. Личная охрана, с помощью которой Немал-Человек держал в повиновении Светлое братство, состояла по сути из обычных бандитов, хотя и безусловно преданных лично хозяину. Среди этой элиты найдется человек, который рискнет прибрать организацию к рукам. Братан не знал точно, кто это будет, но он знал тех нескольких кандидатов в самозванцы, из которых произойдет отбор. И первым делом недальновидный узурпатор с его новыми приближенными уничтожат следы смерти Немал-Человека, чтобы действовать пока от его имени. На это у них ума хватит.
          Хватит у них ума и на то, чтобы ликвидировать тех, кто станет болтать или попытается покинуть Светлое братство.
          Страх и хитрость заставят их также утверждать, что жив и Братан. Они постепенно начнут представлять его светлым братьям в качестве наследника Немал-Человека, чтобы обезопасить себя на тот случай, если Братан вернется и окажется в силе.
          Но хотеть самозванец конечно будет только одного – полной личной власти. Вкусившего власть никогда не удовлетворит сомнительное второе место в иерархии – в благодарность за то, что он сохранил империю для законного наследника. (Кто ему, наглецу, даст это второе место, да и вообще какое-либо место в бренном мире живых! – усмехнулся Братан). Поэтому узурпатор изо всех сил будет стремиться укрепить свою власть, пока не вернулся исчезнувший Братан. И каждый день невозвращения Братана будет для самозванца как хороший допинг в его борьбе за сохранение тайной империи Немал-Человека и ее позиций в теневом мире.
          Братан отлично понимал, что в итоге новую верхушку Светлого братства и само Светлое братство ждет крах – без Немал-Человека его тайная империя обречена. Но он знал и другое. Какое-то время Светлое братство будет держаться на плаву благодаря самому имени Немал-Человека, благодаря мистической вере окружающих в его неуязвимость. За это время он – Братан – должен вобрать в себя великую силу Бабаевского места. Ту силу, к которой стремились Немал-Человек и его неудачливый соперник Иван.
          И тогда Братан вернется...

          Долго ли, коротко ли, прошли майские праздники. По-летнему потеплело, молодо зазеленел Бабаевский лес. К тому времени Варя заметила, что между Аленой и Иваном наметились определенные отношения. И нельзя сказать, чтобы это ее огорчило. Иван с самого начала показался Варе хорошим человеком, не говоря о том, что он спас их дочь. Как-то он рассказал ей с Володей о своем прошлом. О том, как ему пришлось рано стать самостоятельным (его родители погибли, когда ему было четырнадцать лет). Как он сам всего добился в жизни. Простой, бесхитростный рассказ Ивана произвел на родителей Алены благоприятное впечатление.
          Алена же постепенно влюблялась в Ивана. От всей этой истории с похищением и освобождением вовсю веяло той захватывающей романтикой, которая вот уже столько веков заставляет учащенно биться неискушенные юные сердца, жаждущие настоящей любви, верности, красоты и мужественной отваги. В происшедших событиях Алене отчетливо слышался зов желанной судьбы.
          Да и мало ли что наговорила ей когда-то необразованная баба Пелагея? Просто смешно так цепляться за гипертрофированные детские впечатления. И разве исчезновение оберега в обмен на появление Ивана нельзя расценить, как указание?
          Рядом с Иваном Алена чувствовала себя под надежной защитой. Без него же, даже просто выходя во двор, девушка сразу начинала ощущать смутную опасность, таящуюся во внешнем мире за забором. Ей до сих пор ни разу не разрешили съездить в город, даже вдвоем с отцом или с Иваном. И сам Иван никуда не отлучался, проводя все время в их доме.
          После того случая, когда ей стало неприятно от его поцелуя, Иван больше не делал попыток поцеловать ее. А когда она сама проявила инициативу, Иван ограничился поцелуями в щеки, в глаза, в шею. Алена просто поплыла, но едва он поцеловал ее в шею – в то место, которого обычно касалась цепочка ее оберега, – как Алену вдруг опять охватила непонятная тревога. Иван это почувствовал. Он тут же отстранился, а ей опять стало стыдно. Да что же это такое, в самом деле! – с досадой мысленно воскликнула Алена. – Давно пора забыть про тех подонков. И с оберегом давно все понятно. Да что она теперь, всю жизнь, что ли, будет за собой эту муть тащить?!
          Но надежная сильная рука уже увлекла ее дальше по тропинке.
          Прошло не так уж много времени, и Иван, волнуясь и неожиданно краснея, попросил у родителей Алены руки их дочери. Он сказал, что любит ее с того самого момента, как увидел. Заверил Владимира Сергеевича и Варвару Андреевну, что ему по силам содержать семью.
          Конечно, родителям Алены было трудно ответить ему отказом. Они были стольким ему обязаны. В то же время и необдуманное решение принимать не хотелось. В сущности, они ничего не знали об Иване, кроме того, что он сам о себе рассказал.
          Поблагодарив за оказанную честь, родители Алены сказали, что им надо обдумать столь серьезный шаг. Иван, конечно, и сам это понимал. Он молча, смущенно вышел из комнаты, а Владимир и Варя обменялись озабоченными взглядами.
          В итоге они решили положиться на свою дочь, на то, что подсказывает ей сердце. Призвали Алену, состоялся серьезный разговор. В конце его Алена некоторое время, смутившись, молчала. Потом, решительно посмотрев на родителей, сказала, что тоже любит Ивана и хочет, чтобы он стал ее мужем.
          Через две недели у Вари был день рождения. Порешили сначала отметить эту дату, а там – если взаимное чувство молодых не изменится – еще через неделю Алена и Иван обвенчаются в местной церкви.

• Читать дальше…